★★★

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ★★★ » Ignis Mori » leela kaur, rakshasi


leela kaur, rakshasi

Сообщений 1 страница 22 из 22

1

INFO


https://i.imgur.com/48Lni4n.png https://i.imgur.com/nhdMCc1.png https://i.imgur.com/EPtcWjL.png
anya chalotra

[Leela Kaur / Vishahari]
›› Лила Каур / Вишахари
›› III век н.э. - 1750 y.o.
›› ракшаси
›› крупье в казино 'lucky deal'; специалист по магическим ядам и зельям
›› чикаго / синиструм
›› список твинов
♫ аигел — духи огня
♫ earl dany-grey — твоя

DETAILS


[indent]Лила знает: страшнее голода может быть только ожидание. Бессмысленная веками тянущаяся невозможность приткнуть себя к этому миру. Скитания в небытие в поисках оболочки, что обречет ее вновь на голод - но голод значит жизнь. Он подобен всепожирающему огню. Огонь никогда не насытится. Она так пыталась его заглушить в своей душе, но вместо этого обратила душу свою в пламя. Вечно и вечно, Нитьятришна, бесконечная нить на веретене, имеющая лишь начало, неиссякаемый рог изобилия, вывернутый наизнанку, червоточина в сердцевине миров... Никогда не будет достаточно.
[indent]Говорят, ракшасы - зло, и лишь немногие знают, что они - хранители. Вот только без цели осатанеет и ягненок. Она же всегда была подобна кусающей ягненка за ногу змее.
[indent]Свою первую земную жизнь она помнит и не помнит. Она была слишком давно. Она была так не по-настоящему. Восемнадцатое столетие бередит она землю, ни к чему вспоминать, правда ли? Но часть ее забывать не хочет, а оставшейся ничего больше не остается.

[indent]Вишахари была любимой дочерью человеческой женщины, жрицы богини-матери, и возжелавшего ее ифрита. Люди боялись ее. Хотя Вишахари помогала многим из них, усвоив искусство своей матери в лечении травами и облегчении родов. Что-то в ней было не от мира сего, но мать-жрица молчала или говорила, что родила ее по велению богов и это дар деревне. Так и было.
[indent]Однажды на их селение напали. Вишахари была красива, и один из предводителей вражеского отряда возжелал ее себе. Не зная о ее силах, он выкрал девушку, когда же мать пыталась воспротивиться этому, его воины закололи жрицу и разрушили храм. Когда же напуганная и сраженная горем Вишахари пришла в себя, ее охватила ярость, и ярость эта утихла лишь тогда, когда от шатра ее похитителя остались уголья, а его последователи, кто выжил, бежали в страхе, проклиная ведьминскую дочку. Так она впервые поняла, что за демон живет в ней и владеет ее волей, но не одержима она была. Мать не рассказала ей о том, как согрешила с коварным духом, не предостерегла дочь, а теперь уже была мертва. Так, такой горькой ценой, Вишахари защитила жителей, но люди боялись ее.
[indent]И как винить их, ее двойственная природа и присущие ей силы пугали ее саму? Тогда она возжелала от них отречься, чтобы не навредить никому. Она удалилась от людей в страхе, что демоны завладеют ей и погубят селение, но и это не уберегло бы надолго от беды. Противоречивые желания сводили ее с ума. В отчаянии Вишахари уже готова была покончить с собой. Тогда она сумела выведать от одной старухи, что в ней живет джинн, и что есть способ, как избавиться от своей злой половины. Зелье, что губит даже духов и полубогов. Старуха - может быть, то была сама Смерть, - не соврала. Жестокий обряд и вправду лишил девушку сил ифрита. Но вместе с тем он убил и ее человеческое тело, а извращенный, изуродованный вечный дух ее был обречен скитаться вечно в безумной жажде по людской жизни.
[indent]То был грех против самой души, а страшно согрешившие люди, как известно, становятся ракшасами.

[indent]Лила Каур была безобидной дочерью пенджабца-сикха, пока в нее не вселился ракшас. Никто и не ожидал, что вчерашнее дитя с ангельским лицом способно заколоть отца его собственным кирпаном - ритуальным ножом, что никогда не должен использоваться для насилия - чтобы добыть его крови. Наверное, это было неправильно, вот так поступать с теми, кто проповедует мир и любовь. Но Вишахари было семнадцать с половиной веков. А может и намного больше, ведь она уже сбилась со счета собственных лет, проведенных бесплотным духом меж воплощениями. Сбилась со счета десятилетий, за которые ни вкусила ни крошки сочащейся плоти. Вишахари была так голодна! И, всего важнее, она еще не знала тогда цели... Обманом она скрыла истинные причины смерти отца, и мать и соседи поверили, что на их жилище напал грабитель, а в забившейся под кровать плачущей малышке Лиле никто и не посмел бы заподозрить проклятие. Тогда она жалела лишь об одном: остатки тела нужно было сжечь, согласно сикхскому похоронному обряду, дотла. Не оставив ни кусочка пищи. А позже жалеть об убитом уже было поздно. Он отдал свою жизнь, чтобы продолжила жить она, ведь именно так, кажется, поступают любящие родители. А эти сикхи и правда ее любили, не ведая беды своей. Видит бог, в прошлых своих воплощениях Вишахари поступала намного хуже. В прошлых воплощениях она не пожалела бы и вторую. Но, даже убитая горем, мать своей любовью сумела что-то заронить в сердце дочери, в душу ракшаси. Может быть, эта - наивная ли, мудрая ли - женщина и заподозрила что-то, только виду не подала, а вместо этого переехала из Пенджаба подальше, к своему двоюродному дяде в Бангладеш.
[indent]Дядя был тоже сикх, но более суровых нравов. В отличие от мягкой, почти блаженной матери, поблажек Лиле он не давал. Пусть диковатое поведение девочки и можно было списать на пережитый ужас и боль потери, о походах к детскому психиатру в те годы вряд ли могла зайти речь. Вместо этого ее учили молиться Единому Богу, чьего имени никто не знает. Ее учили быть благодарной к добру вокруг и быть доброй не из благодарности. Ее учили, что убивать даже бездомных котят, по которым никто не будет плакать, неправильно. Что есть сырое мясо не подобает в приличном обществе. Ее учили никогда не остригать волос своих и покрывать голову платком, так тщательно и настойчиво учили, что Лила и сама поверила, что это что-то значит. Ближе к шести годам она стала подозревать, что дядя, возможно, никакой не родственник ей вовсе, и что-то знает о ракшасах. Что он, обладая каким-то тайным знанием или даже даром, сумел выдрессировать ее, как дикого зверька, и даже научил ее любить свое новое, такое звучное имя - Лила.
[indent]Нет, не этот старик научил. Этим именем называл ее тот, другой, подаривший ей предназначение - и значение самого этого имени обретало новый смысл. Лила - божественная игра. Танец мудрости и бездумного наслаждение, греха и искупления. Кришна играет как ребенок, а девочка-ракшаси играет как бог, танцует и смеется в одном с ним ритме. Так глина получает завершение своей формы в ладонях огня. Зеленая змея тамогуны завертелась, меняя свое положение, выстилая для нее новый путь, доселе недоступный.

[indent]И тогда Вишахари-Лила узнала, почему "ракшас" означает "хранитель". И тогда она вспомнила то, что часть ее никогда не хотела забывать. Как плавилась плоть ее врагов в безумном огне, не оставлявшем на ее собственной коже шрамов. Теперь она, живущая восемнадцатую сотню лет, уже давно знала, что была дочерью жестокого ифрита. И даже имя его знала. И умела узнать его кровь в других смертных. Как же ей не узнать родного брата? И как же ей не возжелать теперь уберечь его от собственной судьбы? Пусть даже скитаться сотни и тысячи лет вдвоем уже было бы не так одиноко. Она увидела цель своего существования.
[indent]А он, Раджим - он увидел в ней монстра. Ее истинную сущность, скрытую за человеческим телом и за туманом иллюзий, ведь она могла бы принять любое обличье, но он узнавал ее всегда. Но, что страннее всего, он ее не боялся. В их первую встречу он спас ее от нападавших, как если бы она была совсем обычной беззащитной девочкой. И они стали друзьями. Они оставались ими даже по мере того, как медленно ожесточалась и тянулась к хаосу его душа. Лила едва ли могла понять, хочет ли она удержать его или подтолкнуть навстречу. Ведь, вообще-то, чем больше в нем от ифрита, ей выгоднее. Ей, слишком сильно любящей теплое людское мясо хотя бы раз в пару лет, ей, вечно голодной и осознанно голодающей больше не пришлось бы держать себя в руках - хотя бы рядом с ним... Но именно поэтому она и не хочет забывать, кем была, прежде чем стала ракшаси. Быть может, это сикхи сделали ее такой мягкосердечной. Быть может, виной тому сам Раджим. Она никогда не посмеет сказать ему, что он значит для нее, и о том, что приходится ему сестрой с этим невозможным, титаническим разрывом в возрасте. Хотя технически ее нынешнее тело и не имеет ко всему этому никакого отношения. Не скажет, что их новая встреча в Чикаго ничуть не случайна, что все эти годы разлуки она приглядывала за ним, как его личный демон-хранитель. Она не посмеет спугнуть его, если есть  для него хоть один шанс, которого у нее не было.


Дополнительные факты:
[indent]☻ У Лилы дислексия - неспособность читать, сохраняется во всех перерождениях. В современной жизни часто выручают голосовые помощники.
[indent]☻ Зато она отлично рисует и хорошо запоминает увиденное. Магические символы именно перерисовывает. Рисование - ее хобби, оно успокаивает и приводит в порядок мысли хаоситки.
[indent]☻ Еда - ее объект поклонения. Готовит много, вкусно и с удовольствием, знает множество рецептов мясных блюд и не только (ее десерты - просто песня). При этом питаться может хоть крысами, хоть фастфудом.
[indent]☻ С уважением относится к тем разумным видам, кого пришлось употребить в пищу, если только они не засранцы.
[indent]☻ Хотя ей не свойственна религиозность, Лила все же сохраняет некоторые верования. Так, она избегает употребления коровьего мяса. В целом, ее мировоззрение эклектичное с основой в индуизме.
[indent]☻ В то же время ритуальный нож кирпан она спокойно использует, вопреки правилам, как оружие и для разделки мяса, и никогда с ним не расстается.
[indent]☻ В текущем перерождении имеет трибальное тату в нижней части живота.
[indent]☻ Пансексуальна, полиаморна.
[indent]☻ Имена:
[indent]Вишахари (санскр. "Разрушительница ядов") - изначальное имя, данное при рождении, в честь эпитета богини змей Манасы.
[indent]Нитья (санскр. "Вечная") - этим именем иногда представлялась в Синиструме, чтобы не называть настоящее имя.
[indent]Илинка Грачек, кратко Лила или Лили - имя в средние века, под этим же именем в XVIII веке возглавляла румынский ковен.
[indent]Лила Каур - имя в текущем перерождении и по документам, на это имя также имеет студенческий билет Чикагского университета. При этом Каур - традиционная фамилия пенджабцев, которая не указывает на принадлежность к роду, а дается всем девочкам этой веры.
[indent]☻ Говорит на многих языках: санскрит, хинди, урду, панджаби, фарси, арабский, греческий, румынский, немецкий, норвежский, английский, некоторые другие, понимает родственные языки, неплохо определяет принадлежность к той или иной языковой группе на слух, благодаря чему довольно быстро осваивает новые.

RACE


[indent]☻ Ракшаси - то же, что ракшас, только женского пола. Злой дух, демон, которым, по поверьям, после реинкарнации становится человек, сильно согрешивший в прошлой жизни. Они тесно связаны с силами разрушения и несут хаос в миропорядок. Но вместе с тем могут быть хранителями водных источников, домов и даже отдельных людей. Легенды также связывают их с богами смерти, богатства и мудрости.
[indent]☻ Истинная сущность их уродлива и звероподобна. Но природная способность изменять свой облик позволяет скрывать этот недостаток почти ото всех. По желанию ничего не стоит обернуться другим человеком или животным. Лишь те, кто видит внутренним зрением суть вещей, способны опознать их под любой личиной.
[indent]☻ Физически они значительно сильнее и выносливее любого человека, хотя их тело можно ранить, также они подвержены магии. При этом сами умеют колдовать: к числу их способностей, помимо оборотничества, можно отнести наслание болезней, воздействие на разум человека вплоть до сумасшествия, осквернение вещей и разрушение обрядов. Они могут затушить огонь, в том числе ритуальный жертвенный или иной магический, поскольку боятся его. Ракшасы могут летать, если принимают облик любого летающего существа.
[indent]☻ Ракшасы питаются человеческой плотью и кровью, в их отсутствии - лошадиным мясом и коровьим молоком, порой не брезгуют мертвечиной. Но голод их так велик, что до конца наесться обычной пищей невозможно, им нужно хотя бы периодически употреблять человечину. Лила научилась обходиться без убийств людей до нескольких месяцев и даже лет, но полностью отказаться от них не может.
[indent]☻ Уязвимостью является чистое серебро и открытый огонь (что иронично для Лилы), яркий свет доставляет дискомфорт. Также присутствие злого духа можно обнаружить, если поджечь куркуму, но до этого способа в западном мире догадываются немногие.

меми

0

2

1 вариант

LOOKING FOR THE ARCHENEMY
https://i.imgur.com/5Osoyor.gif https://i.imgur.com/hrWa5ra.gif
tom hiddleston

›› Arvid Merivel / Арвид Меривэл
(имя придумал чат гпт, можно сменить)
(можно вообще хоть каждый раз представляться по-новому)
›› трехзначное число лет, но не бессмертен
›› чародей / любое существо, владеющее магией

♫ Wardruna - Helvegen
♫ David Bowie - Heroes
♫ Kovacs - Tha Devil You Know
♫ Tears For Fears - Everybody Wants To Rule The World
♫ Jann - Emperor's New Clothes
♫ Echos - King of Disappointment

INFO


От Лилы:

Мы встретились несколько столетий назад - время для бессмертных бежит так быстро, ты обрастаешь сединами, я обрастаю жизнями в неостановимом колесе сансары. Я представилась тебе ведьмой из знакомого тебе ковена, но ты уже тогда был слишком умен и прозорлив, чтобы не разглядеть, что я являюсь чем-то большим, куда более древним и опасным. Испугаться мог кто угодно, но ты увидел возможности, я поняла это по искрам в твоих глазах. Храбрец или безумец? Один из немногих, кому я назвала свое истинное имя, и я пожалею об этом позже еще не раз. Я стала твоим проводником в магический мир, твоим магическим щитом и опорой, твоим самым дорогим артефактом. Ручной демон, увидевший в тебе силу. Ты потакал моему неутолимому голоду и кормил с руки хаос внутри меня, я потакала твоим амбициям, возводила тебя на престол арканы. Мы были соратниками, друзьями, любовниками, вместе мы могли бы стать повелителями темных сил и объять вечность.

Но ты начал меня пугать. Знаешь этот момент, когда тебя боится даже демон? Все потому, что зло во мне никогда не было самоцелью: алчная до плоти, до эмоций, до впечатлений, я была скорее забавляющимся чертом, и власть как таковая никогда не привлекала меня. Слишком скучно сидеть на троне, взирая на мир свысока и издали, когда он становится твоей тюрьмой из золота - ракшаси нужна свобода. Ты же всегда хотел большего, чем минутные развлечения со смертными. Зачем так растрачивать себя, если можно объединить под своей рукой все ковены? А может быть и больше - заглянуть в другие миры, стать богом? Могущественный колдун с полной колодой тузов в рукаве, повелитель стихий, заклинатель духов, вершитель иллюзий. Какие способности ты еще жаждешь обрести? Окончательная победа была уже так близка, и свет ее - безграничной власти - так заманчиво брезжил на расстоянии вытянутой руки, но оставался недосягаем. И вот мы подошли к той черте, когда ты понял, что я уже не помогаю тебе, а незаметно вставляю палки в колеса нашего общего плана. Тогда ты ощутил боль предательства.

И вот мы стали врагами - не менее страстными, чем были, когда стояли плечом к плечу. Я подговорила ковен, я все подстроила, я сдала тебя им: тебя заточили в магическую темницу на две(?) сотни лет. Но, отправляясь туда, ты успел отнять и мою жизнь. Мы оба понимали, что ты однажды найдешь способ освободиться, а я воплощусь среди живых снова в новом теле, и тогда мы снова встретимся, чтобы продолжить свою обоюдную месть. Ты думаешь, что я не знаю, каково это было для тебя, быть заточенным вне времени и пространства, беспомощным, в одиночестве и без пищи для ума. Но я знаю. Все демоны проходят через это - и так и становятся демонами. Теперь мы как никто понимаем друг друга, не так ли? Я знаю, что сейчас ты ищешь амриту - амброзию, мед богов, называй как хочешь. Нектар, что вернет тебе утраченные силы и поднимет еще выше, а заодно подарит бессмертие, избавив от досадной необходимости продлевать свою жизнь другими методами. Возможно, надеешься в процессе убедить меня все-таки разделить с тобой эту вечность или отомстить за свое заточение в случае отказа. А самый верный способ давления на меня лежит через моего нового фаворита - через Раджима (моего очень сильно младшего брата). И самое страшное для меня, что ты уже знаешь, как он мне дорог...

От Раджима:

Знакомство с тобой было случайным (как думал я тогда): ты посетил мою лекцию в университете и задавал вопросы, на которые мне было интересно отвечать. Не будучи моим студентом, ты не нарушал субординации, когда пригласил меня в бар, а я — не выходил за рамки приличий, когда соглашался.
Где-то больше года вечера, подобные этому, и путешествия по музеям скрашивали мой досуг; с тобой было легко говорить обо всем, кроме прошлого — о нем мы не любили говорить оба. Исследования, магические эксперименты, дискуссии — тогда я и не подозревал, что за твоим интересом кроется больше, чем я хотел бы видеть.

• формат отношений до переломного момента обсуждаем; вижу это как что-то увлекательное и приятное, мб даже близкое. возможно fwb или что-то подобное, но не обязательно, обязательно — вайб; если умеешь менять внешность, можем учиться вместе в универе (если оно тебе надо));

• если есть желание играть незаконную деятельность / банды, у нас есть наработки. но можно и без этого;


[indent]P.S.: Тут много букв, но важен скорее общий концепт. Все конкретные факты, упомянутые выше, можно менять в ту или иную сторону. Возраст персонажа, срок заточения в магической темнице, раса и набор способностей - вот это все не принципиально. Мне очень хочется оставить внешность Хиддлстона, потому что он прекрасен в роли злодея-антагониста, особенно такого, у которого есть своя мотивация, своя внутренняя драма и объяснение, почему не он тут самый главный мудак.

[indent]Я пишу за Лилу пока от 3го лица, могу и от 1го, заявка родилась от какого родилась, не серчай) Тебя приму с любым стилем игры, я не придирчивая и всепринимающая, можно даже лапслок, если с вайбом сойдемся. Обещаю безграничную и почти безусловную любовь от себя как соигрока. От персонажа любви не обещаю и на ответную не надеюсь, но хотелось бы отношений того уровня, когда вражда осложняется воспоминаниями о прошлом и утратой возможного общего будущего, где все могло быть так прекрасно, если бы мы не были нами. Стеклище, в общем. А еще будем пахтать с тобой молочный океан, что бы это ни значило.

[indent]Если есть желание, можно от себя добавить историю о том, для чего ему нужна такая власть - быть может, там тоже не все так просто. Еще если захочется любовников/любовниц, мне вообще все равно, я еще и с ними сыграю и их тоже полюблю - ноль ревности, только щедрость, мур.

N.B. Крайне желательна активность в тг или дискорде и любовь к околоигровому общению. Если выпадаешь на несколько дней, пожалуйста, найди хоть полминуты, чтобы предупредить. Если что-то не так, говори тоже, а то я творожок.

POST


›› пост заказчика

[indent] Я торжественно клянусь, что не замышляю ничего дурного.
[indent] У Лилы все просто донельзя: если друг оказался поблизости, значит, самое время собираться в гости. И не важно, что для Синиструма "близко" - понятие очень условное и весь мир - окрестности. Довольно делала она вид, что не подглядывает за Раджимом время от времени. Она пыталась дать ему пространство, позволяла жить своей жизнью. Но в какой-то момент ее капризная женская натура сказала "хватит". Как после долгой изнурительной диеты, иногда так и хочется сорваться на лакомый кусок - и вдруг позволить себе все разом. Всего на денек. Потому что она была хорошей девочкой, она так старалась и, в конце концов, заслужила день великого потворства своим желаниям.
[indent] Кстати о диете. Вон тот студент со средних рядов выглядит вполне аппетитно, и даже улыбается ей в ответ. Думает, что она ему строит глазки. Думает, что она тоже аппетитная, только по-другому... Так зачем же ему отказывать?
[indent] Но нужно дождаться окончания лекции. Которая, надо сказать, выдалась довольно интересной. Лила заслушалась голосом Раджима. Любопытно, он ее заметил? Насколько хорошее зрение у этого пиромана?
[indent] Было все-таки что-то странное, непривычное, но гордое в том, чтобы видеть его таким... серьезным, внимательным, глубокомысленным и - учащим других. Хотя это и закономерно для него питать столь глубокий интерес к избранной теме, оттачивать знания ради поставленной цели. И она должна признать, ему очень идет быть таким. Он и нужен ей тем, кем стал. Вовсе уже не мальчишка. Ей теперь стоит называть его "профессор Малик"? Может быть, даже "гуру Раджим". Она попробовала представить это и едва подавила смешок. Пришлось сделать вид, что поперхнулась, но он, конечно же, все равно заметил, теперь уже точно, девушку на скамье в дальнем конце аудитории. Узнал ли? Конечно, узнал, пусть они не виделись глаза в глаза очень долго даже с точки зрения ракшаси. Ее сердце всегда его узнавало, даже если он подходил со спины, замирало с трепетом. Она не стала менять свое лицо на новое по такому случаю, а даже если бы и стала, полу-джинн всегда видел ее насквозь. Да, подумать только... Лила всегда любила представлять себя его тайной наставницей, направляющей по судьбе, пусть он того и не видел. А теперь, погладите-ка на них, все наоборот, и она с раскрытыми глазами впитывает и конспектирует что-то в тетрадку.
[indent] Только вот вместо конспектов там ясными чертами вырисовывался его портрет. Раджим никогда не понимал этот вид искусства. Ну что сказать, не визуал. Хотя разве может что-то сравниться с красотой пламени? Она рисовала пламя. Огни в миндалевидных глазах, завитки темных прядей. И несколько слов на санскрите, уловленные в лекции - скорее для вида.
[indent] Едва прозвенел звонок, возвещающий окончание академического часа, Лила растворилась в толпе, выскользнула за дверь и прочь по коридору. Тот самый студент остановил ее на лестничной площадке, увлек за собой. Его зовут Джейсон, такое банальное имя, ей оно ни к чему, но она зачем-то запоминает. Сегодня день исполнения желаний, подумала Лила. Кто она такая, чтобы противиться, когда еда сама просится в тарелку? А еще люди все-таки забавные. Всегда наивно думают, что это метафора, когда она говорит что-то вроде "ты мой сладкий" или "я сейчас тебя съем". Сами начинают раздеваться, молодцы, хотя от главной шкурки все же очищать приходится самой, но что-то многого она хочет. Пугаются только очень, когда спадает ее иллюзия и ракшаси предстает во всей красе. ("Будь собой", говорят они, но мало кто действительно готов принять девушку такой, какая она на самом деле, с небритыми ногами и десятисантиметровыми клыками). Доходит до них, в общем, только тогда, когда доходит до дела, а ведь она честно предупреждала.
[indent] Самое сложное, это не запачкать пол и стенки кабинки слишком сильно, поэтому она сначала выпивает столько крови, сколько может через прокушенную артерию молодца, а мякотку доедает потом. На собственную одежду, так и быть, придется наложить иллюзию пошире, чтобы никто ничего не заподозрил. Но это все не так важно, на самом деле. И слишком сложно удержаться, чтобы не застонать, не заскулить голодным щенком от наслаждения от только что проглоченного куска.
[indent] Конечно же, кто-то заходит в туалет, вынуждая Лилу притихнуть в свей кабинке. Хотя капельки крови все же предательски падают прямо на светлый кафель, кап, кап. И ее сердце замирает.
[indent] - Занято, - гневно кряхтит она голосом бедного покусанного Джейсона (туалет-то мужской), когда рука вошедшего бестактно дергает дверцу и звякает хлипкая задвижка. Джейсон за себя сказать уже ничего не может. Но все это не имеет смысла, потому что она уже знает, кто стоит по ту сторону двери. Его горячий пульс стучит слишком громко для ее восприятия, как индивидуальная подпись, как походка, как представление по имени - и даже точнее.

2 вариант

LOOKING FOR THE ARCHENEMY
https://i.imgur.com/5Osoyor.gif https://i.imgur.com/hrWa5ra.gif
tom hiddleston

›› Arvid Merivel / Арвид Меривэл
(имя придумал чат гпт, можно сменить)
(можно вообще хоть каждый раз представляться по-новому)
›› трехзначное число лет, но не бессмертен
›› чародей / любое существо, владеющее магией

♫ Wardruna - Helvegen
♫ David Bowie - Heroes
♫ Kovacs - Tha Devil You Know
♫ Tears For Fears - Everybody Wants To Rule The World
♫ Jann - Emperor's New Clothes
♫ Echos - King of Disappointment

INFO


От Лилы:

Мы встретились несколько столетий назад - время для бессмертных бежит так быстро, ты обрастаешь сединами, я обрастаю жизнями в неостановимом колесе сансары. Я представилась тебе ведьмой из знакомого тебе ковена, но ты уже тогда был слишком умен и прозорлив, чтобы не разглядеть, что я являюсь чем-то большим, куда более древним и опасным. Испугаться мог кто угодно, но ты увидел возможности, я поняла это по искрам в твоих глазах. Храбрец или безумец? Один из немногих, кому я назвала свое истинное имя, и я пожалею об этом позже еще не раз. Я стала твоим проводником в магический мир, твоим магическим щитом и опорой, твоим самым дорогим артефактом. Ручной демон, увидевший в тебе силу. Ты потакал моему неутолимому голоду и кормил с руки хаос внутри меня, я потакала твоим амбициям, возводила тебя на престол арканы. Мы были соратниками, друзьями, любовниками, вместе мы могли бы стать повелителями темных сил и объять вечность.

Но ты начал меня пугать. Знаешь этот момент, когда тебя боится даже демон? Все потому, что зло во мне никогда не было самоцелью: алчная до плоти, до эмоций, до впечатлений, я была скорее забавляющимся чертом, и власть как таковая никогда не привлекала меня. Слишком скучно сидеть на троне, взирая на мир свысока и издали, когда он становится твоей тюрьмой из золота - ракшаси нужна свобода. Ты же всегда хотел большего, чем минутные развлечения со смертными. Зачем так растрачивать себя, если можно объединить под своей рукой все ковены? А может быть и больше - заглянуть в другие миры, стать богом? Могущественный колдун с полной колодой тузов в рукаве, повелитель стихий, заклинатель духов, вершитель иллюзий. Какие способности ты еще жаждешь обрести? Окончательная победа была уже так близка, и свет ее - безграничной власти - так заманчиво брезжил на расстоянии вытянутой руки, но оставался недосягаем. И вот мы подошли к той черте, когда ты понял, что я уже не помогаю тебе, а незаметно вставляю палки в колеса нашего общего плана. Тогда ты ощутил боль предательства.

И вот мы стали врагами - не менее страстными, чем были, когда стояли плечом к плечу. Я подговорила ковен, я все подстроила, я сдала тебя им: тебя заточили в магическую темницу на две(?) сотни лет. Но, отправляясь туда, ты успел отнять и мою жизнь. Мы оба понимали, что ты однажды найдешь способ освободиться, а я воплощусь среди живых снова в новом теле, и тогда мы снова встретимся, чтобы продолжить свою обоюдную месть. Ты думаешь, что я не знаю, каково это было для тебя, быть заточенным вне времени и пространства, беспомощным, в одиночестве и без пищи для ума. Но я знаю. Все демоны проходят через это - и так и становятся демонами. Теперь мы как никто понимаем друг друга, не так ли? Я знаю, что сейчас ты ищешь амриту - амброзию, мед богов, называй как хочешь. Нектар, что вернет тебе утраченные силы и поднимет еще выше, а заодно подарит бессмертие, избавив от досадной необходимости продлевать свою жизнь другими методами. Возможно, надеешься в процессе убедить меня все-таки разделить с тобой эту вечность или отомстить за свое заточение в случае отказа. А самый верный способ давления на меня лежит через моего нового фаворита - через Раджима (моего очень сильно младшего брата). И самое страшное для меня, что ты уже знаешь, как он мне дорог...

От Раджима:

Знакомство с тобой было случайным (как думал я тогда): ты посетил мою лекцию в университете и задавал вопросы, на которые мне было интересно отвечать. Не будучи моим студентом, ты не нарушал субординации, когда пригласил меня в бар, а я — не выходил за рамки приличий, когда соглашался.
Где-то больше года вечера, подобные этому, и путешествия по музеям скрашивали мой досуг; с тобой было легко говорить обо всем, кроме прошлого — о нем мы не любили говорить оба. Исследования, магические эксперименты, дискуссии — тогда я и не подозревал, что за твоим интересом кроется больше, чем я хотел бы видеть.

• формат отношений до переломного момента обсуждаем; вижу это как что-то увлекательное и приятное, мб даже близкое. возможно fwb или что-то подобное, но не обязательно, обязательно — вайб; если умеешь менять внешность, можем учиться вместе в универе (если оно тебе надо));

• если есть желание играть незаконную деятельность / банды, у нас есть наработки. но можно и без этого;


[indent]P.S.: Тут много букв, но важен скорее общий концепт. Все конкретные факты, упомянутые выше, можно менять в ту или иную сторону. Возраст персонажа, срок заточения в магической темнице, раса и набор способностей - вот это все не принципиально. Мне очень хочется оставить внешность Хиддлстона, потому что он прекрасен в роли злодея-антагониста, особенно такого, у которого есть своя мотивация, своя внутренняя драма и объяснение, почему не он тут самый главный мудак.

[indent]Я пишу за Лилу пока от 3го лица, могу и от 1го, заявка родилась от какого родилась, не серчай) Тебя приму с любым стилем игры, я не придирчивая и всепринимающая, можно даже лапслок, если с вайбом сойдемся. Обещаю безграничную и почти безусловную любовь от себя как соигрока. От персонажа любви не обещаю и на ответную не надеюсь, но хотелось бы отношений того уровня, когда вражда осложняется воспоминаниями о прошлом и утратой возможного общего будущего, где все могло быть так прекрасно, если бы мы не были нами. Стеклище и лавхейт, в общем. А еще будем пахтать с тобой молочный океан, что бы это ни значило.

[indent]Если есть желание, можно от себя добавить историю о том, для чего ему нужна такая власть - быть может, там тоже не все так просто. Еще если захочется любовников/любовниц, мне вообще все равно, я еще и с ними сыграю и их тоже полюблю - ноль ревности, только щедрость, мур.

N.B. Крайне желательна активность в тг/дискорде и любовь к околоигровому общению. Если выпадаешь на несколько дней, пожалуйста, найди хоть полминуты, чтобы предупредить. Если что-то не так, говори тоже, а то я творожок.

POST


›› пост заказчика

[indent] Я торжественно клянусь, что не замышляю ничего дурного.
[indent] У Лилы все просто донельзя: если друг оказался поблизости, значит, самое время собираться в гости. И не важно, что для Синиструма "близко" - понятие очень условное и весь мир - окрестности. Довольно делала она вид, что не подглядывает за Раджимом время от времени. Она пыталась дать ему пространство, позволяла жить своей жизнью. Но в какой-то момент ее капризная женская натура сказала "хватит". Как после долгой изнурительной диеты, иногда так и хочется сорваться на лакомый кусок - и вдруг позволить себе все разом. Всего на денек. Потому что она была хорошей девочкой, она так старалась и, в конце концов, заслужила день великого потворства своим желаниям.
[indent] Кстати о диете. Вон тот студент со средних рядов выглядит вполне аппетитно, и даже улыбается ей в ответ. Думает, что она ему строит глазки. Думает, что она тоже аппетитная, только по-другому... Так зачем же ему отказывать?
[indent] Но нужно дождаться окончания лекции. Которая, надо сказать, выдалась довольно интересной. Лила заслушалась голосом Раджима. Любопытно, он ее заметил? Насколько хорошее зрение у этого пиромана?
[indent] Было все-таки что-то странное, непривычное, но гордое в том, чтобы видеть его таким... серьезным, внимательным, глубокомысленным и - учащим других. Хотя это и закономерно для него питать столь глубокий интерес к избранной теме, оттачивать знания ради поставленной цели. И она должна признать, ему очень идет быть таким. Он и нужен ей тем, кем стал. Вовсе уже не мальчишка. Ей теперь стоит называть его "профессор Малик"? Может быть, даже "гуру Раджим". Она попробовала представить это и едва подавила смешок. Пришлось сделать вид, что поперхнулась, но он, конечно же, все равно заметил, теперь уже точно, девушку на скамье в дальнем конце аудитории. Узнал ли? Конечно, узнал, пусть они не виделись глаза в глаза очень долго даже с точки зрения ракшаси. Ее сердце всегда его узнавало, даже если он подходил со спины, замирало с трепетом. Она не стала менять свое лицо на новое по такому случаю, а даже если бы и стала, полу-джинн всегда видел ее насквозь. Да, подумать только... Лила всегда любила представлять себя его тайной наставницей, направляющей по судьбе, пусть он того и не видел. А теперь, погладите-ка на них, все наоборот, и она с раскрытыми глазами впитывает и конспектирует что-то в тетрадку.
[indent] Только вот вместо конспектов там ясными чертами вырисовывался его портрет. Раджим никогда не понимал этот вид искусства. Ну что сказать, не визуал. Хотя разве может что-то сравниться с красотой пламени? Она рисовала пламя. Огни в миндалевидных глазах, завитки темных прядей. И несколько слов на санскрите, уловленные в лекции - скорее для вида.
[indent] Едва прозвенел звонок, возвещающий окончание академического часа, Лила растворилась в толпе, выскользнула за дверь и прочь по коридору. Тот самый студент остановил ее на лестничной площадке, увлек за собой. Его зовут Джейсон, такое банальное имя, ей оно ни к чему, но она зачем-то запоминает. Сегодня день исполнения желаний, подумала Лила. Кто она такая, чтобы противиться, когда еда сама просится в тарелку? А еще люди все-таки забавные. Всегда наивно думают, что это метафора, когда она говорит что-то вроде "ты мой сладкий" или "я сейчас тебя съем". Сами начинают раздеваться, молодцы, хотя от главной шкурки все же очищать приходится самой, но что-то многого она хочет. Пугаются только очень, когда спадает ее иллюзия и ракшаси предстает во всей красе. ("Будь собой", говорят они, но мало кто действительно готов принять девушку такой, какая она на самом деле, с небритыми ногами и десятисантиметровыми клыками). Доходит до них, в общем, только тогда, когда доходит до дела, а ведь она честно предупреждала.
[indent] Самое сложное, это не запачкать пол и стенки кабинки слишком сильно, поэтому она сначала выпивает столько крови, сколько может через прокушенную артерию молодца, а мякотку доедает потом. На собственную одежду, так и быть, придется наложить иллюзию пошире, чтобы никто ничего не заподозрил. Но это все не так важно, на самом деле. И слишком сложно удержаться, чтобы не застонать, не заскулить голодным щенком от наслаждения от только что проглоченного куска.
[indent] Конечно же, кто-то заходит в туалет, вынуждая Лилу притихнуть в свей кабинке. Хотя капельки крови все же предательски падают прямо на светлый кафель, кап, кап. И ее сердце замирает.
[indent] - Занято, - гневно кряхтит она голосом бедного покусанного Джейсона (туалет-то мужской), когда рука вошедшего бестактно дергает дверцу и звякает хлипкая задвижка. Джейсон за себя сказать уже ничего не может. Но все это не имеет смысла, потому что она уже знает, кто стоит по ту сторону двери. Его горячий пульс стучит слишком громко для ее восприятия, как индивидуальная подпись, как походка, как представление по имени - и даже точнее.

3 вариант
на реставрации, но так-то нужен, пишите в лс

LOOKING FOR THE ARCHENEMY
https://i.imgur.com/5Osoyor.gif https://i.imgur.com/hrWa5ra.gif
tom hiddleston

›› Дариус (можно сменить)
›› трехзначное число лет, но не бессмертен
›› чародей / любое существо, владеющее магией

♫ Wardruna - Helvegen
♫ David Bowie - Heroes
♫ Kovacs - Tha Devil You Know
♫ Tears For Fears - Everybody Wants To Rule The World
♫ Jann - Emperor's New Clothes
♫ Echos - King of Disappointment

INFO


От Лилы:

Мы встретились несколько столетий назад - время для бессмертных бежит так быстро, ты обрастаешь сединами, я обрастаю жизнями в неостановимом колесе сансары. Я представилась тебе ведьмой из знакомого тебе ковена, но ты уже тогда был слишком умен и прозорлив, чтобы не разглядеть, что я являюсь чем-то большим, куда более древним и опасным. Испугаться мог кто угодно, но ты увидел возможности, я поняла это по искрам в твоих глазах. Храбрец или безумец? Один из немногих, кому я назвала свое истинное имя, и я пожалею об этом позже еще не раз. Я стала твоим проводником в магический мир, твоим магическим щитом и опорой, твоим самым дорогим артефактом. Ручной демон, увидевший в тебе силу. Ты потакал моему неутолимому голоду и кормил с руки хаос внутри меня, я потакала твоим амбициям, возводила тебя на престол арканы. Мы были соратниками, друзьями, любовниками, вместе мы могли бы стать повелителями темных сил и объять вечность.

Но ты начал меня пугать. Знаешь этот момент, когда тебя боится даже демон? Все потому, что зло во мне никогда не было самоцелью: алчная до плоти, до эмоций, до впечатлений, я была скорее забавляющимся чертом, и власть как таковая никогда не привлекала меня. Слишком скучно сидеть на троне, взирая на мир свысока и издали, когда он становится твоей тюрьмой из золота - ракшаси нужна свобода. Ты же всегда хотел большего, чем минутные развлечения со смертными. Зачем так растрачивать себя, если можно объединить под своей рукой все ковены? А может быть и больше - заглянуть в другие миры, стать богом? Могущественный колдун с полной колодой тузов в рукаве, повелитель стихий, заклинатель духов, вершитель иллюзий. Какие способности ты еще жаждешь обрести? Окончательная победа была уже так близка, и свет ее - безграничной власти - так заманчиво брезжил на расстоянии вытянутой руки, но оставался недосягаем. И вот мы подошли к той черте, когда ты понял, что я уже не помогаю тебе, а незаметно вставляю палки в колеса нашего общего плана. Тогда ты ощутил боль предательства.

И вот мы стали врагами - не менее страстными, чем были, когда стояли плечом к плечу. Я подговорила ковен, я все подстроила, я сдала тебя им: тебя заточили в магическую темницу на две(?) сотни лет. Но, отправляясь туда, ты успел отнять и мою жизнь. Мы оба понимали, что ты однажды найдешь способ освободиться, а я воплощусь среди живых снова в новом теле, и тогда мы снова встретимся, чтобы продолжить свою обоюдную месть. Ты думаешь, что я не знаю, каково это было для тебя, быть заточенным вне времени и пространства, беспомощным, в одиночестве и без пищи для ума. Но я знаю. Все демоны проходят через это - и так и становятся демонами. Теперь мы как никто понимаем друг друга, не так ли? Я знаю, что сейчас ты ищешь амриту - амброзию, мед богов, называй как хочешь. Нектар, что вернет тебе утраченные силы и поднимет еще выше, а заодно подарит бессмертие, избавив от досадной необходимости продлевать свою жизнь другими методами. Возможно, надеешься в процессе убедить меня все-таки разделить с тобой эту вечность или отомстить за свое заточение в случае отказа. А самый верный способ давления на меня лежит через моего нового фаворита - через Раджима (моего очень сильно младшего брата). И самое страшное для меня, что ты уже знаешь, как он мне дорог...

От Раджима:

Знакомство с тобой было случайным (как думал я тогда): ты посетил мою лекцию в университете и задавал вопросы, на которые мне было интересно отвечать. Не будучи моим студентом, ты не нарушал субординации, когда пригласил меня в бар, а я — не выходил за рамки приличий, когда соглашался.
Где-то больше года вечера, подобные этому, и путешествия по музеям скрашивали мой досуг; с тобой было легко говорить обо всем, кроме прошлого — о нем мы не любили говорить оба. Исследования, магические эксперименты, дискуссии — тогда я и не подозревал, что за твоим интересом кроется больше, чем я хотел бы видеть.

• формат отношений до переломного момента обсуждаем; вижу это как что-то увлекательное и приятное, мб даже близкое. возможно fwb или что-то подобное, но не обязательно, обязательно — вайб; если умеешь менять внешность, можем учиться вместе в универе (если оно тебе надо));

• если есть желание играть незаконную деятельность / банды, у нас есть наработки. но можно и без этого;


[indent]P.S.: Тут много букв, но важен скорее общий концепт. Все конкретные факты, упомянутые выше, можно менять в ту или иную сторону. Возраст персонажа, срок заточения в магической темнице, раса и набор способностей - вот это все не принципиально. Мне очень хочется оставить внешность Хиддлстона, потому что он прекрасен в роли злодея-антагониста, особенно такого, у которого есть своя мотивация, своя внутренняя драма и объяснение, почему не он тут самый главный мудак.

[indent]Я пишу за Лилу пока от 3го лица, могу и от 1го, заявка родилась от какого родилась, не серчай) Тебя приму с любым стилем игры, я не придирчивая и всепринимающая, можно даже лапслок, если с вайбом сойдемся. Обещаю безграничную и почти безусловную любовь от себя как соигрока. От персонажа любви не обещаю и на ответную не надеюсь, но хотелось бы отношений того уровня, когда вражда осложняется воспоминаниями о прошлом и утратой возможного общего будущего, где все могло быть так прекрасно, если бы мы не были нами. Стеклище и лавхейт, в общем. А еще будем пахтать с тобой молочный океан, что бы это ни значило.

[indent]Если есть желание, можно от себя добавить историю о том, для чего ему нужна такая власть - быть может, там тоже не все так просто. Еще если захочется любовников/любовниц, мне вообще все равно, я еще и с ними сыграю и их тоже полюблю - ноль ревности, только щедрость, мур.

N.B. Крайне желательна активность в тг/дискорде и любовь к околоигровому общению. Если выпадаешь надолго, пожалуйста, найди минуту, чтобы предупредить. Если что-то не так, говори тоже, а то я творожок.

POST


›› пост заказчика

[indent] Я торжественно клянусь, что не замышляю ничего дурного.
[indent] У Лилы все просто донельзя: если друг оказался поблизости, значит, самое время собираться в гости. И не важно, что для Синиструма "близко" - понятие очень условное и весь мир - окрестности. Довольно делала она вид, что не подглядывает за Раджимом время от времени. Она пыталась дать ему пространство, позволяла жить своей жизнью. Но в какой-то момент ее капризная женская натура сказала "хватит". Как после долгой изнурительной диеты, иногда так и хочется сорваться на лакомый кусок - и вдруг позволить себе все разом. Всего на денек. Потому что она была хорошей девочкой, она так старалась и, в конце концов, заслужила день великого потворства своим желаниям.
[indent] Кстати о диете. Вон тот студент со средних рядов выглядит вполне аппетитно, и даже улыбается ей в ответ. Думает, что она ему строит глазки. Думает, что она тоже аппетитная, только по-другому... Так зачем же ему отказывать?
[indent] Но нужно дождаться окончания лекции. Которая, надо сказать, выдалась довольно интересной. Лила заслушалась голосом Раджима. Любопытно, он ее заметил? Насколько хорошее зрение у этого пиромана?
[indent] Было все-таки что-то странное, непривычное, но гордое в том, чтобы видеть его таким... серьезным, внимательным, глубокомысленным и - учащим других. Хотя это и закономерно для него питать столь глубокий интерес к избранной теме, оттачивать знания ради поставленной цели. И она должна признать, ему очень идет быть таким. Он и нужен ей тем, кем стал. Вовсе уже не мальчишка. Ей теперь стоит называть его "профессор Малик"? Может быть, даже "гуру Раджим". Она попробовала представить это и едва подавила смешок. Пришлось сделать вид, что поперхнулась, но он, конечно же, все равно заметил, теперь уже точно, девушку на скамье в дальнем конце аудитории. Узнал ли? Конечно, узнал, пусть они не виделись глаза в глаза очень долго даже с точки зрения ракшаси. Ее сердце всегда его узнавало, даже если он подходил со спины, замирало с трепетом. Она не стала менять свое лицо на новое по такому случаю, а даже если бы и стала, полу-джинн всегда видел ее насквозь. Да, подумать только... Лила всегда любила представлять себя его тайной наставницей, направляющей по судьбе, пусть он того и не видел. А теперь, погладите-ка на них, все наоборот, и она с раскрытыми глазами впитывает и конспектирует что-то в тетрадку.
[indent] Только вот вместо конспектов там ясными чертами вырисовывался его портрет. Раджим никогда не понимал этот вид искусства. Ну что сказать, не визуал. Хотя разве может что-то сравниться с красотой пламени? Она рисовала пламя. Огни в миндалевидных глазах, завитки темных прядей. И несколько слов на санскрите, уловленные в лекции - скорее для вида.
[indent] Едва прозвенел звонок, возвещающий окончание академического часа, Лила растворилась в толпе, выскользнула за дверь и прочь по коридору. Тот самый студент остановил ее на лестничной площадке, увлек за собой. Его зовут Джейсон, такое банальное имя, ей оно ни к чему, но она зачем-то запоминает. Сегодня день исполнения желаний, подумала Лила. Кто она такая, чтобы противиться, когда еда сама просится в тарелку? А еще люди все-таки забавные. Всегда наивно думают, что это метафора, когда она говорит что-то вроде "ты мой сладкий" или "я сейчас тебя съем". Сами начинают раздеваться, молодцы, хотя от главной шкурки все же очищать приходится самой, но что-то многого она хочет. Пугаются только очень, когда спадает ее иллюзия и ракшаси предстает во всей красе. ("Будь собой", говорят они, но мало кто действительно готов принять девушку такой, какая она на самом деле, с небритыми ногами и десятисантиметровыми клыками). Доходит до них, в общем, только тогда, когда доходит до дела, а ведь она честно предупреждала.
[indent] Самое сложное, это не запачкать пол и стенки кабинки слишком сильно, поэтому она сначала выпивает столько крови, сколько может через прокушенную артерию молодца, а мякотку доедает потом. На собственную одежду, так и быть, придется наложить иллюзию пошире, чтобы никто ничего не заподозрил. Но это все не так важно, на самом деле. И слишком сложно удержаться, чтобы не застонать, не заскулить голодным щенком от наслаждения от только что проглоченного куска.
[indent] Конечно же, кто-то заходит в туалет, вынуждая Лилу притихнуть в свей кабинке. Хотя капельки крови все же предательски падают прямо на светлый кафель, кап, кап. И ее сердце замирает.
[indent] - Занято, - гневно кряхтит она голосом бедного покусанного Джейсона (туалет-то мужской), когда рука вошедшего бестактно дергает дверцу и звякает хлипкая задвижка. Джейсон за себя сказать уже ничего не может. Но все это не имеет смысла, потому что она уже знает, кто стоит по ту сторону двери. Его горячий пульс стучит слишком громко для ее восприятия, как индивидуальная подпись, как походка, как представление по имени - и даже точнее.

LOOKING FOR THE ARCHENEMY
https://i.imgur.com/5Osoyor.gif https://i.imgur.com/hrWa5ra.gif
tom hiddleston

›› Arvid Merivel / Арвид Меривэл
(имя придумал чат гпт, можно сменить)
(можно вообще хоть каждый раз представляться по-новому)
›› трехзначное число лет, но не бессмертен
›› чародей / любое существо, владеющее магией

♫ Wardruna - Helvegen
♫ David Bowie - Heroes
♫ Kovacs - Tha Devil You Know
♫ Tears For Fears - Everybody Wants To Rule The World
♫ Jann - Emperor's New Clothes
♫ Echos - King of Disappointment

INFO


От Лилы:

Мы встретились несколько столетий назад - время для бессмертных бежит так быстро, ты обрастаешь сединами, я обрастаю жизнями в неостановимом колесе сансары. Я представилась тебе ведьмой из знакомого тебе ковена, но ты уже тогда был слишком умен и прозорлив, чтобы не разглядеть, что я являюсь чем-то большим, куда более древним и опасным. Испугаться мог кто угодно, но ты увидел возможности, я поняла это по искрам в твоих глазах. Храбрец или безумец? Один из немногих, кому я назвала свое истинное имя, и я пожалею об этом позже еще не раз. Я стала твоим проводником в магический мир, твоим магическим щитом и опорой, твоим самым дорогим артефактом. Ручной демон, увидевший в тебе силу. Ты потакал моему неутолимому голоду и кормил с руки хаос внутри меня, я потакала твоим амбициям, возводила тебя на престол арканы. Мы были соратниками, друзьями, любовниками, вместе мы могли бы стать повелителями темных сил и объять вечность.

Но ты начал меня пугать. Знаешь этот момент, когда тебя боится даже демон? Все потому, что зло во мне никогда не было самоцелью: алчная до плоти, до эмоций, до впечатлений, я была скорее забавляющимся чертом, и власть как таковая никогда не привлекала меня. Слишком скучно сидеть на троне, взирая на мир свысока и издали, когда он становится твоей тюрьмой из золота - ракшаси нужна свобода. Ты же всегда хотел большего, чем минутные развлечения со смертными. Зачем так растрачивать себя, если можно объединить под своей рукой все ковены? А может быть и больше - заглянуть в другие миры, стать богом? Могущественный колдун с полной колодой тузов в рукаве, повелитель стихий, заклинатель духов, вершитель иллюзий. Какие способности ты еще жаждешь обрести? Окончательная победа была уже так близка, и свет ее - безграничной власти - так заманчиво брезжил на расстоянии вытянутой руки, но оставался недосягаем. И вот мы подошли к той черте, когда ты понял, что я уже не помогаю тебе, а незаметно вставляю палки в колеса нашего общего плана. Тогда ты ощутил боль предательства.

И вот мы стали врагами - не менее страстными, чем были, когда стояли плечом к плечу. Я подговорила ковен, я все подстроила, я сдала тебя им: тебя заточили в магическую темницу на две(?) сотни лет. Но, отправляясь туда, ты успел отнять и мою жизнь. Мы оба понимали, что ты однажды найдешь способ освободиться, а я воплощусь среди живых снова в новом теле, и тогда мы снова встретимся, чтобы продолжить свою обоюдную месть. Ты думаешь, что я не знаю, каково это было для тебя, быть заточенным вне времени и пространства, беспомощным, в одиночестве и без пищи для ума. Но я знаю. Все демоны проходят через это - и так и становятся демонами. Теперь мы как никто понимаем друг друга, не так ли? Я знаю, что сейчас ты ищешь амриту - амброзию, мед богов, называй как хочешь. Нектар, что вернет тебе утраченные силы и поднимет еще выше, а заодно подарит бессмертие, избавив от досадной необходимости продлевать свою жизнь другими методами. Возможно, надеешься в процессе убедить меня все-таки разделить с тобой эту вечность или отомстить за свое заточение в случае отказа. А самый верный способ давления на меня лежит через моего нового фаворита - через Раджима (моего очень сильно младшего брата). И самое страшное для меня, что ты уже знаешь, как он мне дорог...

От Раджима:

Знакомство с тобой было случайным (как думал я тогда): ты посетил мою лекцию в университете и задавал вопросы, на которые мне было интересно отвечать. Не будучи моим студентом, ты не нарушал субординации, когда пригласил меня в бар, а я — не выходил за рамки приличий, когда соглашался.
Где-то больше года вечера, подобные этому, и путешествия по музеям скрашивали мой досуг; с тобой было легко говорить обо всем, кроме прошлого — о нем мы не любили говорить оба. Исследования, магические эксперименты, дискуссии — тогда я и не подозревал, что за твоим интересом кроется больше, чем я хотел бы видеть.

• формат отношений до переломного момента обсуждаем; вижу это как что-то увлекательное и приятное, мб даже близкое. возможно fwb или что-то подобное, но не обязательно, обязательно — вайб; если умеешь менять внешность, можем учиться вместе в универе (если оно тебе надо));

• если есть желание играть незаконную деятельность / банды, у нас есть наработки. но можно и без этого;


[indent]P.S.: Тут много букв, но важен скорее общий концепт. Все конкретные факты, упомянутые выше, можно менять в ту или иную сторону. Возраст персонажа, срок заточения в магической темнице, раса и набор способностей - вот это все не принципиально. Мне очень хочется оставить внешность Хиддлстона, потому что он прекрасен в роли злодея-антагониста, особенно такого, у которого есть своя мотивация, своя внутренняя драма и объяснение, почему не он тут самый главный мудак.

[indent]Я пишу за Лилу пока от 3го лица, могу и от 1го, заявка родилась от какого родилась, не серчай) Тебя приму с любым стилем игры, я не придирчивая и всепринимающая, можно даже лапслок, если с вайбом сойдемся. Обещаю безграничную и почти безусловную любовь от себя как соигрока. От персонажа любви не обещаю и на ответную не надеюсь, но хотелось бы отношений того уровня, когда вражда осложняется воспоминаниями о прошлом и утратой возможного общего будущего, где все могло быть так прекрасно, если бы мы не были нами. Стеклище, в общем. А еще будем пахтать с тобой молочный океан, что бы это ни значило.

[indent]Если есть желание, можно от себя добавить историю о том, для чего ему нужна такая власть - быть может, там тоже не все так просто. Еще если захочется любовников/любовниц, мне вообще все равно, я еще и с ними сыграю и их тоже полюблю - ноль ревности, только щедрость, мур.

POST


›› пост заказчика

[indent] Я торжественно клянусь, что не замышляю ничего дурного.
[indent] У Лилы все просто донельзя: если друг оказался поблизости, значит, самое время собираться в гости. И не важно, что для Синиструма "близко" - понятие очень условное и весь мир - окрестности. Довольно делала она вид, что не подглядывает за Раджимом время от времени. Она пыталась дать ему пространство, позволяла жить своей жизнью. Но в какой-то момент ее капризная женская натура сказала "хватит". Как после долгой изнурительной диеты, иногда так и хочется сорваться на лакомый кусок - и вдруг позволить себе все разом. Всего на денек. Потому что она была хорошей девочкой, она так старалась и, в конце концов, заслужила день великого потворства своим желаниям.
[indent] Кстати о диете. Вон тот студент со средних рядов выглядит вполне аппетитно, и даже улыбается ей в ответ. Думает, что она ему строит глазки. Думает, что она тоже аппетитная, только по-другому... Так зачем же ему отказывать?
[indent] Но нужно дождаться окончания лекции. Которая, надо сказать, выдалась довольно интересной. Лила заслушалась голосом Раджима. Любопытно, он ее заметил? Насколько хорошее зрение у этого пиромана?
[indent] Было все-таки что-то странное, непривычное, но гордое в том, чтобы видеть его таким... серьезным, внимательным, глубокомысленным и - учащим других. Хотя это и закономерно для него питать столь глубокий интерес к избранной теме, оттачивать знания ради поставленной цели. И она должна признать, ему очень идет быть таким. Он и нужен ей тем, кем стал. Вовсе уже не мальчишка. Ей теперь стоит называть его "профессор Малик"? Может быть, даже "гуру Раджим". Она попробовала представить это и едва подавила смешок. Пришлось сделать вид, что поперхнулась, но он, конечно же, все равно заметил, теперь уже точно, девушку на скамье в дальнем конце аудитории. Узнал ли? Конечно, узнал, пусть они не виделись глаза в глаза очень долго даже с точки зрения ракшаси. Ее сердце всегда его узнавало, даже если он подходил со спины, замирало с трепетом. Она не стала менять свое лицо на новое по такому случаю, а даже если бы и стала, полу-джинн всегда видел ее насквозь. Да, подумать только... Лила всегда любила представлять себя его тайной наставницей, направляющей по судьбе, пусть он того и не видел. А теперь, погладите-ка на них, все наоборот, и она с раскрытыми глазами впитывает и конспектирует что-то в тетрадку.
[indent] Только вот вместо конспектов там ясными чертами вырисовывался его портрет. Раджим никогда не понимал этот вид искусства. Ну что сказать, не визуал. Хотя разве может что-то сравниться с красотой пламени? Она рисовала пламя. Огни в миндалевидных глазах, завитки темных прядей. И несколько слов на санскрите, уловленные в лекции - скорее для вида.
[indent] Едва прозвенел звонок, возвещающий окончание академического часа, Лила растворилась в толпе, выскользнула за дверь и прочь по коридору. Тот самый студент остановил ее на лестничной площадке, увлек за собой. Его зовут Джейсон, такое банальное имя, ей оно ни к чему, но она зачем-то запоминает. Сегодня день исполнения желаний, подумала Лила. Кто она такая, чтобы противиться, когда еда сама просится в тарелку? А еще люди все-таки забавные. Всегда наивно думают, что это метафора, когда она говорит что-то вроде "ты мой сладкий" или "я сейчас тебя съем". Сами начинают раздеваться, молодцы, хотя от главной шкурки все же очищать приходится самой, но что-то многого она хочет. Пугаются только очень, когда спадает ее иллюзия и ракшаси предстает во всей красе. ("Будь собой", говорят они, но мало кто действительно готов принять девушку такой, какая она на самом деле, с небритыми ногами и десятисантиметровыми клыками). Доходит до них, в общем, только тогда, когда доходит до дела, а ведь она честно предупреждала.
[indent] Самое сложное, это не запачкать пол и стенки кабинки слишком сильно, поэтому она сначала выпивает столько крови, сколько может через прокушенную артерию молодца, а мякотку доедает потом. На собственную одежду, так и быть, придется наложить иллюзию пошире, чтобы никто ничего не заподозрил. Но это все не так важно, на самом деле. И слишком сложно удержаться, чтобы не застонать, не заскулить голодным щенком от наслаждения от только что проглоченного куска.
[indent] Конечно же, кто-то заходит в туалет, вынуждая Лилу притихнуть в свей кабинке. Хотя капельки крови все же предательски падают прямо на светлый кафель, кап, кап. И ее сердце замирает.
[indent] - Занято, - гневно кряхтит она голосом бедного покусанного Джейсона (туалет-то мужской), когда рука вошедшего бестактно дергает дверцу и звякает хлипкая задвижка. Джейсон за себя сказать уже ничего не может. Но все это не имеет смысла, потому что она уже знает, кто стоит по ту сторону двери. Его горячий пульс стучит слишком громко для ее восприятия, как индивидуальная подпись, как походка, как представление по имени - и даже точнее.

0

3

LOOKING FOR POSESSION
https://i.imgur.com/KTHTZaK.gif https://i.imgur.com/QgIl393.gif
https://i.imgur.com/IyppffY.gif https://i.imgur.com/wl0OfcH.gif
https://i.imgur.com/vvvvigC.gif https://i.imgur.com/OomLeM2.gif
aurora aksnes

›› Synnøve/Synne (Сюннёве/Сюнне)
›› древние исчисляют года словом тьма (любой возраст)
›› кто-то из скандинавских мифов - валькирия?

♫ AURORA - Queendom
♫ AURORA ft. Pomme - Everything Matters
♫ AURORA - A Dangerous Thing
›› i keep on losing feathers, i keep forgetting: there's no love in the end

INFO


[indent] Сюнне - солнце, и она же затмение. Лила боится ее, эту силу, что намного больше, чем может удержать в себе сознание демона. Боится и жадно тянется к ней, как ночь тянется к рассвету, зная, что он убьет ее. Любовь, состоящая из нежности, для нее кажется чем-то недоступным, запретным. Сюнне единственная, кто способна помочь ей забыть о голоде. Сюнне знает о голоде тоже очень много. О том, что так устроен мир: что сама жизнь по истинной сути своей - змей, пожирающий собственных хвост, и только так продолжающий жить; о том, что где конец, там и начало, и где любовь, там и смерть. Сюнне одна может научить Лилу так многому, провести за руку и напомнить ей, что она была рождена, чтобы разжигать пламя, а не бояться его; вот только ракшасов огонь убивает. Кем же становятся монстры после смерти? Сюнне - обещание рая, и она же - погибель.
[indent] Они познакомились не вчера, возможно, несколько перерождений назад, ни одна из них точно не вспомнит. Странным образом нити, сплетаемые на веретене сансары, и ветви мирового древа переплелись, запутались: снова и снова судьба сталкивала их, притягивала одну к другой - но каждый раз лишь урывками редких встреч, разбросанных по векам. Больше чем подруги или сестры, слишком непохожие друг на друга, вечно спорящие, вечно учащиеся друг у друга, приходящие друг к другу во снах и так яростно тоскующие.
[indent] Лицом светлый ангел, смеющаяся, как дьяволенок, душой - бесстрашная воительница. Защитница границ между жизнью и смертью, хранительница миропорядка. Она может быть сотрудницей ГОГ-4 или любого другого подразделения Группы Охраны Границ. Или держаться в стороне от официальных организаций, но так или иначе следить за поддержанием хрупкого равновесия между мирами - материей и изнанкой. А о том, что это именно равновесие, а не противостояние, и одно не может существовать без другого, ей известно доподлинно; понятия добра и зла слишком абстрактны и ультимативны, отчего бесконечно далеки от реальности. Они придуманы людьми, чтобы было легче добиваться друг от друга желаемого. Но Сюнне больше, чем человек, она обнимает внутренним взглядом всю вселенную, будто держит жемчужину на ладони. И она не позволит эту жемчужину разрушить ни самонадеянным глупцам изнутри, ни могущественным гостям снаружи.
[indent] Кое-кто (мой бывший) хочет забрать у тебя мёд богов - давай помешаем ему?


Заявка на хтонический фем. В сторонних играх и связях никак не ограничиваю. Вокруг Лилы тоже много мужчин - но любовь только одна.
Внешность можно сменить на что-то приближенное, я уступчивая. Не обязательно на блондинку (мне не все блондинки нравятся), хотя это точно что-то северное, но дело не столько во внешних параметрах, сколько в ощущении: хочется видеть одновременно нежность и воинственность в образе, и некую "инопланетность", "иномирность", в том числе и в мышлении персонажа.
Раса тоже не принципиальна. У нас не допускаются боги как таковые, но совсем пройти мимо скандинавского пантеона сложно, так что я предлагаю вдохновиться, не нарушая матчасть. Сюда хорошо ложится образ Фрейи, богини любви, предводительницы валькирий, превращающейся в сокола, плачущей золотом и янтарем в море, подарившей асам искусство колдовства - пусть она будет валькирией с этими отсылками. В то же время изначально у меня из головы долго не шел мировой змей Ёрмунганд - и если ты тоже любишь игру на контрасте и видишь мрачную фатальность Рагнарёка за светлой внешностью, velkommen! Или можешь переосмыслить образ Рататоска и быть посланницей между мирами. Единственная просьба при любом твоем выборе: не делать Сюнне лишенной эмоций и глубоких чувств, иначе для чего мы тут собрались?

POST


›› пост заказчика

[indent]- Почему просто нельзя отключить телефон?
[indent]Лила ворчит, перекатывается с бока на бок в цветастом халате и тянет руку в сторону злосчастной трубки, но Раджим успевает раньше, а ей слишком лень, чтобы пытаться чуть сильнее. Глазами же до последнего не отрывается от картинки на экране, словно медитируя на стоп-кадр, хотя разговор случает со всем вниманием, на которое способны ракшасы. Ей больно думать о том, что придется ехать куда-то. Но слово "библиотека" звучит романтично - и, одновременно, тревожно. Как капли по стеклу и гром в открытом поле. Запах чернил и чья-то смерть. Как колючий свитер, как пояс на рясе монаха, как замах розги над обнаженной спиной. У нее было слишком много жизней, чтобы не путаться в ассоциациях, вдыхая их все в одночасье.
[indent]- Я еду с тобой.
[indent]Конечно, едет. Не может быть иначе.
[indent]Она влезает в джинсы с неведомо откуда взявшейся энергией, не хочет заставлять себя ждать, а не то ее друг передумает. Быстро проверяет содержимое сумочки. Все самое важное уже и так сложено в рюкзаке Раджима, как будто они всегда готовы к концу света. У нее же - только звенящие склянки и заначка на перекус, на случай, если они не успеют домой к ужину. Пока они едут, Лила обдумывает колкое замечание про дырки, но никакого сакрального смысла в нем не находит. Разве это она из них двоих самая неосмотрительная? Быть такого не может.
[indent]- Бросаться в разлом? Да ты романтик, - она игнорирует, что из его слов следовало противоположное. Люди говорят столько разных слов, когда сказать хотят совершенно другое. "Я тоже за тебя волнуюсь." Что-то вроде этого.
[indent]От приближения к разлому по ее спине бегут мурашки. Странное, противоречивое чувство, слишком хорошо знакомое, как дежа вю, доведенное до абсолюта. Будучи демоном, которому вовсе не так легко вырваться из места между мирами в мир земной, она ощущала бездну хаоса как нечто одновременно притягательное и наполненное ужасом, животным страхом смерти, как загадка Амигарского ущелья, что неизбежно ждет ее в конце пути. Но от двух желаний бежать - прочь и навстречу - как известно, рождается оторопь. "Бей" или "беги" превращаются в замирание. Только поэтому она спокойно досиживает на месте и не выскакивает из машины раньше приличного. Перед оцеплением она не подает виду о своем волнении, даже подыгрывает Раджиму, мило улыбаясь остановившему их человеку в форме. Мальчикам нравится чувствовать себя за главных, это нормально.
[indent]Едва они приближаются к дереву, Лила делает шаг навстречу - но вовсе не в разлом, как предостерегал ее Раджим, она же не идиотка. Вместо этого ракшаси обходит ствол по кругу, будто проверяя, что дыра в пространстве трехмерна и ее правда можно обойти, трогает рукой кору дерева в той части ствола, где он еще существует, изучает. Энергия здесь вибрирует, заставляя человеческое сердце демоницы биться иначе. Если поддаться этому ритму, можно впасть в транс; ее глаза блестят завороженно. Лила убирает руку лишь когда края бреши вздрагивают и раздвигаются еще шире.
[indent]Тогда она отступает на несколько шагов, почти упираясь спиной в друида, и, не обращая на него внимания (на самом деле внимательно слушая его разговор с Раджимом), приседает на корточки, трогает ладонью пол. Да, прямо здесь хорошо будет. Она достает нож и медитативно чертит на полу какой-то символ, будто бы прямо сейчас весь читальный зал не сотрясается от столкновения с другой вселенной. И верно, целостность паркета волнует ее не больше, чем реакция мужчин на ее поведение. Этого друида она уже немного знает, достаточно долго наблюдала за братом, чтобы изучить его окружение. Раджим доверяет Карстену, значит, и ей беспокоиться на его счет нет смысла.
[indent]- Доброе утро, - произносит она, не оборачиваясь. Ее слух и интуиция следят за окружением, но все внимание зрения намертво приковано разлому, а ладонь крепко сжимает рукоять ножа. Что бы оттуда не вышло, оно не должно выйти дальше стен этой библиотеки, даже если будет слишком горьким на вкус.

0

4

INFO


tuppence middleton
https://i.imgur.com/YtWZ9EM.gif https://i.imgur.com/Z54TEfw.jpeg https://i.imgur.com/Tg75NLw.gif

›› 1970 г.р. - 54 года
›› ведьма
›› хозяйка магазина кормов и аксессуаров для магических питомцев 'feather & claw';
там же варит вкусный эль, наливает в долг и дает ночлег в обмен на дни вашей жизни
›› синиструм
›› leela kaur

[Maeve Sonali Egerton]
›› Мэйв Сонали Эджертон
♫ Tyler Bates, Chelsea Wolfe - Maxine Grabs the Gun
♫ Sevdaliza - The Inside
♫ Alice Merton - No Roots
♫ MVDNES - Flame

DETAILS


[indent] Несколько поколений подряд семейство Эджертонов пыталось очиститься от преследовавшей его бедности, славы опальной фамилии, от налета цыганщины, въедавшегося в их быт неуловимо. Мэйв помнит корабли, увозившие ее из Индии в далекий и тогда такой странный Альбион, и как воображала себя на другом корабле, что вез ее предков в противоположном направлении. В самый разгар Ост-Индской кампании кто-то посчитал хорошей идеей приобрести там клочок земли посреди непроходимых джунглей, что позже были вырублены подчистую и растасканы трудягами-слонами, лежащими теперь в своих глубоких могилах, оплаканные сородичами... Теперь уже неизвестно, было ли это приобретение причиной разорения имения или спасением, когда дом в Англии ушел с молотка, но эта жаркая земля стала их новым домом на несколько поколений. Потерянная ветвь графского рода, Эджертоны продолжали по привычке гордиться своей именитой фамилией, открещиваясь от всего дурного прошлого и, несомненно, стыдясь его. Эта странная смесь величавости с разрухой, гордыни с пристыженностью передалась и Мэйв. Как шелковое платье, измазанное в грязи, некогда цвета неба, что досталось ей от старшей сестры Айлин. Принцесса из пыльного квартала, простушка с заявкой быть королевой. Ей с самого детства внушали, что она особенная и не чета дворовым индийским девчонкам, что в ней спит какой-то великий дар или талант - поди разбери, что там за шизофрения взбрела в голову их полоумной матери. Но Мэйв на своей шкуре быстро поняла, что громкие слова ничего не значат, а если будешь задирать нос, то очень быстро тебя макнул им в грязь, и что всегда придется доказывать, что ты из себя представляешь на самом деле.

[indent] Конечно, мать вовсе не была шизофреничкой, как и няня, рассказывавшая девочкам странные сказки, хотя последняя по-английски говорила плохо и со смешным акцентом. Мать, тем не менее, была однозначно травмирована горем, от чего ей и полагалось пить таблетки, а все их куцее хозяйство перешло почти полностью под управление прислуги. Отец Айлин и Мэйв оставался жив, "насколько известно", но отбывал срок за преступление не совсем обычное: все дело в том, что он действительно владел магией, но грех его был не в этом, и даже не в каких-то особенных зверствах - до них, как узнала позднее Мэйв, почти никому нет дела, - но в том, что угрожал раскрытием существования сверхъестественного мира ничего не ведающим простолюдинам, и из свойственной Эджертонам гордости не согласился даже на вариант прикрытия в виде экстрасенса или гуру, каких немало. Он был мечтателем, говорила мать, он верил, что союз людей и магов возможен и что такой мир был бы прекрасен. Люди с ним, наверное, не согласились бы, узнай они о том, как много монстров их окружает. Оперативники ГОГ считали так же. Они арестовали отца, когда Айлин было одиннадцать, а Мэйв шесть, и именно тогда мать помешалась от горя. Вот и получалось, что Мэйв - еще и дочь магического уголовника, потомка изгоя, к тому же, британкой в не так давно освободившейся Индии. О чем, конечно же, говорить вслух не следовало. Мэйв и не собиралась: она не дура какая-то, не трудно догадаться, что с ней сделали бы местные дети за такую информацию.

[indent] Даже если бы сама девочка в нее верила. В Айлин никакого обещанного дара так и не развилось (на самом деле он проснулся в ней намного позже), и Мэйв была уверена, что и ее эта странная чаша минует.

[indent] Няня говорила, что так бывает. Молоко киснет, цветы вянут поблизости от ведьм, и свежее яйцо самой лучшей индюшки чернеет изнутри в ее руках. Недоброе слово, излетая из ее уст, становится проклятием взаправду, несет обидчику болезнь. Все это звучало складно и чуть ли не романтично в рассказах седой женщины, но не когда оно случалось с Мэйв, точнее - из-за Мэйв. Еще няня утверждала, что ведьма может той же силой и исцелять, но вот этому девочка никак не могла научиться. Никаким даром назвать это язык не поворачивался, только проклятием. Но можно ли взять проклятие под контроль? Свое она тренировала постепенно, исследовала его возможности от малого к великому. Вначале из страха, потом из любопытства, наконец - с азартом. Как скоро сгниет яблоко, если держать его на открытой ладони? Получится ли сделать новенький замок проржавленным и старым? А рассыпать его же в прах? Заболит ли рука у неприятного знакомого от прикосновения к ней? В комнате рядом с ней не останется в живых ни одно насекомое - а в раннем детстве она считала себя везучей, когда надоедливый гнус изъедал ее сестру, но едва ли трогал ее саму. Что же дальше? Что, если научиться превращать виноградный сок в вино за один день? Но пока что рядом с ней только все умирали, заболевали или сходили с ума. И парню, что подарит ей букет цветов, лучше сразу выкинуть его в мусор.

[indent] Мэйв так устала бояться. Себя, других, бедности, быть пойманной и наказанной, как отец. Вместо этого она научилась ненавидеть. Свой дом, родную сестру, болезнь матери, влажный жар Индии и всех в окружении, от дразнивших ее местных смуглых ребятишек до воображаемо-условных сотрудников ГОГ, которых в лицо не видела. Даже, в ее детском воображении же, мучившегося в темнице отца, поступившего так глупо ради идеалов и оставившего их одних в этом жестоком мире. Она устала настолько, что охмурила жениха Айлин, хотя всем до последнего было понятно, что этот брак был чисто меркантильной затеей, причем с обеих сторон. Эджертоны верили, что состояние предпринимателя из Лондона поможет погасить накопившиеся долги; но сами так умело скрывали свое бедствие и так тиражировали значимость своей фамилии, что сами привлекли к себе такого же хитреца. Мистер Стоунхоуп не был ни стар, ни уродлив, ни, к сожалению, слишком удачлив тоже, и проторговался в пух и прах. Сердце матери, между тем, было спокойно: она была уверена, что отдает хотя бы одну из дочерей в добрые руки, а вовсе не продает ее за тридцать тысяч рупий. Свадьба была безумно красивой. Об истинном положении мужа Мэйв узнала лишь на том самом корабле, что увозил новобрачных в Великобританию. Мэйв все две недели не могла отмыть хну со своих рук, проклиная и в то же время восхищаясь иронией судьбы-злодейки. По сути, все эти заслужили то, что получили. Что ж, может быть, ее более удачливой сестре повезет и в этот раз больше? А она впервые поблагодарит баттюшкину кровь за свой дар. Впрочем, Стоунхоуп оказался стойким. Через четыре года ее муж умер от рака, целых четыре мучительных года - она надеялась на более скорый исход, зато выглядело не слишком уж подозрительно. Он так и не оставил ей ни ребенка - тело Мэйв само убило зародившийся в нем плод, - ни наследства.

[indent] Разрушая все на своем пути, разрушаешь себя неизбежно. Пядь за пядью, вот уже не останется ничего человеческого, хотя в зеркале все то же лицо.

[indent] Мэйв потратила так много времени на осознание того, кто она есть в этом мире и кем может быть. Она стучалась во все ковены Англии, но даже та ведьма, что дала ей шанс, в итоге отказалась принять ее  с обидным вердиктом: слишком дика, совершенно необучаема и опасна. К тому же, слаба в заклинаниях, без усилителя просто посмешище, а с артефактом или фамильяром - так это каждая дура сможет, дуры никому не нужны. Но и такого урока ей хватило, чтобы извлечь из него пользу. Мэйв делает то, что получается у нее хорошо. Идея с фамильяром ей нравится. Последующие пару десятков лет она посвящает поиску существа, что способно выдерживать соседство с хозяйкой с ее особенностью, а заодно усиливать и укреплять поток магии из ее рук. Заодно учится и сама не рассеивать энергию разрушения попусту. Накопленных знаний оказывается даже слишком много: ими можно делиться, но куда лучше монетизировать. Не на улицах Лондона, конечно же; но какое счастье, что в Лондоне есть свой прототип Косого переулка. Когда Мэйв впервые увидела Синиструм, она расплакалась. Он был красивым, он был потрясающим, сама по себе идея его существования была гениальна. Здесь можно было жить среди подобных себе. А само главное, она узнала, что Группа Охраны Границ вполне реальна, даже не в единственном числе - но в глазах дочери отверженного все едино. Мэйв возненавидела Синиструм всем сердцем в тот самый миг, как увидела, потому что поняла: она здесь чужая и всегда ей будет, сколько бы ни притворялась, что все иначе.

[indent] Своего фамильяра, впрочем, она находит. И снова смеется над иронией того, что именно это существо подходит ей, одно из всех, будто предназначено легендами. Она протягивает к мантикоре руку, стараясь не тррогать кончик хвоста, и понимает, что вслед за рукой отдаст и всю душу.

RACE


♠ Мэйв с натяжкой можно назвать стихийной ведьмой, хотя "стихия", свойственна ей, несколько необычна: это стихия разрушения. Основная ее сила заключается в способности ускорять процессы внутри того, к чему прикасается, в частности, процессы энтропии. Эффекты могут быть самые разные, от незначительного увядания или даже ускоренного роста (что, на малых шкалах, даже похоже на созидание), до скоротечного разрушения, подобного цепной реакции. Теоретически, она способна организовать сердечный приступ кому угодно, у кого есть сердце и отсутствует достаточной силы регенерация. Но, разумеется, на любое приложение сил нужны энергия и время, и чем быстрее хочется привести к желаемому, чем сильнее разрушительный эффект, тем больше будет истощение впоследствии.
♠ Сама по себе Мэйв не обладает усиленной регенерацией и физически подобна человеку. Побочным эффектом дара, однако, является продление жизни и исцеление, а также дарит чувство легкой эфории (если где-то убыло, то где-то прибыло, и прибывает в этом случае к самой ведьме). Эта побочка не отменяет истощение от применения дара: головокружение, слабость, сухость во рту и мушки перед глазами обеспечены. В любом случае потребуется отдых, сон и перекус.
♠ Базовая бытовая магия прилагается. Также Мэйв может использовать заклинания, зелья и артефакты, но справляется с ними на среднем уровне, для более сложных ритуалов может потребоваться руководство - помним о том, что она самоучка.
♠ Магическое чутье и магическое зрение, помогающие распознать перед собой не человека, определить наличие той или иной энергии, будь то совершенное заклинание или присутствие незримого духа в помещении. Не всегда, впрочем, сможет с точностью трактовать то, что интуитивно чувствует.

♣ На правой руке Мэйв не достает мизинца и двух фаланг безымянного пальца, а ладонь пересекает шрам - следствие неудачного столкновения с одной из магических тварей. Мэйв правша, поэтому ей пришлось научиться выполнять многие задачи левой рукой, но там, где трех пальцев достаточно, по-прежнему пользуется правой. Так, она пишет правой рукой, а из пистолета стреляет левой и довольно неплохо. В случае с колдовством, после травму оказалось, что заклинания левой рукой даются ей куда успешнее, и Мэйв любит использовать это с выгодой против врагов. Вдобавок к этому, она скрывает свой изъян перчатками со спрятанным в них протезом, что может запутать незнакомцев еще больше.

0

5

https://i.imgur.com/ZabQXlj.png

Код:
[align=center][url=http://sinistrum.f-rpg.me/viewtopic.php?id=12&p=2#p256292][img]https://i.imgur.com/ZabQXlj.png[/img][/url][/align]

https://forumstatic.ru/files/001b/ea/09/90692.png?v=1

Код:
[align=center][url=https://sinistrum.f-rpg.me/viewtopic.php?id=12&p=2#p256292][img]https://forumstatic.ru/files/001b/ea/09/90692.png?v=1[/img][/url][/align]

0

6

LOOKING FOR SISTER
https://i.ibb.co/gzbK262/sample-01.png https://i.ibb.co/WyCPpk9/sample-00.png https://i.ibb.co/YL42QtY/sample-02.png
jenna coleman

›› Eileen Egerton / Айлин Эджертон
›› 59 годиков, получается
›› ведьма (дар на выбор)

♫ музыка в вайб персонажа (по желанию)
♫ музыка в вайб персонажа (по желанию)
›› или любая подходящая цитата

INFO


Любые детали о персонаже, которого вы ищите в свободной форме, и вас самих.

POST


›› пост заказчика

0

7

INFO


https://forumupload.ru/uploads/001c/25/52/2/95018.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/25/52/2/14880.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/25/52/2/872508.gif
Robin Tunney

[Devon Wasserman]
›› Девон Вассерман | Джин Девон О'Конор
›› 7 июня 1952 - 72 года
›› филид
›› прокурор Южного округа Нью-Йорка
›› Нью-Йорк
›› Leela Kaur
♫ Black Rebel Motorcycle Club - God's Gonna Cut You Down
♫ Mickael Soul - Humanize

DETAILS


[indent] Родилась в Буффало, Нью-Йорк, средним ребенком в многодетной семье: три сына и две дочери. Вообще-то "Девон" - это ее второе имя: мать очень хотела назвать дочь в честь прабабушки мужа, но отец настоял, чтобы первое имя было более американским. В семье О'Конор клювом не щелкали, старшим не жаловались, на бога не роптали, к столу приходили всегда с чистыми руками и обязательно читали молитву, а спать ложились строго после вечерней службы. Да, родители были очень набожными католиками, что наложило свой отпечаток на убеждения Девон. Но более важную роль сыграло ее желание ни в чем не уступать братьям в борьбе за лучший кусок пирога, а еще - быть примером для младшей сестренки.

[indent] Идеалистка и перфекционистка с синдромом отличницы. Лоуфул гуд, активистка, староста класса, отметки не ниже A с минусом. Всегда пыталась превзойти сверстников и саму себя. Обостренное чувство справедливости важнее, чем религия. Любимый персонаж - Гермиона Грейнджер, любимые игры - соревновательные, любимый досуг - выигрывать плюшевых мишек в тире (только не говорите папе). Любимое чтиво - труды Аристотеля, Локка, Руссо, свод законов Соединенных Штатов Америки и судебные прецеденты. К моменту поступления в колледж она уже имела парочку публикаций и несколько спортивных наград. Вопроса о выборе профессии почти не стояло: Девон мечтала отстаивать закон, наказывать преступников, добиваться справедливого для них наказания. Значит, либо ФБР, либо судебная система, и она выбрала второе. Родители могли ей гордиться, да и она сама, несмотря на трудности, была счастлива и горда собой.

[indent] Разве что личная жизнь у Девон никогда не ладилась. В школе самые красивые хулиганы просто боялись связываться с девочкой, что может отлупить их по яйцам, и первого своего мальчика она поцеловала сама, просто из любопытства. В студенческие годы она пробовала сойтись со своим однокурсником, но в итоге оба поняли, что им комфортнее оставаться друзьями. Еще несколько романов там ничем и не закончились, и причиной были то ли завышенные требования и характер Девон, то ли напряженный ритм ее работы. Возможно, это и к лучшему, потому как обрастать детьми и семейными обязательствами она была не готова, карьера всегда стояла на первом месте.

[indent] В 32 года она доросла до места помощника окружного прокурора, и именно на этой должности она впервые встретилась с агентом Дином Мори. Несмотря на непростые характеры и явные различия во взглядах на методы работы, они вскоре стали крепкими друзьями. Даже когда при работе над одним из дел оказалось, что Дин является дампиром, самообладание помогло ей не сбежать и принять эту любопытную деталь.

[indent] К тому моменту Девон уже по долгу службы сталкивалась со сверхъестественным несколько раз, но все еще была не в курсе о том, что и сама не совсем обычный человек. Правду ей раскрыло начальство, когда стало очевидно, что слишком долго держать ее в неведении невозможно: Девон уже тогда выглядела несколько моложе своих лет. Еще немного, и несоответствие ее внешнего вида и данных в досье начнет вызывать вопросы, а это может помешать работе. Так Девон узнала, что ее предки по отцу были филидами, и была принудительно отправлена в длительную командировку в Калифорнию. Цель командировки была озвучена как "повышение квалификации" - унизительная для Девон по всем параметрам формулировка. В числе прочего, ей предстояло обучаться управлению своими способностями, параллельно знакомясь с доступной ей частью засекреченной информации об известных человечеству видах существ, пока ее начальство занималось зачисткой базы данных и готовило ей новую личность. Даже после таких манипуляций быстро вернуться в родной штат было нельзя, и командировка затянулась на несколько лет. В итоге она взяла свое второе имя, которое с детства любила больше, как основное, и предложенную фамилию, а для узнавших ее знакомых уже могла сойти за собственную дочь.

[indent] Тем не менее, Девон не смогла завершить обучение филида полноценно. И вовсе не потому, что новая реальность никак не укладывалась в ее голове, а то, чему ее учили, казалось полным бредом, и ни здравый материализм, ни Библия не могли дать объяснение. Даже в такой ситуации она не могла бы позволить себе сдаться. Но то ли ценные знания филидов были утрачены в веках безвозвратно, то ли в Федеральной судебной системе так и не нашлось ни одного известного ей полностью обученного оллама, то ли никто и не планировал доводить ее знания до высшей ступени. В любом случае, оспаривать приказы ей было не свойственно (кроме самых крайних случаев, о которых знает только текила). Зато по возвращении она наконец смогла претендовать на должность самого окружного прокурора.

[indent] Вот только ничто уже не казалось таким, как прежде. Девон так и не смогла до конца принять свою сущность и тот факт, что рядом с людьми живут существа гораздо более сильные. Даже соглашаясь, что не все из них злы или совершают опасные поступки, она остается сторонницей того, что их существование необходимо держать в тайне, а им самим, по возможности, не отсвечивать. Наличие дампира в списке лучших друзей этого не меняет, более того - подкрепляет ее убежденность: методы Дина были и остаются точкой преткновения в их спорах, хотя она и вынуждена признать их эффективность. Едва ли ее послушает, вспомнить хотя бы, сколько ему лет, но Девон не оставляет попыток вернуть Мори, как блудного сына, с пути криминала. И, оплачивая им обоим выпивку в баре, в очередной раз скажет: "Пожалуйста, постарайся хотя бы раз без крови".

RACE


[indent] Филид (ирл. fili, мн. ч. filid - "поэт, провидец"), также шончай (ирл. seanchaidhe, мн. ч. seanchai - "историк, рассказчик").
В средневековой Ирландии филиды были придворными поэтами, музыкантами и философами, которые считались также магами, способными заклинать словами, видеть прошлое и настоящее, предрекать будущее. Филиды обладали феноменальной памятью и владели мнемоническими техниками, поэтому являлись хранителями знаний об истории, законах, политике и культуре, носителями всего ирландского эпоса до появления письменной традиции. Часто они выполняли функции законодателей, судей и диполматов; от их слов зависел имидж правителей, а значит, и ключевые политические решения.
В прошлом филиды имели свою организацию со строгой иерархией и сводом правил, до 1-ой ступени (высшей из семи) и звания Оллам (ollam) требовалось учиться 12 лет, с Самайна по Белтайн, в полной темноте, запоминая сотни текстов на слух. Самые прославленные из олламов были советниками правителей.
С распространением христианства филиды постепенно утратили свой вес и ассимилировались в монастырской католической среде. До начала XVIII века сохранялось лишь несколько главных династий (последним из известных личностей считается слепой арфист Торла О'Каролан, "Последний Бард", умерший в 1738 году), после чего филиды окончательно ушли в тень.

[indent] Девон — филид 3 ступени (cli), имеет следующие особенности и способности:
֎ увеличенная продолжительность жизни, примерно вдвое больше человеческой, и замедленное старение;
֎ хороший слух;
֎ почти идеальная слуховая память (по этой причине читает вслух и проговаривает новую информацию, чтобы лучше запомнить);
֎ эмпатия, интуитивное понимание характеров и настроений людей;
֎ генетически обусловленные способности к красноречию;
֎ прорицание прошлого и будущего (развито на уровне обостренной интуиции);
֎ дар заклинателя:
senamain ("заклинания") — влияние на будущее посредством фраз, произнесенных вслух, при этом фраза должна быть рифмованной (заклинания филидов "слагаются", как поэмы, по определенным правилам, которые отличают их от вольных песен бардов): может привлечь удачу, прибыль или защиту;
anair iarnberla ("тёмный язык") — аналогично предыдущему, правильно сложенное поношение в рифме может наслать проклятие, но если филид произносит несправедливое поношение, то оно оборачивается против него самого;
֎ неожиданно, поет Девон тоже неплохо, хотя никогда этому специально не училась; к счастью, пение рок-хитов в караоке за заклинание не считается.

[indent] Физические показатели Девон не превосходят пределы возможностей обычного человека ее пола и комплекции. При этом она хорошо натренирована в силе, выносливости, скорости бега, рукопашном бою и стрельбе из пистолета, регулярно поддерживает свои навыки новыми тренировками.
[indent] Филиды не обладают повышенной регенерацией, они также смертны, как люди, и уязвимы ко всем обычным видам оружия. Другой слабой стороной является зрение: хотя с юности проблем с ним у Девон не было, последние несколько лет она начала ощущать его ухудшение; у нее в роду большая предрасположенность к болезням глаз, включая слепоту.

0

8

i was given a heart before i was given a mind
a thirst for
pleasure  and war,  a hunger we keep inside

Код:
[align=center][font=Spectral SC]i was given a [color=maroon]heart[/color] before i was given a mind
a thirst for [/font][font=Caveat][size=16][i]pleasure[/i][/size][/font][font=Spectral SC]  and [/font][font=Caveat][size=16][i]war[/i][/size][/font][font=Spectral SC],  a [color=maroon]hunger[/color] we keep inside[/font][/align]

your dark side, i wanna see your dark side
sick of you acting, you're
faking  something you shouldn't hide

Код:
[align=center][font=Spectral SC]your [color=maroon]dark side[/color], i wanna see your dark side
sick of you acting, you're [/font][font=Caveat][size=16][i]faking[/i][/size][/font][font=Spectral SC]  something you [color=maroon]shouldn't[/color] hide[/font][/align]

Arooj Aftab — Last Night

Код:
[align=center]♪ [url=https://www.youtube.com/watch?v=XX1ResoIGc8]Arooj Aftab — Last Night[/url][/align]

0

9

черновик поста для сюнне

[indent] Вырвать правду у судьбы и зашить ее глубоко под кожей, дать зажить, переварить и перерасти, изменить и выплюнуть. Выдать за свою версию, обмануть реальность и обернуть себе на пользу. Как колдовство преобразует яд, как разрубаются узлы и разрушаются границы между тремя мирами. Лила успела заметить, куда качнулся маятник, почувствовала рукой инерцию магического импульса, когда схватила его, и ток прошелся по ее ладони, уничтожая ритуал поиска. Его остатки лоскутками повисают в пространстве комнаты.
[indent] - Прости, - говорит Лила, и от ее дыхания частички магии пылью завиваются в беспорядочные спирали, пока не развеиваются окончательно.
[indent] Такое вольное обращение с магией должно было разозлить Сюнне, и разозлило, но в меру - это Лила чувствовала. Ее Сюнне с безграничным сердцем, с мудростью все повидавших гор и мощью фьордов, способных точить собой скалы. Гнев ее хлесток, но короток. Ее Сюнне все понимает - или не понимает, а просто дает вещам быть; хотя на ее месте сама ракшаси непременно прочитала бы лекцию о том, почему так относиться к священному действу нельзя и чем это может грозить. Возможно, дело в том, что это грозило бы смертному, а ракшасы славились умением портить самое умелое заклятье. Возможно, Лила просто слишком безрассудна, чтобы отравленная карма могла напугать ее.
[indent] Напугать... Лила не любила испытывать страх. Чего может бояться душа, побывавшая на Изнанке, опаленная, выгоревшая там, напитавшаяся самим хаосом и превращенная в то, что душой не назовут? И когда она все-таки боялась, то совершенно не знала, что с этим делать. Разве что зажмурить глаза и бежать напролом. Вот и сейчас она метафорически зажмурилась, и вот-вот совершит что-то безумное - непременно совершит, и помешать не сможет ни Сюнне, ни все демоны Бездны, мнящие себя богами, от Аудумлы до Адишеши.
[indent] - Прости-и-и, - повторяет Лила нараспев, трется горячей душой о ноги любимой, как один из ее котов, захватывающих собой все пространство в свои владения. Коты сторонятся ракшаси, шипят, щетинятся, ревнивые, но все же дают себя погладить.
[indent] Сюнне разливает по чашкам ароматное солнце, и Лила завороженно смотрит на сверкающие струи, из носика в чашку, из носика в чашку, с успокаивающим журчанием. Прерванное гадание не идет у нее из головы, тянет к земле тяжестью. Но темнота этих мыслей совсем не вяжется с солнечным убранством кухни. Уют, который царил здесь, хранил прикосновение любимых рук и воспоминания множества совместных трапез и чаепитий, будто вырванный из чужой жизни, где они обе были бы просто людьми, умели бы жить по-человечески просто и сложно одновременно, ругались по мелочам бы, а потом страстно мирились прямо тут, за выпечкай, пачкая друг друга в муке и липком яйце или, может, шоколаде... Лила вздрогнула от голоса Сюнне. Ах да, чай...
[indent] Лила улыбнулась, обнимая обеими руками горячую чашку, вдыхая заботу полной грудью вместе с травяными парами, наслаждаясь ими.
[indent] - Ты была бы лучшей женой. Почему мы не живем вместе?
[indent] Лила знает ответ: потому что она принесла бы в этот дом хаос. Разрушила бы мир и покой, истрепала бы душу своей родной белокурой принцессе севера, а потом все равно сорвалась бы куда-то в даль к семи горизонтам. Или - как знать - Сюнне научила бы ее жить иначе и ценить то, что есть. Лила очень хотела бы, чтобы она ее научила.
[indent] Стала бы ее наставницей в том, что такое любовь без насилия. Без всепоглощающего Танатоса, что ходит за Лилой повсюду.
[indent]

0

10

в общем

у Лилы в прошлом, сотен несколько лет назад, был любовник-протеже, который стал очень крутым, но слишком злодеем, так что она его предала и заперла на век или два в магической ловушке, которая, конечно же, не вечна, а она вот так некстати умерла и пришлось перерождаться, так что ловушечку из виду упустила, она уже вскрыта, и по сюжету ожидается, что ей теперь 3,14зда
но даже если не 3,14зда, то она ему будет ставить палки в колеса, чтобы не дать чего-то там добиться
там что-то вроде, как в одном меме, энемиз виз бенефитс
и вайбы бывших супругов с еще больными претензиями друг к другу
в идеале искра-буря-безумие еще есть, а любви уже нет, только ненависть, месть и давай разносить мегаполисы в финальной битве.
что до треугольников, то Лила демон, у нее пансексуальная полиамория и она головы мужикам после сексов отгрызает, так что я только за, чтобы у него там тоже было кого любить в каких угодно позах, красиво было бы, но сука сложно, сложно

не люби мои трещины - полюби то, что в них кровоточит и плещется.

0

11

играетсясчитаетсяне считается
───────────────────────────────────

─────⊱ 3RD CENTURY
हमारा सारा समय आ गया है

all our times have come

   

پنجاب، کشان سلطنت

Смерть приходит ко всем хотя бы однажды. Но для тех, кому суждено умереть не единожды, Смерть становится или врагом, или хорошим другом, встречи с которым ждешь с предвкушением.

─────⊱ 15TH CENTURY
और मैंने सूर्य की किरणों का स्वाद चखा

and i tasted sunbeams

   

مقدس رومن سلطنت

Во времена гонений на ведьм творениям хаоса приходится непросто, особенно тем, кто не помнит своего происхождения. Сюнне уже несколько лет обитает в женском бенедиктинском монастыре на самом севере Европы. Лила (Илинка, так звали ее в те времена) насильно сослана в обитель для спасения души, и ей приходится свыкнуться с бытом монахинь.

─────⊱ 1700 SUMMER
यह एक ज़िपुन है, और यह एक स्राचित्सा है

вoт этo - зuпyн, a вoт этo - cpaчuцa

   

اوریگون

Кто-то скрывается в этих местах от своего прошлого, кто-то находится в поиске чего-то нового. Время первых переселенцев, кто-то с густонаселенного востока штатов, кто-то из Европы. Все пытаются начать новую жизнь, Кэл и Лила — не исключение.

─────⊱ 2017 SEPTEMBER
सभी देवता आपको आशीर्वाद दें

may all the gods bless you

   

بنگلہ دیش

Итан едва помнит, как около дюжины лет назад забавы ради помог индийскому духу воплотиться в этом мире. Студенческая забава, так долго не имевшая никаких последствий, не более. Но в восемадцатилетней девушке в самом сердце Бангладеш и в разгар праздника Дурга-пуджа без сомнения узнает ту, кого призвал с края бездны себе в покровители.

─────⊱ 2020 SPRING
जलाना

burn

   

بوسٹن

Сгораю?
Сгораешь.

─────⊱ 2020 AUTUMN
मैं अपना गड्ढा खोदता हूँ, तुम दीवार बनाओ

i dig my hole, you build a wall

   

شکاگو

усталый после работы раджим хочет пойти домой, но решает заглянуть в учительский туалет перед выходом смотреть бесплатно без регистрации 18+

─────⊱ 2024 MARCH
मैं तूफान के लिए तैयार हूं

I am ready for the storm

   

سینسٹرم

You love me warm, you love me
And I should have realised
I had no reasons to be frightened

─────⊱ 2024 MARCH
अच्छा महसूस करना

feeling good

   

سینسٹرم

я не люблю, когда стреляют в спину,
я также против выстрелов в упор.

─────⊱ 2024 APRIL
धमाका और दोष

bang and blame

   

شکاگو

you kiss on me / tug on me / rub on me / jump on me / you bang on me
beat on me / hit on me / let go on me / you let go on me

─────⊱ 2024 JUNE 20
पेगनम हरमाला

Peganum harmala

   

رومانیہ

Однажды две ведьмы отправились поискать ту самую траву, что является сильнейшим противоядием, но растет только в определенных местах и обретает свою магическую силу в определенный день года. И кто же захочет делиться?

─────⊱ 2024 JULY 17
☼ मेरे मामले और दिन जल रहे हैं

☼ гopят дeлa мou u днu

   

سینسٹرم

Что это: давно забытая родина в сверкающих под солнцем и луной песках или никем прежде невиданные игры Хаоса? Он открывает пасть, но не охотится и не заманивает: Хаосу нет нужды ждать, потому что несовершенные и недолговечные искры жизни сами стремятся к нему и влетают в разверстую пасть, подобно таким же несовершенным и недолговечным мотылькам. Но удастся ли мотылькам выпорхнуть из гостеприимно распахнутой пасти?

─────⊱ 2024 JULY 17
और इस दुनिया में खाली आओ

u npuxoдu в этoт мup nycтым

   

سینسٹرم

Карстен, Раджим и Лила приняли участие в Сказаниях Хаоса и вернулись в Город живыми — не всем участникам так повезло. Но ни одно путешествие на Изнанку не проходит бесследно, она въедается в душу, оставляет свои вязкие следы, и необходимость закрывать зияющую брешь между мирами — лишь малая их часть.

0

12

https://i.imgur.com/arI2WzD.gif https://i.imgur.com/AVVJ8X3.gif https://i.imgur.com/bIy0upT.gif
all our times have come
III век н.э. • Панджаб, Кушанское царство • Ankou, Leela Kaur
♪ the spiritual machines - (don't fear) the reaper

Смерть приходит ко всем хотя бы однажды. Но для тех, кому суждено умереть не единожды, Смерть становится или врагом, или хорошим другом, встречи с которым ждешь с предвкушением.

Анку 1

П о р а.

То, что Анку никогда не понимал. С самого начала, когда Смерть поставила его у руля. Вынуждая смотреть за тем, как огонёк поедал свечи. Неумолимо показывая, как же скоротечна жизнь. И все способы людей её обогнать раз за разом. Придумывая способ за способом. Сочиняя сказки. — Неужели, я был таким же? Он забыл. Каково это быть человеком. Сохраняя остатки человечности, Анку тем не менее забыл самую сущность бытия смертного. Цепляясь за паутину из прошлых чувств и ощущений, что просачиваются сквозь память подобно песку. — Ни вкуса еды, ни дуновения ветра. Ни понятия в веселье людском. Зачем нужна выпивка и какое веселье в танцах. Он не просто позабыл. Он словно потерял. Утратил ту часть, которая когда-то соединяло его с миром людским. Со смертными, за которыми он вынужден теперь приходит. Сопровождая за черту, там где исчезают души и танцуют свой безумный танец духи хаоса. Место, что находится за пределами рабочего поля Анку.

Они все всегда хотят знать. Каждый раз с приходом Анку, что в момент задувания свечи рассекает воздух лезвием косы. Отделяя душу от тела, освобождая от оков бренной плоти. И от эмоций, что бушевали ураганом внутри. Окрашивая по всей эмоциональной палитре в секунды последнего вдоха. Вынуждая переживать и страх, и ярость, и горе с болью. И некую радость, порой, едва заметную. С огромной надеждой стоящей в самом центре. Верой в то, что после будет что-то. И никакой пустоты. Что на этом всё не закончится. И обязательно, с большой вероятностью, покажется свет в конце тоннеля. — Угрозы. Торги. Мольбы. И после смирение. С одним лишь вопросом, что будет дальше. Хотел бы Анку дать ответ. Хотел бы сказать с уверенностью, что ждёт их за чертой. Там, где притаились хаоса обитатели. Но и ему неведомо это. Та территория выходит за его рабочую зону. Не является частью плана. — Там окажусь и я. В самом конце, забрав последнего живого. Поднимая стулья, потушив все свечи. Закрою двери на замок. И окутанный мраком, шагну за черту. Уходя на долгожданный покой. Это то, что ждёт в конце всех. Тьма, что словно хладной пеленой накрывает всех с головой. Провожая в последний путь огонёк жизни.

Но вопросы — удел людей. Тех, кто любит поговорить. Тех, кто жаждет всегда найти ответы на вопросы. Думая, что им должны ответы после всего того жизненного пути, который прошли. Раз за разом спрашивая одно и то же. Надеясь, что в этот раз вестник Смерти решит поделиться знаниями о бытие. — Самые требовательные колдуны и чародеи. Жадные до знаний. Не дают сказать ни слова. Задавая вопрос за вопросом. То ли дело животные. Они не истерили. Не отвергали смерть как таковую. Не требовали вернуть назад. У них в принципе не было желаний, лишь изредка излагали свою просьбу они Анку. Когда косой своей он разил ту нить, что соединяла их душу с телом. Кто-то хотел в последний раз взглянуть на своего родителя, кто-то на детёнышей оставшихся одних. Они не жаждали знать, почему их жизнь была так скоротечно. И от чего несправедлива была судьба к ним, покуда сердца бились в их груди. Раз за разом насылая проблемы и несчастья. Им нужно было знать, что их сородич будет в порядке без них. — Бесконечная верность остаётся в них и на другой стороне бытия.

Мрачный жнец сидел на земле, укрытый где-то в лесах. Покуда тёмные грозовые тучи накрывали влагой всё там, внизу. Ткань одеяния Анку не мокла, как бы сильно не лил дождь. И сколько бы не возмущались небеса, посылая одну грозу за другой да сверкая молниями. Показывая мощь свою, силу, ярость. Анку отвергал такое понятие, как влага. Наблюдая за тем, как всё вокруг менялось. Анку не исполняет просьбы, лишь изредко отвечая на какой-нибудь единственный вопрос. Или же позволяет в последний раз взглянуть на тех, кто был дорог усопшему. События настолько редкие, как и затмение солнца. Но всё же имели место быть. Так случилось и в этот пасмурный день, где-то среди лесов и рек. Когда люди продолжали разбегаться по миру. Размножаться. И увеличивать свои владения. Нарушая природный баланс. Уничтожая флору и прогоняя прочь фауну. Не замечая трупы тех, кто оказался на их пути. — Молнии. Грозы. Люди думают, что это гнев богов. Знали бы они, что боги к этому не имеют дело. Анку слегка приподнял край своего балахона, где расположился маленький зверёк. Детёныш выдры, чья свеча потухла не так давно. И чья жизнь была отнята людьми волей случайности, нежели преследуя умысел злой. Тело малыша приняли воды реки, чьё течение несло его всё дальше и дальше. Душа же должна была отправиться дальше. За черту. Его должен был проводить Анку. — Животные редко о чём-то просят. Редко задают вопросы. Оттого их просьбы вызывают толику интереса. Маленькая выдра желала последний раз взглянуть на то, как плачут небеса навзрыд. И как громко грохочут тучи раскатами грома. И в разгаре ливня сияют молнии где-то вверху. Возможно, Анку мог бы отказать в этой небольшой просьбе. Отведя к черте душу зверька. — От животных просьбы редкость. И эта редкость должна поощряться, пусть и изредко. Сохраняя баланс.

Баланс. Та самая вещь, ради которой когда-то Смерть пришла к Нему. К тому, кем был когда-то Анку. В те много-много лет назад. — Много. Никогда не мог понять, как они распознают это самое "многое времени". Время. Вот она та область, которую вестник Смерти никак не мог понять. И порой удивлялся, когда кто-то говорил о нехватке этого времени. Или что пережил своей век. Что прошло немного, а для кого-то слишком много времени. — И как ходит слон в шахматах. Всегда забываю. Анку был нанят самой Смертью ради того, чтобы он держал баланс. Покуда Она будет где-то там. Делать свои дела. Контролировать неумолимый ход часов судьбы. Что двигаются точно по расписанию, известному лишь Ей и только Ей. — Присутствие Смерти не требуется почти нигде. Лишь в редких исключениях. И для этих исключений был нанят я. Ведьмы, колдуны, некоторые важные персоны. Вот кого должен обязательно посещать Анку. Провожая их в дальнейший путь, который только начинался после последнего биения сердца. Когда осталось три вздоха до нового имени в списке потерь. Что после будет украшать надгробную плиту на кладбищенской земле. Иногда, правда, случалось и так, что Анку посещал людей. Обычных, простых, маленьких людей. Чья жизнь была ничем не примечательной. Не выделялась. Не отличалась от жизни соседа, а у того от жизни его соседа и так у целой деревни. Но Анку к ним приходил. Порой, когда свеча ещё не догорела. Предупреждая о скорой кончине, советуя разобраться с делами поскорее. — Дела семейные, дела рабочие. Даже после смерти, люди пытаются решать какие-то свои дела. Уходят из мира живых с тяжестью. Но сколько бы не предупреждай их, сколько бы советов не было сказано. Они редко слушают и чаще поступают в своей манере.

Анку останавливает свою скрипящую повозку у здания. Похожего на храм посвящённый богам. Его костлявые ноги неспеша ступают по земле, покуда из-за балахона чёрного он достаёт свечу. Где на фитиле горит огонёк, жадно поедая восковую основу. Всё укорачивая и укорачивая свечу. В правой руке Анку держал свою косу, что лезвием направлена в другую сторону. Совсем скоро ей найдётся работа, когда ещё тёплое тело камнем упадёт на землю. И с последним вдохом, душа покинет тела. Тогда просвистит лезвие в воздухе. Отделяя душу от тех мирских забот, что давно терзали. Не давали спокойно спать по ночам и изводили при свете дня. Всё это остаётся там, вместе с телом. На душе же остаётся лишь спокойствие. — Почему люди оставляют пищу в храмах? Боги любят не яблоки, а ласку и комплименты. Анку проходит сквозь стену, игнорируя её наличие. Останавливаясь недалеко от девушки, чья свеча вот-вот догорит. Он наклоняет голову в бок, наблюдая за происходящим. За ритуалом, который дева пыталась провести. — Ведьма? Вряд ли. Они обычно всегда находятся в ожидании меня. Знают, что сегодня я пришёл именно за ними. Анку наблюдал, не говоря не слова. Находясь в стороне, сливаясь с тенями. Держа свечу своей левой костлявой рукой. Ожидая, когда настанет тот самый момент когда от свечи останется ничего. И ему останется её только задуть. Но а пока, покуда ещё осталось от свечи хоть что-то, Анку наблюдает за действиями девушки. — Последние мгновения жизни любого человека всегда любопытны для наблюдения. Они редко повторяются и уникальны для каждого.

Лила 1

[nick]Visahari[/nick][icon]https://i.imgur.com/8pltrve.png[/icon][name]<div class="lz_h"><span><a href="">Вишахари, 25</a><em>ифрит, полукровка</em></span></div>[/name][sign][/sign]

[indent]Время пришло. Ее руки еще пахнут дымом, едкой тошнотворной смесью из запахов специй и горящего мяса, и вовсе не потому, что она - обученная жреческому делу - совершала яджну. Если и так, если то было жертвоприношение, то какому-то невиданно жестокому богу. Кому же? Агни?
[indent]Ей говорили, что Агни-Хотар добр. Он, Семипламенный, чей свет - богатство, хранит домашний очаг, а не жжет дома, если только его не прогневать. Но вот, она приносила ему в дар и священное масло гхи, и молоко, и баранину, чтобы задобрить его. Но ни молитвы, ни сома не дали ей облегчения, не усмирили нрав мучившего ее дэва и не открыли ей его имя, не объяснили, чего он хочет.
[indent]Когда-то риши Бхригу проклял Агни, чтобы тот стал пожирателем всего. Так было, пока отец его Брахма не обратил его в очищающего всякую скверну, дав ему имя - Павака, Очищающий. Но ее огонь никого не очищал. Он лишь питался чужой болью и наслаждался ею. Нет, то был не Агни.
[indent]Вишахари могла бы понять сам факт существования богов вроде этого, которому ничего не стоит спалить целую деревню. Но быть частью этого... она отказывалась.
[indent]Ей хотелось бы знать, что она такое. Почему в ее руках разгорается пламя настолько беспощадное, почему оно владеет ее разумом, будто вселившийся злой дух. Почему, почему... Никто из мудрецов ее народа не мог найти в легендах ее краев ничего подобного. И вот она ушла из родного края в поисках ответа - но то ли пошла не в том направлении, то ли ответов нет. Или же боги решили посмеяться над ней. Если так, то она услышала их смех, и он ей не понравился.
[indent]Если так, и боги не желают избавить ее от этого проклятия, она прекратит его сама.
[indent]Она вновь приготовила сому по тому рецепту, которому научила ее мать. Ягоды и листья хвойника, отвар из грибов, горсть семян бханга, и та маленькая травка с белыми цветками, что к западу от Инда зовется гармала, и которая обыкновенно растет на могилах павших воинов. Но в этот раз она не искала откровения: напиток должен был придать ей храбрости совершить задуманное. Та старица, что подсказала ей ритуал, быть может для того и включила дурманящее зелье в список обязательных действий. Вишахари уже не верила в священность какого угодно действа. Боги ее предали. Обменяли ее душу в замен на кровь и зрелище от творения ее рук. Вишахари собиралась плюнуть богам в лицо.
[indent]Она сделала пару глотков из глиняной чашки, горячее варево обожгло язык и горло. Запах трав ударил в нос, принося с собой дурман и шепот спутанных мыслей. И через этот туман, за дымом и игрой светотени, ей почудилась темная фигура в дальнем углу храма. Сперва она подумала, что кто-то забрел сюда невольно, в это уединенное заброшенное место, где она жила отшельницей. Может, случайный путник решил помолиться? Или же это разбойник, для которого одинокая женщина среди развалин покажется легкой добычей. Она окликнула фигуру, но стоило обернуться в его сторону, как видение пропало. Может, это ее бог? Пришел посмотреть, осмелится ли она разорвать с ним связь?
[indent]Вишахари отставила чашку и все-таки прошла несколько шагов туда, где видела человека в темном - или же тень человека. Выпитая сома все больше кружила ей голову. Наконец, Вишахари решила, что все это лишь плод ее воображения. Очередное видение, которое ничего не значит. И даже если кто-то посылает ей такое видение, то ему не удастся ее остановить от задуманного. Она вернулась к алтарю, где у очага уже все было готово. Теперь еще один шаг, и остановить начатый ритуал уже будет нельзя. Слова то ли заклинания, то ли древней молитвы срываются с губ легко, будто всегда ждали, когда она произнесет их. Нож разрезает запястье, и собственной кровью дрожащей рукой она рисует на своем теле нужные символы. Пока огонь не начинает жечь ее изнутри, а затем прорываться сквозь символы наружу кровоточащими линиями. Наверное, это убьет ее? Пусть так. Зато она никому больше не причинит вреда. Опираясь на ритуальный очаг, на его раскалившийся камень, Вишахари нашла в себе силы остаться стоять на коленях, отдавая свою кровь огню, и наконец произнесла последнее слово обряда, прежде чем потерять сознание.
[indent]Ей приснился сон.
[indent]Так она подумала спустя целую вечность, когда пришла в себя, поднялась с остывшего камня и осмотрелась вокруг. Тот же храм посреди густого леса, те же плиты под ногами, тот же дым уже погасшего очага. Вишахари ладонью рефлекторно коснулась живота, но не обнаружила там ни ран, ни боли. Только потемневшие линии ожогов и обуглившийся край ее сари. Должно быть, это оно и есть, ее перерождение? Она даже попыталась вызвать огонь, чтобы проверить, правда ли ушли ее способности. Не загорелось и искры. Но чувство было неправильное. Непохожее даже на опьянение от отвара хвойника, что она заварила. Должно быть, слишком много бханга... Она все еще не понимала, что произошло, до тех пор, пока не осознала, что смотрит на свое тело со стороны. И даже тогда не поняла полностью.
[indent]Тогда краем глаза она заметила снова ту же фигуру в черном, что привиделась ей в бреду. Он держал в руке свечу: кажется, она только что потухла. От него веяло... смертью? Первый порыв был отшатнуться и броситься бежать, но вместо этого она шагнула навстречу.
[indent]- Кто ты? - Нет, не тот вопрос, совершенно не тот. - Что ты такое?

Анку 2

Момент. Тот самый, перед концом. Финалом финала. Когда вот-вот ударят в бубен и занавес скроет за собой актёров. И в зале включат свет, намекая всем и вся, что вот конец уже пришёл. Дальше представления не будет. Пора вставать, идти домой. Покуда актёры свой путь к концу роли завершают свой. = И каждый раз финал один. Но миг до него у всех различный. Анку всегда интересовали люди. В конце-концов, это те, кто населяют этот мир. Те, чьи души составляют тонкую грань баланса вселенной. Пытаясь опередить судьбу, нарушить ход вещей, прибавить времени в дня недели. Думая, что лишний час поможет с чем-то. Даст шанс закончить начатое. Или дозавершить дело, до которого так руки не доходили. Но сколько бы времени они не занимали, свой порог им не отодвинуть. Не переставить отметину на другое число. Что красуется на календаре Смерти. Баланс есть баланс и он должен быть соблюдён.

Анку наблюдает молча. Замечая лишь, что его приметили. — Необычная особа. Не ведьма. Другое существо. Он склоняет голову на бок, не отворачиваясь ни на секунду покуда она завершает свой колдовской ритуал. Выпивая всё без остатка из чаши, после чего будто бы ожидая чего-то. Или кого-то. — Некоторые животные чувствуют моё приближение. Возможно, с некоторыми существами работает также? Анку задувает огонёк догоревшей свечи, не отвлекаясь на упавшее тело. Что тихо стало с полом одним целым. Правая рука потянулось за косой, лезвие которого сверкнуло голубым свечением едва заметным. Резким взмахом, Анку разрезал эту невероятно тонкую, но крепкую нить между душою и телом. Освобождая от бренности плоти. Даруя возможность перейти через черту, к изнанке.

Забавно, но незнакомка вела себя не совсем обычно. Те, кто испустили дух. И сердце в груди перестало биться. А тяжесть тела смертного перестала висеть на шеи словно верёвка с кирпичом. Дух же сразу обращал внимание на мрачного жнеца. Вступал в диалог, пытался узнать что происходит и можно ли вернуться назад. Заваливал тысячей и одним вопросами. Правда, иногда, везло Анку. И были те, кто молча соглашался с дальнейшими условиями путешествия на другую сторону. Но те были редкостью. Приятным исключением. Глотком свежего воздуха в привычной работе, где очень и очень много дёгтя. А они чуть скрашивали рабочие моменты едва ощутимым вкусом мёда. Позволяя и дальше продолжать важную работу по поддержанию баланса. — Она не поняла, что умерла. Люди так глубоко погружаются в свои мысли, что способны не заметить даже свою кончину? Поистине удивительные существа. Анку продолжал наблюдать за той, кого ему стоит проводить в скором времени на тот свет. Ведь души не должны оставаться в мире живых. Мёртвые идут на изнанку, живые продолжают свой путь здесь. Таков порядок. Таков закон. — Заметила своё тело. Ни капли испуга и страха. Легкость после отделения души от тела в порядке вещей. Но безразличие. Храбрость. Он слишком увлёкся. Наблюдая за действиями усопшей, что не сразу заметил обращение к себе. Не сразу понял, что к нему двинулись. Сокращая расстояния между ними. Задавая вопрос.

— Я тот, кто приходит, когда вы делаете последний вздох. В тот миг, когда сердце делает последний удар в груди. И тот, кто перерезает нить вечности, когда вы испускаете дух. — Анку не любил пафос. Но люди были склоны сейчас к излишним эпитетам. К красноречивым словам и экспозицией. Времена религий и богов, со множеством приношений и поклонений. Покуда идолы одобрительные гримасы держат. Вестнику было это неинтересно. В конце-концов, это не касалось его сферы рабочей. Но это накладывало определённые нормы при исполнении работы. Вроде длинных речей. — Я вестник Смерти, её исполнитель. Я тот, кто был с вами в ваши последние мгновения. И тот, кто проводит вас в дальнейший путь.

Интерес. То, что до сих пор живёт в Анку не смотря на его смерть. Не смотря на то, что ему приходится раз за разом наблюдать за чьей-то кончиной. Встречая с той стороны, отправляя души за черту. На другой конец пути, где они уже будут в одиночку топать в объятия богов, духов да демонов хаоса. Там их ждёт неизвестной, о которой самому Анку неясно. Он точно знает, что там находится Смерть. Непосредственный начальник. Главная из главных. Та, кто возложил на него соблюдение баланса и контроль за порядком в деле смерти. И когда всё будет завершено, а стулья подняты в кабаке именуемый мир людской. Смена будет закрыта и потухнет свет. Анку сдаст Смерти ключи, получит благодарность за выполненную работу. И уйдёт на покой. Становясь частью тех, кого он сам когда-то проводил за всю свою долгую службу.

Именно интерес к людской природе. К людям. И их поступкам. Позволяет Анку делать свою работу так, как не смог бы никто другой. Помогая тем успешно перейти границы миров, двигаясь дальше без страха и сомнений в выбранном пути. Поэтому, он может позволить себе общение с ними. Со смертными. С теми, кого он забирает или же заберёт когда-то в будущем. Неизвестно насколько оно далёкое или нет. Увы и ах, понятие времени никогда не было сильней стороной правой руки Смерти. Пусть он и старается как-то в этом деле преуспеть, но каждый раз безуспешно. — Не стоит бояться. И убегать. Пытаться вновь своим телом овладеть. Выглядит это странно и неуместно в данной ситуации. — курьёзы. Нелепица. Забавные и не очень ситуации. Сколько их было. Люди всегда умудрялись вызывать интерес к природе своих поступков. Порой делая совершенно то, что другие до них даже не думали сотворить. Вновь и вновь показывая, что даже в таком деле, как смерть, найдётся место для некого креатива. — Пройдёмся. Но, сперва представьтесь, будьте любезна. Невежливо с моей стороны обращаться к вам безлично.

Короли. Королевы. Цари. Императрицы. Особи титулованные с голубой кровью не редкость в работе Анку. В конце-концов, они тоже смертны. И за ним придут, когда свеча вот-вот догорит. И нужно будет пламя потушить. Личности эти воспитаны, в большем своём количестве. Представляются по всем правилам этикета, некоторые даже бывают любезны и учтивы. Проявляя уважение. Тем самым делая дорогу к границе более чем приятной. Путь в повозке бывает не быстрый, а черта находится чуть дальше, чем далеко. Устремляясь всё дальше и дальше, скрываясь за линией горизонта. Дорога куда лучше под беседу уважительную и доброжелательную. Нежели слушать нахальных господ и горделивых дворян. Кои титулами кичатся и требуют исполнения их капризов по топоту ног. После пугаясь того факта, что нога их спокойно проходит сквозь землю. И вместо топота лишь тишина. — Она не похожа на представителя королевской династии. Если она не ведьма, а иное существо. Стоит надеется, что среди них существуют манеры близкие к людским. Анку прячет догоревшую свечу вглубь своего чёрного одеяния. И протягивает костлявую руку недавно усопшей. Глядя своими голубыми огоньками в её глаза. В конце-концов, он не желает ей зла и ничего плохого для неё не уготовил. Она его клиент, он исполнитель. И всё же, в подобной ситуации, рука вестника будет как нельзя кстати для опоры во время пути до черты.

— Что за ритуал вы проводили до вашей кончины? Если, конечно, мой вопрос не звучит грубо для вас. — Анку интересно. Не каждый раз перед ним устраивают некое представление. Пусть и не зная, что в первых рядах сидит именно он. Совершая магические обряды, поглощённые в свою работу с головой. Не замечая ничего, что происходит вокруг. — Вы желали принести жертву своим богам или же требовать у них что-то взамен?

0

13

https://i.imgur.com/5LHDAVw.gif https://i.imgur.com/vbXTBrv.gif
https://i.imgur.com/gt9kpNo.gif https://i.imgur.com/Nfcnyqh.gif
https://i.imgur.com/SHY0Kol.gif https://i.imgur.com/CRmAAVI.gif
and i tasted sunbeams
• emanating from you

xv век • монастырь где-то на севере священной римской империи • synne ymirsdоttir, leela kaur
♪ Paris Paloma - the warmth

[indent]Во времена гонений на ведьм творениям хаоса приходится непросто, особенно тем, кто не помнит своего происхождения. Сюнне уже несколько лет обитает в женском бенедиктинском монастыре на самом севере Европы. Лила (Илинка, так звали ее в те времена) насильно сослана в обитель для спасения души, и ей приходится свыкнуться с бытом монахинь. Ora et labora, говорят они. Но ни молитве, ни труду не заглушить истинную сущность, она прорвется живой травой сквозь кладку стен, ибо сказано: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено.

*бонус

https://forumupload.ru/uploads/001b/ea/09/395/679719.gif https://forumupload.ru/uploads/001b/ea/09/395/134646.gif
вот это — зипун, а вот это — срачица
рубеж между 17 и 18 веками • Дикий Запад до того, как начал называться Диким Западом, Орегон • Leela Kaur & Caliburn
♪ ramin djawadi — black hole sun
Кто-то скрывается в этих местах от своего прошлого, кто-то находится в поиске чего-то нового.
Время первых переселенцев, кто-то с густонаселенного востока штатов, кто-то из Европы.
Все пытаются начать новую жизнь, Кэл и Лила — не исключение.

Лила 1

[indent] Вишахари задумчиво смотрела на проем портала арки в одном из переулков Синиструма. По одну сторону от арки была каменная стена, серо-желтая и побитая временем, местами поросшая даже мхом и каким-то неизвестным ей родом вьюнковых. Обычная такая стена, нормальная. Хотя кладка под потрескавшейся отделкой местами выглядела странно, как будто собранная мозаика из неправильной формы кусочков, который кому-то не лень было подбирать друг к другу. Нетипично, да, для Лондонской части города, но все еще тоже камень, а потом, чего только в Синиструме не встретишь. С другой стороны примыкали домики, образуя таким образом подобие внутреннего дворика. Дома тоже совсем те же, что и по другую сторону улицы, И только чутье ракшаси помогало понять: именно здесь город нестабилен, он обновляется, перестраивается, плетется его будущее. Сама ткань реальности подрагивала, сплетая энергии порядка и хаоса в нечто, что еще не является, но будет новыми кварталами.
[indent] - Пс, иди сюда! Этого проема же тут раньше не было, да? - спросила она, обращаясь к случайному прохожему. Прохожий был тоже странен чуть более, чем чудаковатые каждый на свой лад синиструмцы, но все же явно не пришел с той стороны, а странность его заключалась в необычном сочетании человеческого тепла и отсутствия намеков на пульс. Вроде живое, а вроде и нет. Сознание Вищахари, векам затачиваемое под решение простейшей игры в "съедобное - не съедобное", пребывало в смятении. "Что ты такое?" В нем определенно была магия (вот еще новость, а в ком - нет?), но оно не было выходцем из Бездны, скорее, творением из мира Земли. Впрочем, какая разница. Вишахари уже тянула его за руку поближе в перестраивающийся проем: - Ну же, посмотри! На что это похоже?
[indent] Хаоситка приложила ладонь Калибурна к песчаным блокам арки, так контрастирующим с кирпичной кладкой лондонских улиц. За аркой, вопреки ожиданиям, города не было; вместо него открывалось поле. Огромный пустырь со степной травой, какими-то невиданными растениями и редкими деревьями, которые становились гуще вдали и уже зеленым покрывалом леса укутывали подножие синих гор, подпиравших горизонт. На склоне одной из гор, кажется, приютилось несколько домов, но разглядеть отсюда даже с магическим зрением было непросто.
[indent] - Shivaya Namah... - вздохнула она, что значило "воистину, этот мир, живой и неживой, принадлежит не мне, существует не для меня, но сотворен Всеблагим, хвала ему". Кто познает тайны творения? Проклятому духу ракшаси вряд ли это под силам, ее функция - разрушение, и все же, она могла оценить красоту момента, когда что-то рождается, изменяет реальность прямо на твоих глазах, под твоими ступнями, в каждом атоме - А! Клянусь Манаса-Дэви, это будет новый город! Хочешь посмотреть? Мы одним глазком всего и сразу назад, никому плохо не станет. Тебя как зовут, кстати?
[indent] Она - как дочь дьявола, о котором так много болтают в современной Европе. Смертный грех, имя ему - Любомытство: самый коварный, потому не распознанный мудрыми мужами в смешных балахонах, потому и не записанный в число опаснейших совратителей человеческих душ, хотя разве не обещает каждый из князей демонов подарить знание? Отец Вишахари был джинном, сотворенным из огня и умеющим исполнять желания. Ее же желание сейчас было нырнуть с головой в эту новую реальность. Вкусить плодов, которых до нее еще не вкушали. Вдохнуть воздух, где спустя время, возможно, нельзя будет продохнуть от вездесущего человечества, но сейчас простор здесь так широк и небо так высоко, и нет никаких пределов. Нет никаких законов.
[indent] Она сняла тесную обувь со своих ног, ступая босиком на едва намеченную тропу по ту сторону портала. И обернулась на Калибурна.
[indent] - Ты идешь? Впрочем, как хочешь, тебя наверняка ждут дела.
[indent] Ей-то что, ей просто нужна компания. С ней и в Бездне ничего не сделается. А вот про ее нового знакомого сказать наверняка пока нельзя. Может, погибнет там, съеденный дикими львами. Там водятся львы? Вишахари сделала несколько шагов вглубь, пока не ощущая ничего, кроме спокойствия. Это место больше всего подходило, чтобы быть укрытием для тех существ, что ищут возможности не попадаться на глаза прочим. Спрятаться. Уединиться. Попросить у духов гор и лесов защиты и навсегда позабыть о суете людей - или магов. Синиструм был задуман, как такое убежище. Но для многих уже и он сам представляет или угрозу, или ограничение, и Вишахари хорошо чувствовала это. Вот он, соблазн, перед которым не устоит даже демон.
[indent] Технически, подумала она, здесь могут водиться редкие твари, которых нынче уже днем с огнем не сыщешь, и чьим рогам или перьям цены бы не было: продать подороже или использовать их магию в собственном ритуале. Ей даже есть, кому это продать прямо здесь и сейчас. Или придержать как козырь в рукаве просто на всякий случай. Может быть, зря она показала Калибурну эту дверь? Теперь, чтобы сохранить эту тайну только для себя самой, придется его устранить... Понять бы только, как он ломается, этот съедобно-несъедобный.

[nick]Viṣahari[/nick][sign]ав от Orphee[/sign][icon]https://i.imgur.com/mC80AZg.png[/icon][name]<div class="lz_h"><span><a href="">Вишахари, 1425</a><em>ракшаси</em></span></div>[/name]

Калибурн 1

брошенная игрушка. оставленная, ненужная.

вещь. надоевшая. раздражающая взгляд.

или, проще говоря — я. чем себя ощущаю, с чем ассоциирую. что-то неодушевленное, возможно, сломанное, несмотря на внешнюю оболочку. мэдроуд ушёл. и я впервые за многие столетия остался наедине с самим собой. непонимающий, что мне теперь делать. всегда моё существование имело только одну цель — служить своему создателю, выполнять его приказы, удовлетворять его желания, быть его подопытным. параллельно впитывая все происходящее вокруг, пропуская через себя, отсеивая, оставляя только самое важное.

теперь же я просто склоняюсь по непонятному городу, в котором прежде появлялся только сопровождая мэда. это кардинально отличается от моего обычного бытия на острове, где мы были только вдвоем. там я, в основном, просто обходил сушу по периметру, смотрел на водную гладь, изучал камни и песок на пляже. читал многочисленные книги, много разговаривал, оттачивая ораторские навыки до недостижимого, пока что, уровня.

может, все эти годы он готовил меня к этому? к самостоятельному существованию? автономно. может, это какой-то очередной его эксперимент? посмотреть, как будет себя вести его творение, выпущенное на волю? или же я просто не могу смириться с осознанием того факта, что я ему больше не нужен? тем более творец оставил меня в подобном месте.. раньше я пересекался, взаимодействовал только с людьми. разных классов, характеров, с разными судьбами. а здесь — куда ни бросишь взгляд — не видишь ничего.. привычного?

все вокруг выглядело как-то.. неправильно? асимметрично. негармонично. неряшливо. как будто кто-то просто решил посмеяться, собрав все в одну кучу огромными руками, смешав хорошенько и затем выбросив прямо вниз. смешанная архитектура, строения разных эпох в одном ряду. синтез бесконечного количества культур в одном городе. я даже не знаю, сколько здесь нахожусь, просто блуждаю от одной улице к другой, погруженный в свои отрешенные размышления о своей ничтожности. ведь, если это все никакой не эксперимент, если он действительно просто решил избавиться от меня по какой-то причине — то в чем моя вина? может, я не показал достаточных изменений за эти столетия? может, несмотря на свою речь, разгорающийся разум в голове, теплую и мягкую кожу — мои глаза по-прежнему остаются бездушными? может, он хотел достичь совершенства, сотворив человека буквально по образу и подобию своему, но получилась лишь слабая тень, дешевая подделка, никчемная глиняная безделушка?

как вдруг рядом звучит женский голос, на который я не реагирую — с какой стати кто-то захочет со мной разговаривать? — но меня уже тянут за руку, прижимают ладонью к песчаным блокам арки — появляющийся новый портал в какое-то, по всей видимости, ранее неизведанное место посреди, кажется, английской части синиструма. смотрю на женщину, что так спокойно и, как будто бы в то же время слегка игриво обращалась со мной, вникая в каждое слово. вдруг это какая-то проверка от мэдроуда? почему внезапно какая-то женщина зовет меня с собой посмотреть на новый город? может, там, где-то за пределами этой арки меня будет ждать он?

— моё имя — калибурн, — произношу, наконец, я. кажется, определившись с тем, что собираюсь делать дальше. если это действительно какая-то проверка.. я могу попробовать доказать создателю, что я не просто бездушный голем, что я — что-то большее.
— меня не ждут никакие дела. и твое предложение сейчас кажется мне очень интересным, — как будто так и должно было быть. все больше уверяю себя в том, что, последовав за загадочной женщиной, я обрету утраченное. но. все же я — не человек, поэтому не могу просто так убрать куда-то в сторону мысли противоположного характера. есть вероятность того, что мною хотят воспользоваться. или.. что эта девушка просто... странная? своеобразная? может, ей это в принципе ничего не стоит, обычное дело любого дня — заговорить с каким-то незнакомцем, предложить ему сомнительное приключение. все это неважно, нет смысла теряться в теориях. я все равно ничего не теряю. конец моего существования придет ко мне только со смертью создателя. а если кто-то захочет мною насытиться — я лишь поинтересуюсь, какова глина на вкус.

поэтому делаю шаг вслед за ней, не снимая при этом обуви. затем еще. и еще. все вокруг в очередной раз перемешивается. порталы — удивительная вещь. мгновение назад я стоял на улице синиструма, теперь же оказался посреди поля. легкий ветер перебирает волосы, вдали видны расстилающиеся леса и какие-то построения, похожие на человеческие жилища, описанные в книгах мэдроуда. по крайней мере, в этом месте мы найдем людей. или кого-то.. человекоподобного.
— я представился, но как зовут тебя? — первое, что вылетает из моего рта с того момента, как мы очутились здесь. еще бы разобраться, где это конкретно — здесь. и что ждет меня, нас впереди.

помимо всего прочего, теперь, когда я больше не в синиструме, стал чувствовать себя как-то иначе. возможно, потому что теперь я не слоняюсь бесцельно по улицам запутанного волшебного городка. возможно, потому что теперь в моем существовании появилась какая-то цель, пусть и неопределенная, наверняка, не особо значимая. и возник снова вопрос, что из себя представляет эта девушка. я еще не настолько хорошо отличаю людей от не_людей, но чувствую что-то схожее со своим создателем. что-то могущественное, возможно, древнее. может, поэтому я и последовал так безвольно вслед за ней, как будто обретя себе нового вперед ведущего?

Лила 2

[indent] - Рожденный Кали? Хм. Как скажешь.
[indent] Она не очень поняла, но интерпретировала странное имя по-своему, хотя смутно догадывалась, что с индийской богиней Калибурн едва ли связан: в нем все по духу британское, судя по говору, и достаточно древнее. Впрочем, что-то в этом было. Созидание и смерть, что ходят рядом и перетекают одно в другое. И он - живой, но будто и не живой. Он мог бы стать ей другом просто потому, что несъедобен. А еще потому, что заинтриговал ее, а любопытство - ее вторая натура.
[indent] - У меня много имен. Зови меня Нитья, - она не хотела называть свое истинное имя, да и не выговорит он его с первого раза. На благо, на ее родине любят в придачу к именам давать прозвища. На санскрите "Нитья" значит "вечная", но Калибурн, конечно, не знает санскрит, да и сама Вишахари его помнит уже слабо, обрывки слов, молитвы и имена. Она бы совершенно точно не смогла написать это имя, если бы ее попросили, как и любое другое, из-за свойственной ей во всех перерождениях дислексии, она могла только рисовать, повторяя формы, но не писать и не читать - как во сне, где все буквы бессмысленны.
[indent] - Подожди немного, надо кое-что сделать.
[indent] Вишахари-Нитья вернулась назад к порталу и извлекла из маленькой холщовой сумки что-то похожее на чернильницу. быстрыми, но верными движениями она начертила на колонне магический знак. - Теперь мы не заблудимся и всегда сможем вернуться на то же место, - пояснила она. Магия глифа была такова, что он связывался с медальоном, что был спрятал на груди у Вишахари, и где бы они ни были, в камне медальона отображался маленький блуждающий огонек, указывая направление.
[indent] Когда с сигилом было покончено, Вишахари взяла Калибурна за руку и побежала вперед, утопая в траве по пояс и утягивая его за собой. Прерия казалась бесконечным морем. Пожалуй, таких полей она еще не видела, хотя исколесила пол света. У нее есть компас, указывающий направление к маяку, но как понять, где они, где эта степь и где тот маяк?
[indent] - Как ты думаешь, где мы? Это не похоже на Англию.
[indent] Горы слишком высокие, и до них все бежать и бежать.
[indent] Вишахари споткнулась о кочку, юбка окутала колени, но трава смягчила падение. Под рукой она нащупала след, похожий на лошадиный, но здесь не было и намека на тропу, будто всадник промчался через степь напрямик, не заботясь о том, где проложить свой путь. И все же, различить цепочку следов дальше было вполне возможно. Следы вели к деревушке. Чем ближе они с Калибурном подходили, тем меньше дома в этой деревушке походили на европейские. И Азией здесь тоже не пахло, точнее, не звучало: чуткий слух демонессы уловил отдаленную речь, не похожую ни на один знакомый ей язык. Что же это, Африка? Их встретит какое-то племя?
[indent] - Ты знаешь, возможно, это все-таки может быть опасно в какой-то мере. Ты не боишься быть зажаренным на костре? А к крови как относишься? Я вот предпочитаю среднюю прожарку...
[indent] Она не успела договорить, как ее голос перебил свист, переходящий в окрик человека, и всадник закружил вокруг них, едва не сбивая с ног своим оружием - чем-то вроде булавы или дубинки, вырезанной из дерева, с конца которой развевались цветные перья. Он был одет в одежду из кожи, украшенную когтями и клыками животных, что выдавало в нем охотника или воина, а в волосах торчало перо, по виду орлиное. Он снова что-то крикнул, и Вишахари инстинктивно опустилась на колени, подняв руки к небу. Возможно, стоит заколдовать его? И уж конечно, стоило бы понять, что у них за язык такой. Без языка мало какая магия сработает, разве что отвлекающая - но кто знает, как у них относятся к ведьмам. Боятся, конечно же, но страх еще не значит повиновения или почитания. Европейцы, к примеру, за колдовство сжигали да мучили все из того же страха.

[nick]Viṣahari[/nick][sign]ав от Orphee[/sign][icon]https://i.imgur.com/mC80AZg.png[/icon][name]<div class="lz_h"><span><a href="">Вишахари, 1425</a><em>ракшаси</em></span></div>[/name]

Калибурн 2

рожденный кали.. слепленный, из того, что под руку попалось. плод воображения и фантазии. эксперимент, неудачный?
или еще подающий какие-то надежды?
или же просто глиняное нечто, передвигающееся ногами по земле зачем-то.
что-то жалкое и никчемное, пропускающее через себя воздух, как фильтр бесполезный.
это чувство жалости и какого-то презрения к себе как будто выбивало землю из-под ног. неправильно. так не должно быть. что-то изменилось. что-то изменилось?

— приятно познакомиться, нитья, — медленно произношу я, окидывая женщину с ног до головы взглядом. в ней что-то таинственное, загадочное, приковывающее внимание. заставляющее на какое-то время забыть о всех моих размышлениях бессмысленных.
нужно встрепенуться, развеяться. новое приключение, новый спутник. непривычно, но в этом что-то есть, определенно..
интерес начинает разгораться внутри с каждым мгновением, проведенным на новом месте.
нитья делает что-то с порталом. ведьма? какое-то другое существо? не зря мне почувствовалось что-то.. схожее с Создателем. древнее, возможно, могущественное, самобытное.

когда её рука обхватила мою и мы ринулись вперед..
когда побежали по полю, ведомые неведомым импульсом. просто вперед, ближе к странному человеческому поселению.
когда ветер развевал волосы, трава приятно била по ногам.
тогда на лице моем появилась улыбка, не натянутая, а вполне себе искренняя. впервые за довольно долгое время.
и эта.. необъяснимая легкость, с которой я подался вперед, поддавшись рвению девушки, как будто каждый день беззаботно бегаю по необъятным просторам.
с первого взгляда казалось, что вся эта природа нетронута человеком, не считая тех построений далеко впереди, с каждым мгновением неторопливо приближающимся.

её рука вырывается из моей. девушка падает. в смятении, продолжаю стоять рядом, не подскакивая сразу же на помощь.
— я не знаю даже, на что это все похоже. но соглашусь, что англией здесь и не пахнет, — нерешительно проговариваю, нарушая ненадолго воцарившуюся тишину.
девушка поднялась самостоятельно, как будто и не обращая никакого внимания на моё бездействие.
мы продолжали идти теперь более целенаправленно, по следам оседланного животного, по примятой траве.
резко останавливаюсь, услышав где-то вдалеке или поблизости (в поле трудно понять доносящиеся звуки) раздался топот. и спустя несколько секунд — громкой свист, крик.
всадник на коне, наряженный довольно нелепо, но, наверняка, угрожающе для местных обитателей, кружил вокруг нас, размахивая дубинкой, украшенной перьями.
последовав за нитьей, опустился на колени и поднял руки.
— не понимаю, что он говорит, — тихо произношу, не опуская взгляда со всадника, который не торопился слазить со своего жеребца.
— но если кто-то захочет меня попробовать съесть, то я бы только пожелал приятного аппетита и с интересом стал бы наблюдать за процессом, — спокойно продолжаю говорить, так же тихо.

всадник остановился. тычет своей дубинкой то в моем направлении, то в сторону девушки, продолжая говорить что-то на своем непонятном языке.
вслушиваясь в каждый звук, старался вспомнить, не сталкивался ли я прежде с чем-то подобным в книгах? не рассказывал ли мне что-то Творец о подобных людях?
но ничего в голову не приходило.
медленно опускаю взгляд, посчитав, что если продолжу смотреть прямо в глаза этому воину, тот воспримет это за вызов или угрозу.
падаю ниц, опуская голову к траве, выпрямляю руки вперед. давая понять, что меня не стоит бояться. я не наврежу. не представляю опасности.
слышится еще топот. еще свист и крики. поспевают другие всадники, берут нас в окружение. это почему-то начинает меня веселить.
перекрикиваются другом между другом, никто так и не собирается слазить с лошадей.
подняв голову, огляделся по сторонам. пятеро. один нелепее другого. хотя в этой нелепости есть какое-то свое.. очарование.
тот, кто первым нас нашел — начал что-то кричать, скорее всего, обращаясь к нам. показывая своей дубинкой то на нас, то на свое поселение. размахивая деревом, как будто пытаясь сказать, чтобы мы встали и следовали за ними.
— кажется, нас решили сопроводить к себе. как думаешь, что собираются сделать?— медленно поднимаясь на ноги, обращаюсь к нитье, оглядывая лица дикарей. те, в свою очередь, кажется, с интересом оглядывали нашу одежду, весь внешний вид.
учитывая количество торчащих то тут, то там перьев — кажемся ли мы им такими же нелепыми, как они для нас?

раздался, кажется, одобрительный гул, когда я неуверенно делаю шаг вперед, взяв руку девушки, ведя за собой. наконец-то мы продолжили движение.
чем ближе подбирались мы к поселению и диковинным построениям, домикам, хижинам? тем больше выглядывало заинтересованных лиц, о чем-то между собой говорящих.
женщины и мужчины разных возрастов, дети. в воздухе появился запах жареного мяса, впереди поднимался дым от костра.
— интересно, какое именно мясо там жарится, у тебя, случайно, нет никакого дара предвидения? — усмехаюсь, вспоминая недавние слова девушки о прожарке мяса.
всадники, наконец, опешили, спустившись со своих лошадей. приблизилась еще одна фигура, несколько отличающаяся от всего этого окружения.
укутанный в меховые шкуры животных, несмотря на жаркую погоду. с разукрашенным лицом. с длинной палкой, смахивающей на жезл или посох, опять же не без перьев.
все расступились перед ним, пропуская человека подойти к нам поближе.
— кто вы? что вы здесь делать? — прозвучал низкий утробный голос, наполненный как будто металлическим скрежетом, на внезапно понятном языке.

Лила 3

[indent] Ракшаси тоже языка чужеземца не понимала, он не был даже отдаленно похож ни на один из известных ей. Успела подумать, правда, что чужеземцы и пришельцы здесь как раз они с Калибурном. И относиться к ним наверняка будут точно так же. Если это племя, то в племенном строе неприятие всех, кто выглядит и говорит иначе, обычное дело и вопрос выживания.
[indent] - Ну, кто еще кого съест, - шёпотом отозвалась Нитья.
[indent] Однако же, часть ее радовалась душой всему происходящему. Этот нетронутый, девственный мир. Эти старые, на родном материке ушедшие в прошлое обычаи, напоминающие ей о временах, когда она еще была человеком. Это утроба, мир покоя, знакомый и понятный, в противовес бегущему и шумящему миру современных городов. Мысли здесь становились яснее и проще, переставали суетиться, как взвившаяся гнусь. Здесь легко дышалось.
[indent] Что, если ей тут остаться? Познакомиться с местным населением, попытаться понять их обычаи, чтобы сосуществовать мирно? Несколько десятков или сотен лет пройдет, прежде чем железо, копоть, деньги и жестокость европейской жизни дотянутся сюда. Она бы даже, со своей смугловатой кожей, не слишком сильно выделялась среди местных. Она бы прижилась. Поверила в их богов, изучила бы их язык. Если Калибурн так захочет, он может составить ей компанию, она защитит его ото всех, всем скажет, что хоть он и выглядит как чужак, но он с ней, а значит, тоже свой. Еще они могли быть стать местными богами сами, назваться воплощениями обитателей неба или загробного царства - но для этого надо хоть что-то знать об их верованиях, иначе блеф не сработает даже с магией, которая ей доступна...
[indent] Наконец, они могли бы избавиться от этого всадника, а затем Нитья приняла бы его обличье, чтобы войти в деревню, как своя, или обличье кого-то, кто похож на него, чтобы выглядеть просто как человек из другого селения, попросить крова...
[indent] Можно было и проще: вырезать всю деревню собственными клыками. Калибурн бы точно удивился, как много может поглотить даже сверхъестественная девушка ее габаритов. В полной своей мощи она бы проглотила всю округу целиком, с домами и даже с землей, и все же собственная плоть ограничивала.
[indent] Но пока она размышляла об этом, всадников сделалось больше одного, и вот уже они стоят в окружении. Если уж есть их, то с какого начать? Или все же поступить, как велят они, и идти туда, куда отведут, чтобы получить возможность узнать об этом месте чуть больше. Любопытство пожирало ее изнутри.
[indent] Лила попробовала повторить про себя их речь. Она могла бы скопировать ее, но прямо сейчас это вряд ли поможет.
[indent] - Думаю, они присматриваются к нам. Мы не выглядим как воины, так что они не убьют нас сразу, оставят их старшему решать, что с нами делать.
[indent] Будь они людьми, что бы с ними сделали в итоге? Калибурна убили бы, скорее всего, так или иначе, или оставили бы рабом - он выглядит сильным, так что ответ зависит от того, станет ли он сопротивляться. Женщину же ждала иная участь, но в этом случае Вишахари предпочла бы смерть. Особенно та Вишахари, воспоминания о которой проснулись в ней под влиянием этих мест. А еще она поймала себя на том, что не сильно беспокоится, несмотря на всю угрожающую ситуацию. Да, дело в том, что большинство из окруживших их - люди. С людьми она как-то придумает, что делать.
[indent] Судя по жителям деревни, перья были чем-то вроде знаком отличия. Похоже, что их носили только воины. Возможно, чем их больше, тем больше у человека боевых побед?
[indent] По просьбе Калибурна, да и просто инстинктивно, Нитья потянула в себя воздух с запахом дыма и местных специй. И затем поморщилась.
[indent] - Что-то вроде быка или зубра. Несъедобно, - жители деревни, впрочем, не разделяли предрассудков ракшаси насчет говядины. - Не думаю, что нас с тобой отправят на вертел.
[indent] Если догадка Нитьи о количестве перьев верна, то от наиболее успешных исходила особая аура. Не совсем люди - не все из них, но некоторые. Возможно, даже не догадываются о том, что за кровь течет в их венах, или хорошо научились скрываться, чтобы соплеменники не убили и не изгнали их в страхе. Можно поговорить с кем-то из них. Может быть, вон тот, по виду старейшина или жрец? Их подвели к нему, и по всему сразу стало понятно, что говорить следует с ним. Он, кажется, заметил что-то в приведенных ему пленниках. Или так смотрит просто потому, что они слишком отличаются от его народа, тут не понять. Но он оценивал их пристально. Не исключено, что просто думает, какое применение найти их телам.
[indent] Неожиданно, пытаться говорить на незнакомом языке не пришлось. Вождь (а может, просто переводчик?) племени говорил на ломаном, но все же английском. Это ошеломило Нитью. Она сделала неглубокий поклон, что-то вроде реверанса, пока подбирала слова для ответа и прощупывала энергию вокруг. Она чувствовала магию. Ей могло показаться, но губы вождя шевелились немного невпопад словам, как если бы он не сам знал язык, но кто-то направлял его. Тогда этот кто-то поможет ему понять ее ответ.
[indent] - Мы пришли из другого мира. Мы не хотим вам зла. Нас восхитила красота природы этих мест, и, наверное, мы невольно переступили границу, а ваши доблестные воины, - она обвела их жестом, - привели нас к вам. Нам ничего от вас не нужно, - она говорила искренне, несмотря на недоверчивый взгляд вождя, решив, что прикинуться божеством и проявить свою силу всегда успеет, если местные люди проявят агрессию первыми. - Впрочем, я бы с удовольствием побеседовала с вами, если будет угодно. Наш привычный быт отличается. Мы могли бы многому научиться друг у друга, как вы считаете?
[indent] По правде, ей стало любопытно, что за магию использует их предводитель. И как много здесь тех, кто сбежал от издержек цивилизации, не зная или же забыв, как оба мира неизбежно просачиваются друг в друга. Возможно, само их присутствие за сотни лет напитало эту землю магией, и она все равно встроилась в Синиструм, открыв портал сюда. Что будет, если этот портал обнаружат и другие? Здесь пахнет катастрофой для этого миленького убежища, ровно как случилось с ее родной Индией, когда туда пришли ненасытные европейцы; но Лила еще не определилась с тем, стоит ли ей эту землю защищать или оставить все идти своим чередом. Ей не все равно, но и в великие защитницы она тоже не нанималась, а результат всегда один: кровь и пожарища, знай только успевай подъедать жареное мясо.

[nick]Viṣahari[/nick][sign]ав от Orphee[/sign][icon]https://i.imgur.com/mC80AZg.png[/icon][name]<div class="lz_h"><span><a href="">Вишахари, 1425</a><em>ракшаси</em></span></div>[/name]


https://i.imgur.com/fIkOBlN.png
may all the gods bless you
конец сентября 2017 • Бангладеш • Ethan Reinhardt & Leela Kaur
♪ panjabi mc - mundian to bach ke

Итан едва помнит, как около дюжины лет назад забавы ради помог индийскому духу воплотиться в этом мире. Студенческая забава, так долго не имевшая никаких последствий, не более. Но в восемадцатилетней девушке в самом сердце Бангладеш и в разгар праздника Дурга-пуджа без сомнения узнает ту, кого призвал с края бездны себе в покровители.

Итан 1

Существуют негласные правила среди охотников за сокровищами и собирателей знаний: не присваивай того, что находишь, не поддавайся искушению познать не только сладость изучения нового, но и горечь от прикосновения к тайне, не переступай грань, за которой может ждать тебя смерть, и так далее. Как же скучно на самом деле. Думает он и прикасается к потрепанной временем книге, которую находит в тайной университетской библиотеке. Это происходит много лет назад – это важно. И всё же Итан забывает о книге и связанной с той книгой встрече.

Ракшаси.
Вишахари.

Её имя приятно ложится на язык и столь же приятно ласкает слух, когда он произносит то вслух. Она соблазняет его сладкими речами и невероятными обещаниями, рассказывает об их связи, бездна роднит и капля крови одного из земных воплощений, шепчет, что будет оберегать, рисует словами красивые картины, как мир этот в красном цвете утонет. Итан с удовольствием слушает и не верит ей. Знает лишь, что её имя знакомо ему и её история знакома ему. Она льнет к нему, не имея физической оболочки, приходит во снах и тревожит его мысли собой. Год? Два? Он не против личного демона, присутствие Вишахари обдает дыханием пустоты, немножечко с ума сводит. Она хочет вернуться в этот мир плоти, обреченная скитаться между жизнями в небытие.

Итан тогда смеется, не тая своего в действительности насмешливого отношения к ма-аленькой просьбе, и соглашается её призвать, потому что скучает – так станет веселее.

Он об этом забывает годы спустя, а меж тем по земле ходит вытащенная им из хаоса тварюшка.

около пятнадцати лет спустя
Что я здесь, блять, делаю?
Что он делает в такой дыре как Дакка – отличный вопрос, ответ на который весьма прост: просьба госпожи Захры, женщины, что родители просили называть бабушкой, та на старость лет совсем какие-то странные вещи говорит, но – любопытные.

Они знают.
Они знают.
ОНИ ЗНАЮТ.

– Ты обязан забрать те знания вместе с их головами, – она никогда и ничего не объясняет.
– Ты хочешь, чтобы я кого-то убил, Захра? – Итан всё же не убийца и заказы на устранение неугодных личностей не берет.
– Нет, сначала забери себе их знание, – эта женщина правильно расставляет приоритеты, однако продолжает говорить о причинении смерти.
– Я не обяз…

Захра молчит тогда; он понимает, что не обязан, но теперь отказать ни ей, ни себе не способен – это же знания, голод в отношении которых подобен проклятью.

Что Рейнхардт делает в Бангладеш? Занимается на данный момент любованием фигуры дэви и празднеством Дурга-пуджа в честь той, богини-матери, победительницы демонов, защитницы людей и богов; он невольно вспоминает имя бога из другого пантеона с таким же титулом, как же, не совсем бога, чудовища с Изнанки на самом деле, к которому восходят корни одной из ветвей его рода. Вокруг прекрасного изваяния из-под станка талантливого мастера и художника толпятся как местные, так и туристы, процессия неторопливо движется по улицам, собирая новых и новых желающих влиться. На фоне праздничного антуража мелькают и люди, которые не брезгуют под взором такой воинственной богини совершать не благие дела, Итан не отличается благородством и не обращает внимания на занимающихся своим ремеслом ребят до тех пор, пока чья-нибудь рука не тянется к нему самому, наметив целью карман брюк. Тц. Пойманному вору соответствующее наказание: мужчина ломает тому, перехватывая за руку, пальцы в откровенном безразличии на лице, даже не напрягается, физическая сила химеры позволяет и конечностей лишить под корень, он будто отмахивается, расслабляя хватку и позади оставляя несчастного вора.

Неуютно.
Шумно.
Запахов много.

Тем не менее подсказку в поисках религиозного культа, члены которого что-то знают, стоит искать на значимом празднестве, но людей, разодетых в цветастые одежды с определенной символикой, Итан пока не замечает. Беспокоит нечто в природе своей другое и вовсе не от мира этого: ворочается отголосок хаоса внутри, словно предвестие к провалу в Изнанку, или… нет. В замешательстве он оглядывается и вдруг спотыкается взглядом о неё. Лицо девушки ему точно не знакомо, но Итан ловит себя на смутном ощущении дежа вю.

Она пришла в этот мир из небытия.
Её присутствие обдает дыханием пустоты.

И он вдруг с удивленной усмешкой роняет:

– Вишахари?..

Их не связывают узы ритуала или сделки, это просто слова-слова-слова, от которых можно с легкостью отказаться, чтобы не связываться с ракшаси, то есть демоном, тварюшкой из хаоса. Да ладно! Итан и сам потомок таковой мерзости – они же родные, причем не метафорически выражаясь, он помнит её сказки и помнит те же [не]сказки от хранительницы истории рода, которую считает выжившей из ума. Он с радостью протянет руку той, что в студенческие годы его искушала, но точно не ради красивых обещаний этот мир погрузить в беспорядок, но точно ради будущего в красивом красном цвете.

Итан не торопится пробиваться к ней, играя во взгляды, ему не нравится толпа и не нравится, что расступаться перед ним та толпа не планирует, в ином случае будет слишком много физического контакта, р-раздражающего восприятие чувствительной рептилии. Поэтому он всего лишь замедляет шаги, людской поток обтекает его и оставляет позади. Вишахари то ли примеру следует, то ли… не столь важно, теперь между ними не более чем метров пятьдесят и отставшие от процессии единицы людей.

Сейчас мысли вальсируют около дурацких вопросов: «как дела?» или «сколько лет, сколько зим?», или «да неужели?».
Это не те вопросы, думает Итан, не без интереса рассматривая оболочку, в которую закинуло Вишахари, шагает к ней навстречу и приостанавливается напротив на расстоянии протягиваемой руки вверх ладонью, предлагая составить ему компанию в прогулке.

Наконец, говорит:

– И как тебе этот насквозь прогнивший мир, избавляющая от яда?

Итан обожает играть словами, называя её как будто по имени, да вот имени вовсе не называя, ему больше импонирует такой подходящий к обещаниям смысл: мир гниет от яда, коим человечество в какой-то мере и является.

Лила 1

[indent] Дакка кипит, бурлит, громыхает буйством звуков, запахов и красок. Дакка - ошеломляющий восторг, и она же - паника от духоты в толпе. Дакка похожа на Вавилон: тысячи языков и вероисповеданий роятся в ней, смешиваются, поют и враждуют, и снова мирятся, когда приходит очередной праздник. Не так уж важно, чей он, успех всегда обеспечен.
[indent] У Вишахари с богами отношения странные, такие же вавилонские: она не верит, но и не отвергает. Хорошо бы начать с того, чтобы определиться, кого считать богами, что определяет эту божественность? Один ли он или их много, является ли хоть кто-то из них творцом этого мира, или над ними стоит что-то большее, что-то, что древнее и сильнее них? Вишахари точно знала две вещи. Первая: боги, чьи имена называли люди, существовали. Вторая: молитвы к ним имеют не больше смысла, чем разговор со стенкой. Если бы даже боги и хотели слушать, все они заперты в Бездне, которой нет конца и где есть все и нет ничего. А между Бездной и миром людей - даже не стена, а бутерброд из двух мембран, а меж ними прослойка Синиструма. Триплекс. Термостойкий, почти не пробиваемый, заглушающий голоса и прочие сигналы. Боги не слышат молитв и не могут на них ответить - до тех пор, пока какой-то идиот не призовет их сюда.
[indent] Значило ли это, что Вишахари не нравился праздник в честь такой-то богини, надругавшейся над божками поменьше и потому почитаемой? Конечно же нет. Она наслаждалась фестивалем и веселилась на нем, полностью оправдывая свое имя. Хочешь танцевать - танцуй, можешь смеяться - смейся, пой, выпивай, кружись в вихре из цветочных гирлянд и разноцветных сари. Иначе для чего тебе жить?
[indent] Потом она чувствует его. Капля родственной крови, пусть и разлитая по литрам из примесей, подобна маяку. Кровь у Итана тоже - генетический хтонический Вавилон. От него пахнет Изнанкой больше, чем от нее самой, пусть и недавно вышедшей прямиком из Бездны. Он что-то ищет здесь, но это все пустое, а должен бы искать только ее.
[indent] - Найди меня, - голос тянется за ним по пятам, окружает, стучится в мысли. Она обожает такое, играться с путниками и немножко сводить их с ума голосами в голове, родными и незнакомыми:
[indent] - Я здесь.
[indent] - Ближе.
[indent] - Нет, сюда!
[indent] - Слева от тебя, уже рядом...
[indent] - Здравствуй.
[indent] - Здравствуй, - говорит она, улыбаясь одними глазами из-под платка с красной каймой.
[indent] Лила совсем юная, с красной точкой бинди на лбу, в светлом платье, расшитом цветами, с какой-то поклажей в корзинке - можно заметить фрукты и хлеб. Она выглядит слишком невинно для той, кем является и как себя чувствует Вишахари. За этим лицом ярость и смерть, клыкастая голодная пасть, готовая обглодать до косточек каждого и всех до единого на площади - никогда не будет много, ей не насытиться, а если так, то какой в том смысл? Она смотрит на людей, как на картинки еды в инстаграме: красиво, эстетично, аппетитно, но есть нельзя. Вместо этого Лила надкусывает спелый манго, пока ее глаза в первый раз в жизни по-настоящему видят перед собой ее спасителя из глубин хаоса. Она должна ему три желания или что-то вроде того. Она должна выполнить обещание, данное много лет назад.
[indent] Ей нравится его игра слов, этот ничего не значащий, и в то же время значимый вопрос. Как ей тут, в самом деле? Стоило ли оно того? Правда ли там настолько хуже испорченного здесь? И она знает ответ. Здесь есть хоть что-то - по правде, слишком много всего - и хорошего, и плохого. В Бездне нет ничего, кроме безумия. Но если Итан надеется, что она избавит этот мир от его испорченных частей, что она что-то излечит или исправит - нет, Вишахари пришла в этот мир не для этого. Кто она такая, чтобы мешать людям уничтожать самих себя? Грешные люди таковы же на вкус, что и праведники. Но все же в каком-то смысле он ухватил самую суть: она действительно предпочитала негодяев.
[indent] - Вкусно. Жарковато, правда, но жить можно, - отвечает она, очень издалека намекая, что не против уехать в более привычные ему туманные северные края. - И от какого яда мне тебя избавить? Мне поглотить кого-то, кто мешает тебе жить?
[indent] Наверное, ритуал призыва не был проведен идеально, хотя требовать большего от едва понимающего, что делает, юноши, глупо. Вишахари и не требовала. Она знала, что поменять на желание колеса Сансары слишком сложно, даже опасно. Но она не могла ждать дольше. Так уж случилось, что ни один из демонов Гоетии тогда не явился Итану, оставив, наверное, в разочаровании. Ритуал должен был перенести ее к родной крови. Как-то так вышло - и все боги и божества смеялись над ней - более близкая родная кровь ждала ее не в Великобритании, а в Бангладеш. Но он нашел ее теперь, как раз вовремя, когда она уже не выглядит, как ребенок.
[indent] - Я знаю, я обещала тебе покровительство, и вот я здесь. Прости, что так много времени заняло до нашей встречи. Но я держу обещание. Чего ты хочешь? Чего ты ищешь? Я знаю тысячи ответов.
[indent] Вишахари касается плеча Итана тыльной стороной руки, в которой держит фрукт, с фрукта капает сок, сладкий и липкий. И она предлагает этот фрукт вкусить ему. - Это не яд, это манго. Ты никогда не ел такие.
[indent] - Забери меня отсюда. Увези.
[indent] Она говорит в лоб. Ни к чему лукавство и долги предисловия. Она любит эти места, эту землю, запахи специй, родную - или почти родную - речь, но не может больше оставаться здесь, среди слепящего солнца, запертой в трущобах, здесь ей больше ни к чему тратить время. Раджим справится без нее, его теперь больше интересуют книги, чем маленькая Лила. И у нее теперь свой путь. По-самурайски без цели, но лучше: было бы удовольствие от процесса.


https://i.ibb.co/PMr4Yrk/IMG-9426.jpg
Burn
spring 2020 • Boston • Darrell & Leela

Сгораю?
Сгораешь.

Даррелл

Бостонский приют католической церкви стоял сгоревший уже более двадцати лет. Пожар, возникший при загадочных обстоятельствах, унес с собой жизни всех его обитателей, кроме одного.
Сейчас выживший стоял и смотрел в черные глазницы безжизненных окон. На первом этаже они обедали – по четвергам повар делала вкусные панкейки с яблоками – наряду с остальной пищей этого заведения панкейки были просто маной небесной и навсегда заставили полюбить этот день недели.
Баскетбольное кольцо и заросшая травой площадка. Безжизненные цепи некогда дарящих радость качелей. Старая вывеска с потрескавшейся краской – едва различимая для проходящих мимо надпись.
Милосердый будет благословляем, потому что даёт бедному от хлеба своего. Притч.22:9
Даррелл помнит, что там написано.
Помнит навсегда.

Город как-то не считал нужным восстанавливать здание, ставшее местом подобной трагедии. Молодой кардинал думал иначе. Денег у католиков хватало – при чем в таких количествах, что в приличном обществе о подобном не говорят даже шепотом. Но просто так взять нельзя – берешь – положи обратно с процентами.
Даррелл вышел на одного крупного предпринимателя и пригласил его на обед.
— Восстановить приют? Да кому он сдался, при всем уважении, святой отец.
— Речь не о детях, мистер Миллман. Если вас они не интересуют, я не смею навязывать вам эту добродетель. Вопрос в имени – ваша компания замешана в нескольких нелицеприятных скандалах. Вы человек верующий, организация подобного благотворительного вечера не ударила бы сильно по вашему бюджету, но позволила бы немного…отвлечь всех? Более того, через час у меня встреча с мэром. Так я зову его на вечер от вашего имени?
Встреча с главным хозяйственником прошла успешно. Дата была назначена.

Начало весны – вечер холодный. Загородный особняк, забронированный компанией мистера Миллмана, блистал теплом изнутри. Автомобили останавливались один за другим, высаживая у порога самых влиятельных людей Бостона. Такси кардинала прибыло в 19.05. Он страшно не любил опаздывать, но сегодня это даже к месту.
Красные одежды Даррелла кричаще выделялись среди черно-белой официальщины подобного мероприятия.
Черный и белый. Безразличие.
Темное и светлое лишь оттенки огня.
Князь церкви учтиво кивал гостям, улыбался. Кто-то пожелал взять его за руку, кто-то лип напудренными щеками в поцелуе в щеку, кто-то целовал перстень. Фолл не вглядывался в их лица. Ему нужно было несколько миллионов долларов, всего-то.
— Господа и дамы, сегодня кардинал Фолл почтил нас своим присутствием, церковь берет патронат над приютом, который мы общими усилиями отстроим. Потому что кто, если не мы? – он приглашающим жестом манил Даррелла на сцену, уступая место священнослужителю.

Он встал напротив микрофона, обвел зал взглядом. Крепко сжал ладони по краям кафедры.
— Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное, — пауза в ожидании полнейшей тишины. Замолчите. Я – ваш интерес. Я – ваша пища.
Блаженны плачущие, ибо они утешатся, — ни единого звука, только его голос толкается об стены.
Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.
Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.
Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.
Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят, — капелька пота, бегущая по виску.
Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.
Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня.
Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах.

Даррелл разжал кулаки и отпустил трибуну. Это все, что им нужно слышать.
— Спасибо, кардинал, спасибо, аминь! – невпопад добавил Миллман, когда священник уже спускался.

Здорово ты.
Поджарить бы этого толстосума, а?
Как же мерзко кривялется, а, Дар?

Огонь внутри всегда просыпался, когда эмоции человека становились чуть сильнее, чем обыденное безразличие. Кардинал отошел к столику с наполненными стаканами с водой и влил себя один почти залпом. В зале заиграла музыка, приглашая гостей к танцу – после них будет выступление нескольких руководителей благотворительных организаций и банкет.
Я не убийца.
Я все исправлю.
Исправлю…

0

14

https://forumupload.ru/uploads/001b/ea/09/316/t877967.png https://forumupload.ru/uploads/001b/ea/09/316/t681154.png
I dig my hole, you build a wall
2020, autumn • university of chicago • leela & rajim
♪ mgmt — little dark age
усталый после работы раджим хочет пойти домой, но решает заглянуть в учительский туалет перед выходом смотреть бесплатно без регистрации 18+

Лила 1

[indent] Я торжественно клянусь, что не замышляю ничего дурного.
[indent] У Лилы все просто донельзя: если друг оказался поблизости, значит, самое время собираться в гости. И не важно, что для Синиструма "близко" - понятие очень условное и весь мир - окрестности. Довольно делала она вид, что не подглядывает за Раджимом время от времени. Она пыталась дать ему пространство, позволяла жить своей жизнью. Но в какой-то момент ее капризная женская натура сказала "хватит". Как после долгой изнурительной диеты, иногда так и хочется сорваться на лакомый кусок - и вдруг позволить себе все разом. Всего на денек. Потому что она была хорошей девочкой, она так старалась и, в конце концов, заслужила день великого потворства своим желаниям.
[indent] Кстати о диете. Вон тот студент со средних рядов выглядит вполне аппетитно, и даже улыбается ей в ответ. Думает, что она ему строит глазки. Думает, что она тоже аппетитная, только по-другому... Так зачем же ему отказывать?
[indent] Но нужно дождаться окончания лекции. Которая, надо сказать, выдалась довольно интересной. Лила заслушалась голосом Раджима. Любопытно, он ее заметил? Насколько хорошее зрение у этого пиромана?
[indent] Было все-таки что-то странное, непривычное, но гордое в том, чтобы видеть его таким... серьезным, внимательным, глубокомысленным и - учащим других. Хотя это и закономерно для него питать столь глубокий интерес к избранной теме, оттачивать знания ради поставленной цели. И она должна признать, ему очень идет быть таким. Он и нужен ей тем, кем стал. Вовсе уже не мальчишка. Ей теперь стоит называть его "профессор Малик"? Может быть, даже "гуру Раджим". Она попробовала представить это и едва подавила смешок. Пришлось сделать вид, что поперхнулась, но он, конечно же, все равно заметил, теперь уже точно, девушку на скамье в дальнем конце аудитории. Узнал ли? Конечно, узнал, пусть они не виделись глаза в глаза очень долго даже с точки зрения ракшаси. Ее сердце всегда его узнавало, даже если он подходил со спины, замирало с трепетом. Она не стала менять свое лицо на новое по такому случаю, а даже если бы и стала, полу-джинн всегда видел ее насквозь. Да, подумать только... Лила всегда любила представлять себя его тайной наставницей, направляющей по судьбе, пусть он того и не видел. А теперь, погладите-ка на них, все наоборот, и она с раскрытыми глазами впитывает и конспектирует что-то в тетрадку.
[indent] Только вот вместо конспектов там ясными чертами вырисовывался его портрет. Раджим никогда не понимал этот вид искусства. Ну что сказать, не визуал. Хотя разве может что-то сравниться с красотой пламени? Она рисовала пламя. Огни в миндалевидных глазах, завитки темных прядей. И несколько слов на санскрите, уловленные в лекции - скорее для вида.
[indent] Едва прозвенел звонок, возвещающий окончание академического часа, Лила растворилась в толпе, выскользнула за дверь и прочь по коридору. Тот самый студент остановил ее на лестничной площадке, увлек за собой. Его зовут Джейсон, такое банальное имя, ей оно ни к чему, но она зачем-то запоминает. Сегодня день исполнения желаний, подумала Лила. Кто она такая, чтобы противиться, когда еда сама просится в тарелку? А еще люди все-таки забавные. Всегда наивно думают, что это метафора, когда она говорит что-то вроде "ты мой сладкий" или "я сейчас тебя съем". Сами начинают раздеваться, молодцы, хотя от главной шкурки все же очищать приходится самой, но что-то многого она хочет. Пугаются только очень, когда спадает ее иллюзия и ракшаси предстает во всей красе. ("Будь собой", говорят они, но мало кто действительно готов принять девушку такой, какая она на самом деле, с небритыми ногами и десятисантиметровыми клыками). Доходит до них, в общем, только тогда, когда доходит до дела, а ведь она честно предупреждала.
[indent] Самое сложное, это не запачкать пол и стенки кабинки слишком сильно, поэтому она сначала выпивает столько крови, сколько может через прокушенную артерию молодца, а мякотку доедает потом. На собственную одежду, так и быть, придется наложить иллюзию пошире, чтобы никто ничего не заподозрил. Но это все не так важно, на самом деле. И слишком сложно удержаться, чтобы не застонать, не заскулить голодным щенком от наслаждения от только что проглоченного куска.
[indent] Конечно же, кто-то заходит в туалет, вынуждая Лилу притихнуть в свей кабинке. Хотя капельки крови все же предательски падают прямо на светлый кафель, кап, кап. И ее сердце замирает.
[indent] - Занято, - гневно кряхтит она голосом бедного покусанного Джейсона (туалет-то мужской), когда рука вошедшего бестактно дергает дверцу и звякает хлипкая задвижка. Джейсон за себя сказать уже ничего не может. Но все это не имеет смысла, потому что она уже знает, кто стоит по ту сторону двери. Его горячий пульс стучит слишком громко для ее восприятия, как индивидуальная подпись, как походка, как представление по имени - и даже точнее.

Раджим 1

Этой ночью ему снился запах раскаленного асфальта — пыльный и размягченный, он уходил в сторону закатного солнца, чьи лучи пробивались через разбитые окна панельных многоэтажек, слепили глаза и заставляли щуриться. Ему не нужно было зрение, чтобы узнать запах дома — той части, что была не в мусоре; он не смог бы его забыть и не перепутал ни с чем другим, даже если бы захотел. Он шел — без цели и понимания, куда направляется; ему было грустно, что он идет один. Пока он не проснулся.
После: день проходит, словно в тумане — Раджим фокусируется на задаче, Раджим выполняет задачу; проверка эссе и ответы на письма студентов, лекция номер один, лекция номер два. Он ненавидит дни, когда мысли стремятся вдаль от места, где он находится; необходимо пребывать здесь и сейчас, чтобы сделать то, что требуется – и проявиться в этом. Это — один из таких дней.
Все его существо будто бы напряглось в ожидании чего-то большего, чем университетская рутина; как это было бы, если бы на часах было время исторических событий – даже если исторических только в контексте его личной истории. Раджим не был пророком, и очень об этом жалел: тихая тревога заглушалась мрачной готовностью ко всему, и это все заливала злость — за то, что все не может решиться сразу, а ему нужно ждать.
Это заканчивается, когда его взгляд, блуждающий по аудитории, натыкается на чужой: незнакомые глаза на незнакомом лице, такой знакомый взгляд. Он понимает сразу, и сразу же отводит взгляд: сейчас не время. Время настанет тогда, когда он закончит лекцию.
Но когда звенит звонок, она исчезает. Он пытается ее выловить взглядом и пропускает мимо ушей вопрос отличницы, подошешдей так не вовремя; она исчезает в толпе слишком просто — он не удивляется этому, потому что видел это не раз. Лила — это же была она? ему не могло почудиться — всегда делала это лучше, чем он; но зачем ей появляться так и сразу же исчезать?
Он возится с мисс Браун слишком долго, прежде чем освобождается; в пустом коридоре кроме него и пары студентов никого нет, и уже приглушили свет. Раджим думает, что может встретить ее на улице — не могла же она просто подразнить его спустя столько лет и исчезнуть? Он думает, что она может быть рядом. Он настраивается на нечто, что ведет его — и идет к выходу из корпуса; но ноги приводят его к уборной. Раджим медлит несколько секунд, и потом — открывает дверь.
Запах крови он чувствует сразу же.
Внутри — без сомнения, она: притаилась, прислушивается. Раджиму не хочется играть в эти игры — он игнорирует мужской голос и дергает дверь на себя. Замок выламывается из дверки и с лязгом падает на пол — в лужу крови, которая принадлежит его студенту. Теперь уже бывшему.
— Какого хрена, Лила? —  он смотрит на обескровленного юношу, а потом — на нее. — Я, блять, здесь работаю.
Он злится, и воздух вокруг него становится горячее — он сжимает зубы и молча отворачивается: отходит к входной двери, чтобы заговорить ее замок. Отвратительное безрассудство: неужели нельзя было хотя бы выйти из здания? Он ни за что не поверит, что тупоголовый Джейсон Томпсон не прошелся за ней до ближайших кустов. И — ни за что не поверит, что она была так голодна, что не могла дотерпеть до ужина.
— Убирать будешь сама, — мрачно заключает он, возвращаясь обратно. Лениво опирается на раковины, складывает руки на груди и смотрит на нее — уже менее злой, но все еще недовольный.
Он изучает ее лицо — красивое, правильное, испачканное кровью; так странно видеть ее такой. Раджим понимал, что когда они встретятся снова (он знал это, хоть и не успел пообещать это ей), он ее не узнает — не узнает лица. Оно было чужим, но чем больше он смотрел, тем меньше таковым становилось; новые очертания встраивались в старые, переплетались с истинным обликом, размывались, оставляя за собой только отпечаток того, что он ощущал шестым чувством. Это — Лила. Всегда была Лилой, и ей останется — сколько бы лиц не успела б сменить.
Он прочищает горло.
— У тебя что-то случилось?

Лила 2

[indent]Он резкий. Даже не подыгрывает, и это заставляет Лилу насупиться, как обиженного ребенка. На секунду она даже тянет дверцу обратно, но вполсилы и тут же отпускает. Как будто это спасет ее от встречи с ним и этой его реакции, которой добивалась сама. Как будто что-то ее спасет - как будто нужно спасение. Запоздало обтереть ладонью окровавленные губы - еще один странный жест, который удивляет ее саму, но обещание, данное в детстве этой жизни, вести себя хорошо, имеет над ней непостижимую власть.
[indent]"Работает он... в туалете?"
[indent]- Прости, не знала, что ты подрабатываешь уборщиком. Аллах Аллах, ты так ко всем своим студентам вламываешься?
[indent]Ее тон голоса в этот раз - ее собственный, знакомый ему до боли, и самый невинный, вызывающий волны эмоций и ностальгии по общему прошлому даже у нее самой. Ее глаза блестят от воспоминаний, от радости встречи, от того, какой он стал возмужавший, как красиво сломался его голос.
[indent]...Нет, Лила не верит ни в Аллаха, ни в Иисуса, даже в Вишну не особо, но от воспитавшей ее женщины слышала, что бог един, а значит, не так уж важно, сколько у него имен: в его глазах подобные ей всегда, на любых языках зовутся воплощениями греха. Зато верит Раджим. И что-то есть в этом притягательное, как если бы через его веру она могла бы омыть свою карму и переродиться однажды во что-нибудь более приятное. Может быть, станет цветком, питающимся лишь водой и солнцем. И тогда ее растопчет какой-нибудь простак, прохаживающийся мимо. Тогда она его проклянет и переродится сама - венериной мухоловкой, а он - ее жертвой. И так замкнется круг, и снова губы ее будут окровавлены, потому что все во вселенной должно питаться и выживать за счет гибели другого, или быть тем, кого сожрут клыки монстра... А с этим его богом у нее и вовсе одна прямая дорога в ад, безвозвратная. Это ли то, во что верит Раджим? Если так, почему же он тогда до сих пор ее не изгнал? Однажды ему хватит сил, их история обязательно закончится плохо.
[indent]Но она правда пытается быть лучше - не только ради него, но ради него в особенности. Почему же он увидел за иллюзией ее присутсвие, а этого не видит? Ах да, все дело в мертвом студенте...
[indent]Она изучает лицо Раджима, каждую черточку, и эту суровую морщинку на лбу, и изгиб его рта. Так зол, так зол. Того и гляди, запылает. Ах, если бы испытал он хоть десятую долю ее бытия, не судил бы так строго. Впрочем, место для обеда она и вправду выбрала не лучшее, начиная от запахов и заканчивая популярностью в перерывах между парами. Пока Радж ее отчитывает, ракшаси переводит взгляд на стекающую по стенке кабинки каплю крови, потом морщится от собственной мысли слизать ее - слишком противно даже для существа вроде нее: человеческая биология, чтоб ее, способна испортить аппетит так же быстро, как его и разжечь. Вот до чего доводит воздержание! "Осатанела от голода" - так про это говорят. Потеряла голову, осторожность и здравый смысл разом. Теперь она уже и сама злится на себя, но ни за что не покажет виду.
[indent]- Ты как будто не скучал, - говорит она и отбрасывает с лица уже перемазанную горячей в крови прядку. Вечно он такой серьезный. - Почему обязательно что-то должно случиться, чтобы навестить старого друга?
[indent]Она слышит намерение постороннего войти заранее - и втягивает Малика в кабинку как раз в ту секунду, когда открывается дверь. Ее рука пачкает ему рубашку и щеку. Теперь между перегородок становится тесно, а еще эта дверца с выломанным замком теперь не запирается, приходится придерживать.
[indent]- Ну прости, ты такая булочка с корицей, мне рядом с тобой всегда есть хочется, - шепчет она на ухо Раджиму, и между делом вплетает простенькую вязь слов на урду, заговаривая незваного гостя, чтобы не задерживался. Тот вылетает как ошпаренный, сбивая с ног еще одного  студента, торопящегося справить нужду, и бормоча что-то про неработающий туалет и необходимость зайти на другом этаже. Так-то лучше.
[indent]- Случилось у всех нас, пустая твоя голова. Я пришла, - продолжила она торопливым полушепотом, - чтобы предупредить тебя. Нам всем грозит опасность. Всему Синиструму, как минимум, но тебе особенно, потому что ты, брат мой, к сожалению, смертен, и я не готова еще искать тебя по всему миру, кем ты там переродишься. Слушай, - с подавленной тоской она поглядела на зажатое аппетитное тело между ними, облизнула губы и виновато сглотнула слюну; ее голос надломился от напряжения, слишком надоело шептать, - у тебя же уже закончилась лекция, пойдем занесем это ко мне и поговорим. Ну у тебя же все равно уже нет выбора, - Лила поправила его смятый воротник рубашки. Вот по этому он точно не скучал. Если он откажется, она легко обставит все так, будто этот труп его рук дело, а сама ускользнет, как делала тысячи раз за свою слишком долгую жизнь.

Раджим 2

Он не успевает съязвить ей в ответ — она утягивает его за собой, реагирует быстрее, чем он успевает закончить заклинание — кто-то стремился попасть в туалет, даже несмотря на отводящие взор чары, природу не обманешь — они оказываются в одной кабинке: Раджим, Лила и труп его бывшего студента. Он опускает взгляд на ее руку, испачканную рубашку — ему не остается ничего, кроме как глубоко выдохнуть.
— Тебе всегда есть хочется.
Закрыв на секунду глаза, он прислушивается к действиям человека за стенкой — кряхтение, звук расстегивающейся пряжки ремня, тонкий виток намерения, исходящего от Лилы — он почти видит резко расширяющиеся зрачки мужчины и слышит его учащенное сердцебиение. Так обычно они и реагируют, когда что-то древнее и опасное вкладывает свои мысли им в голову.
Мужчина впопыхах вылетает из туалета, и Раджим прижимается затылком к стенке — все это уже было, было не раз и было давно.

//

Они бегут между построек слишком быстро: порванный сланец мешает Раджиму и все норовит слететь с ноги, тормозит его, ноги вылетают из одной лужи грязи, чтобы попасть в другую. Сердце колотится в висках, ему не хватает воздуха — Лила бежит впереди и хватает его то за футболку, то за руку, чтобы утащить в тот или иной просвет между бараками. Здесь слишком темно и узко: коснувшись локтем чьего-то раскаленного котла Раджим вскрикивает от боли — чертово железо — и Лила смотрит на него страшными глазами, прежде чем утащить за очередной угол.
За ними бегут, по меньшей мере, двое.
Раджим останавливается на мгновение, чтобы оглянуться, и Лила втаскивает его в чье-то жилище: здесь слишком темно, чтобы видеть, кто спит за порванной тряпкой, служащей перегородкой между “прихожей” и “спальней”. Они забиваются за мешки с мусором: кто бы ни жил тут, он собирает металл, чтобы получить какие-то деньги. Раджим тянет на их головы какую-то ткань, висящую на гвозде, накрывается ею — она пахнет потом и тухлой рыбой. Вдали слышна мужская ругань, детский крик и быстрые, приближающиеся шаги.
Он закрывает глаза, пытаясь успокоить сердцебиение.

//

Когда они остаются вдвоем, тревога не покидает лица Лилы — надо думать, ее не очень беспокоили простые социальные сложности вроде потери постоянной работы и внимания полиции; Раджим не говорит ей этого, потому что не видит в этом смысла. Вместо этого вглядывается в нее: у него не так много времени, чтобы успеть впитать в себя все эти черты, оттенок кожи, контур полноватых губ и ямочки на щеках, когда она улыбается; перестать считать их чужими, изменить восприятие, связать с тем, что их и так связывает.
— Ты звучишь взволнованно.
Ему не нравится то, о чем она говорит, но хочется думать, что это связано с тем, что он изучает с группой охраны границ — бреши, тот мир ебнулся, ебнулся на этот. Повсюду происходят странности — их даже уже неактуально считать странностями: новые реалии, в которых никто еще не научился ориентироваться, а еще нужно как-то жить. — Ты про разрывы? — Лила, конечно, говорит ему, что они обсудят потом, но это “потом” звучит слишком долго для подобных заявлений.
Особенно, с учетом того, что им нужно избавиться от трупа.
Раджим выходит из кабинки и идет к умывальнику — смыв с лица кровь, он стягивает испачканную рубашку и кладет ее под струю воды. Не прачечная, но лучше, чем ходить грязным. После — он возвращается к двери и накладывает заклинание на замок; теперь никто не сможет открыть его, кроме него. Кажется, университету придется раскошелиться на ремонт.
— Если то, о чем ты говоришь, так опасно, почему ты осталась на лекции, а не сразу позвала меня? — Раджим бросает взгляд на Лилу, прежде чем вернуться в кабинку и начать вытаскивать бедного парня за ноги. Его голова бьется о пол. Раджим мрачно смотрит на то, как его волосы тащатся по светлому кафелю. Хорошо, что в нем уже почти не осталось крови. По крайней мере, он легче.
— Как мы его понесем? Здесь камеры и охрана, а до ближайшего портала около двух километров. — Раджим бросает ноги парня, оглядывая масштаб проблемы — около шестидесяти килограмм мяса, костей и кожи и почти сто восемьдесят сантиметров.
— Предлагаю сжечь. Потом уберем следы. Но придется остаться без ужина.

Лила 3

[indent]Ей всегда есть хочется. Верно. Сотни и сотни лет она мучается от этого проклятия, от которого нет спасения. И никакая еда, ничья плоть и кровь, ни в каком количестве, на самом деле не способна заглушить этот голод. Потому что голодно не тело, голоден сам дух. Лишенный чего-то важного, необходимого, чтобы быть целостным, и оттого так зол. С таким проклятием не нужно ада - ее собственная сущность стала для нее таковым, и не убежать. А затем этот ад стал домом. Единственной понятной формой существования. Поэтому ее глаза так безумны, всегда с невысказанной мольбой, которую смертные так легко принимают за любовь.
[indent]Так легко принимают за беспечность...

[indent]Она чертовски беспечна для тысячелетней.
[indent]Стоит закрыть глаза - и песок вновь обжигает босые стопы, скользит под пятками в предательски подвернувшейся луже, пока они бегут по улицам Дакки, бегут через все детство. Он научил ее тому, что это такое, быть ребенком. Хотя, может быть, сам до конца никогда не знал. Выброшенный в приют оборванец, для всех никто, ведь простые люди не увидят ни над головой его венец, ни жар в его груди, подарок от жестокого отца. Для нее одной он был принцем от джиннов. Чем-то до боли родным, об этом даже нельзя говорить вслух. И кто из них кого спас тогда на самом деле, в их первую встречу? Она закрывает глаза - и снова делит с ним чечевичную лепешку, утащенную у торговца. Делит, не знавшая раньше слова "делить". Снова промакивает ваткой с выветрившейся зеленкой - от нее почти никакого толку - его ссадины, потому что он ввязался в драку в ее защиту. Закрывает глаза и просто хочет обнять его, как раньше.
[indent]Она открывает их - и смотрит сквозь засаленную ткань на силуэты чужих ног. Молча берет Раджима за руку, успокаивая, и сама задерживает дыхание, дожидаясь, пока опасность минует. Мужчина тянет за ухо одного из их обидчиков, отчитывает пацана и прогоняет, но как назло не уходит, долго ищет что-то. Может быть, он заметил, как они с Раджимом забегали внутрь? У ног детей пробегает мышь, Лила даже не шелохнется, когда серый хвост касается пальцев ее ног, щекочет, босую.
[indent]Еле слышно, одними губами Лила лукаво шепчет: "Хочешь, я его зачарую?" Но будто не приходится. Женский голос доносится откуда-то из другой комнаты, и мужчина уходит, а девочка-демон тянет Раджима прочь через задний двор, а затем сквозь лаз в заборе. Чтобы в безопасности перевести наконец дыхание и засмеяться от облегчения.
[indent]Там она подарила ему пуговицу, блестевшую только с одного края перламутром, а с другого немного сколотую. Самое главное свое богатство. "Теперь ты мой друг".

[indent]- Я про то, что и кто лезет через них, - Лила вздохнула и пожала плечами, потихоньку потянулась за влажными салфетками, чтобы прибрать неловко оставленные брызги алого сока на стенах кабинки. - Мне нравятся твои лекции, вот и все.
[indent]Признание в мелочи, но, на самом деле, в чем-то большем. Да, я присматривала за тобой, я беспокоилась, мне, знаешь ли, не плевать. Кроме того, его специальность им как раз очень пригодится, но, во-первых, Раджим, прав: это не достаточная причина сидеть всю лекцию, притворяясь студенткой, - а во-вторых, скажи она об этом сейчас, и его любопытству ли, скептицизму ли не будет конца, придется выкладывать все прямо здесь или по дороге, а это неудобно и небезопасно. Отчасти ракшаси еще опасалась, что Раджим ей откажет. Что ее доводы затащить его в совместную авантюру по решению мировых ли, ее личных ли проблем - не слишком прочные. Она сплетает их по ниточке в канат, подбирает в голове лучшие слова, чтобы сказать "ты мне нужен", не говоря "я просто не хочу это делать без тебя". Привязать его к себе, но не связывая. Эгоистично, возможно. Для Раджима это может быть опасно - впрочем, независимо от того, будет ли он активно участвовать. Но она просто не хочет быть одна.
[indent]Услышав предложение сжечь труп, Лила зашипела, как уличная кошка, которой перешли дорогу. "Остаться без ужина"! Да как он посмел?
[indent]- Несчастный ты пироман, только попробуй! Для тебя человеческая жизнь теперь ничего стоит? - она набросилась на него так, будто это не она здесь демон, пожирающий людей, и не ее руками был умертвлен ни в чем не повинный студент. Для нее этот труп был бесценен, как священная жертва богам, как центр мира, воплощенный в сердце куска этой смертной плоти. Кроме того, ее собственное тело, раздразненное вкусом крови, молило о насыщении. - Да будет тебе известно, что я убиваю лишь по необходимости, а не ради забавы, - на этой фразе она перешла с английского на их родной язык, подчеркивая важность и одновременно секретность их разговора. - Его звали Джейсон, и он был чьим-то сыном, братом, другом, горшок твоя голова. Благодаря его жертве ты можешь кормить меня одними чизбургерами до дня своей докторской, не кремируя ни одного трупа. Может, сам предложишь ему замену?
[indent]Да, за такое Аллах точно по головке не погладит.
[indent]Может, Радж и не понимает, о чем она говорит. Но остаться без ужина значит не только переждать еще немного на котлетах. Это значит, что после придется убить кого-то еще. Как бы она ни пыталась заглушить голод, но вечно игнорировать его не сможет. И она так старалась забирать жизни не забавы ради, а лишь столько, сколько было необходимо ей. Во славу экологии и гуманизма, но не ради них. А ради вот этого пустоголового пирожка, которому боги по глупости доверили спички... Нет, она не думала взаправду, что он так изменился и стал равнодушен к жизням. Хотя это все упростило бы. О этот соблазн, освободиться от морали, ведь когда-то она жила без нее! Но нет. Она и бранила-то Раджима любя. В чем-то его логика даже понятна: выгрести пепел гораздо проще, чем волочить труп мимо кучи камер и свидетелей.
[indent]- И потом, сработает пожарная сигнализация... Есть другой план. Я зачарую его и мы его вынесем к твоей машине. Можем разрезать, чтобы было удобнее нести, если хочешь.
[indent]Крови в этом теле осталось мало, так что новых брызг и лужи не будет. Ну а чтобы никто не спохватился самого Джейсона, ей ничего не стоит на время принять его облик и голос. Все же славный был парень. Теперь он стал ее частью, что, кармически, не так уж плохо.

Раджим 3

Раджим не очень-то впечатлен тирадой — слушает, выгнув бровь, и наклонив голову: сколько бы ни прошло лет, он все еще выше Лилы. Возможно, эффект от увещеваний и призыву к совести был бы лучше, если бы на ее лице не было уже застывших красных дорожек, а она сама — не поймана с поличным во время ужина.
Тем не менее, он не спорит с ней.
//
Зухры не было уже пять дней, хоть она и обещала вернуться к среде. Сначала они шутили, что она слишком долго ковыляет к выходу — поди, еще и до железнодорожной станции не добралась, с ее-то больной ногой и страстью зацепиться языками с первым встречным. Потом шутки стали не такими смешными, а к концу третьего дня — и вовсе закончились. Как и еда.
Им было велено есть по плошке риса: лучше с утра и немного вечером, но где же им было растягивать? В первый день, чуть не передравшись, они съели большую часть — не думали ни о чем, и ни о чем не жалели. На второй день им пришло в голову начать экономить — но в проржавевшей от времени кастрюле оставалось риса чуть меньше трети. На ужин в среду были найдены запасы какой-то крупы: никто не умел готовить, а потому они сгрызли ее, просто запив водой.
А потом настал голод.
Дети из трущоб редко боялись смерти — не понимали, что это такое, или не брали в голову; у большинства из них умерли все или большинство родственников: смерть воспринималась как что-то, похожее на уход из этого места, а потому — звучала не так уж и страшно. Боли боялись все — но боль, как правило, быстро проходит. В отличие от голода.
Голодом пугали и призывали к порядку, голод насылали на семьи врагов. От голода не зарекались и мерили его отсутствием ситуативный успех у соседей и знакомых. Голод звучал в молитвах Аллаху и, в самом деле, присутствовал в трущобах всегда — зримо или незримо.
Раджим боялся голода.
Он его знал хорошо — как и все знали — и потому, когда голод пришел, он его почувствовал сразу. Это не то чувство, когда в желудке пусто, и он издает странные звуки, не повышенная реакция на запахи, раздающиеся из соседних домишек. Это чувство, когда ты готов сделать что угодно, чтобы это закончилось — чтобы жизнь перестала вытекать из тебя, а голова не кружилась при попытках двигаться.
Карим пытался украсть курицу, но его поймали, избили и выбили ему глаз. Карим лежал, постанывая, на кровати Зухры и пытался уснуть; Найля делала ему припарки, насколько умела. Умела она скверно — просто мочила тряпки и прикладывала к распухшему синевой лицу, грустно взыхала и смотрела на улицу. Талгат и Абдул ходили по улицам и просили милостыню или что-то поесть, но — либо удача отвернулась от них, либо они прятали то, что сумели добыть.
Раджим шатался по трущобам, оглядываясь по сторонам: где-то готовили, где-то мыли посуду; все, так или иначе, сводилось к еде, и даже запах протухшей рыбы не казался таким уж ужасным. О том, чтобы чего-то украсть он уже и не думал — голова кружилась, и он не был уверен в том, что сможет сбежать: кроме того, был Карим. После взгляда на его морду любое желание воровать пропадет, даже если оно и было.
Лилу он проглядел, хоть обычно и был внимателен: обратил внимание только тогда, когда она его окликнула.
— Иди сюда, пустая башка.
— Что там?
— Сам посмотри.
В закоулке было грязно и почти никого не было; Раджим пожал плечами и подошел, осторожно оглядываясь. Там, за грудой мусора, неопознанного содержания, сидела на порванной циновке Лила — и перед ней, как на столе, лежали две крысы. Мертвые крысы.
— Что это?
— Обед.
Раджим покачнулся от ужаса в сторону выхода, но Лила схватила его руку прежде, чем он сумел среагировать.
— По-твоему, у тебя есть выбор? Или ты хочешь умереть от голода?
— Я не буду есть крыс. Это отвратительно.
— Это — выживание.
Спустя какое-то время, все еще чувствуя легкую тошноту, Раджим шел домой — как ни странно, в теле добавилось сил, и мир уже не казался настолько чудовищным местом. Неприятный привкус все еще стоял во рту — он перестарался с огнем, но в остальном — все было нормально. Сейчас хотелось только лечь и уснуть — спокойно завернуться в одеяло и не слушать до поздней ночи урчание своего живота. Так он и поступил: забрел в их каморку, растолкал уснувшую Найлю и лег между ней и Каримом: сон пришел быстро, и он был спокойным.
На утро вернулась Зухра, а Карим — не проснулся.
//
— Приведи себя в порядок, — Раджим кивает на блузку Лилы, — Выйдем через внутренний двор.
Свою рубашку он отжимает и надевает обратно; теперь она мокрая и помятая, но — чистая. Проверка в зеркале не показывает на нем следов преступления, он довольно кивает и снова бросает взгляд на труп Джейсона.
Даже думать не хочется о том, что с ним дальше будет.
В сумке где-то припрятан глаз Фатимы — подаренный суфием в одном из их с Карстеном путешествий, он служил Раджиму хорошую службу уже много лет; не очень мощный, но стабильно работающий синий кусок стекла с глазом посередине. Раджим извлекает его из потайного кармана сумки — бережно завернутый в кусок черной ткани, он привычно ложится в ладонь — если бы суфий знал, как его будут использовать, вряд ли бы подарил.
— Я надену на него амулет, и он будет невидим чуть больше часа. За это время мы должны довезти его до твоего холодильника.
Раджим бегло оглядывает туалет — пятна крови на унитазе стирает туалетной бумагой и, поморщившись, смывает ее; также поступает со стенкой. Через несколько минут уборная кажется условно-чистой, а Раджим — недовольно пыхтит, думая о том, что ему, в действительности, за уборку никто не доплачивает.
Отвратительно.
— Готова? — амулет на веревке скользит на шею умершего, и его тело растворяется в пейзаже. Как был — так его и не было. Во всех, впрочем, смыслах.
— Я беру за плечи, ты бери за ноги.

Лила 4

[indent] Лила игнорирует все. Недоверие со стороны Раджима, его недовольное бурчание, отсутствие шутки "ты могла бы есть поаккуратнее". Немного жалко, что они уже не дети. Тем более жалко, если учесть, как коротка человеческая жизнь. Может, было бы лучше, если бы она тогда никуда не уехала. Для нее прошедшие годы - что одно короткое лето, для него - целая часть жизни, которую ей не узнать и не понять. Но потом она отметает эту мысль, так же легко, как смывает кровь с лица и снимает испачканную блузку. Ее она сворачивает в сумку, откуда достает чистую, почти такую же, и застегивает на пуговицу выше, чем прежде: жест слишком тонкий, чтобы даже она сама придала ему значение.
[indent] - Ты зануда. Где твой задор? Я думала, старость у вашего вида наступает чуть позже, - язвит, но трюк с амулетом очень хороший, практичный, ей нравится. Она прислушивается: прямо за дверями как будто никого. На их счастье, пары уже закончились, так что коридор почти чист. На секунду ей кажется забавным подшутить над Раджимом и создать иллюзию прохожих, чтобы пощекотать ему нервы ложной тревогой, сбить с него этот серьезный учительский тон, но, во-первых, такая иллюзия отняла бы слишком много сил, а во-вторых, его голова уже не так сильно похожа на горшок, как в детстве, и там уже как будто что-то лежит: надо быть совсем тупым, чтобы с его способностями не увидеть подвоха. И что-то подсказывает, что подыгрывать ей и делать испуганный вид он не будет, не в том настроении. Скукота. - Ты уверен, джентльмен? Напомню, что голова, - она, конечно же, имеет в виду верхнюю часть тела, - у большинства людей тяжелее.
[indent] А еще мертвое тело ощущается тяжелее живого. В ближайшие полчаса они познают всю глубину значения выражения "мертвый груз". Значит ли это, что стоило сначала отвести бедолагу в машину к Раджиму (или сразу к нему домой?) и уж потом умертвлять? Что-то - то необъяснимое чутье, которому Раджим же ее и научил когда-то - подсказывало, что такому сюрпризу он был бы рад еще меньше. Может быть, стоит озвучить братику этот довод, если продолжит дуться.

[indent] Она учила его выживать - по законам плоти, магии и хаоса. Он учил ее жить эту жизнь так, как живут ее смертные, ориентироваться в пыльных улицах и затхлых домах, в обществах других двуногих. Слишком инаковая, Лила привыкала хотя бы не сильно выделяться из окружения, но когда они оставались наедине, забывала про притворство так быстро. Бездна слишком сильно впиталась в нее: сколько бы десятилетий ни проходила в оболочке из плоти и крови, с каждым циклом реинкарнаций, неизбежно, только ближе становилась к Изнанке. Хаос проще, понятнее, он не требует от тебя большего, чем ты есть; но в остальном в нем привлекательного мало даже для демонов. И Лила смотрела на мир под странным углом, болезненно пытаясь прижиться в нем, испытывая жажду быть живой чуть больше, чем ей дозволено кармой.
[indent] Иногда это было полезным. Так проще увидеть суть вещей и проще сказать об этой сути, как есть. Словно выход в четвертое измерение - вот каковы те ключики, что она подбирала к задачам. И в ее случае можно ходить по четвертому измерению, но не знать, как пользоваться ложкой. Раджим был ее заземлением, проводником, ее компасом нормальности - не самым удачным, но уж какой был. По крайней мере, он видел ее насквозь и при этом не отшатывался с выкриками всех известных молитв.
[indent] Она плакала над телом Карима, как если бы он тоже был ее братом. А потом тихонько высосала его кровь, когда бледность уже коснулась лица мальчика и это было не так заметно - ее, крови, было совсем немного, и было так сложно остановиться, но она постаралась не осушить до последней капли. Вкус, впрочем, уже оставлял желать лучшего. Окоченевшее мясо она трогать не стала.
[indent] - Не смотри так, пожалуйста. На его месте мог быть ты, но у тебя за спиной добрый асура, - или: - ты родился со звездой на челе, - или: - славный Рудра бережет тебя.
[indent] Так она говорила раз за разом, не особо объясняя значение этих присказок и зная, что он в ее дэвов не верит - слова эти мало значили и для нее, ей лишь нравилось вплетать их. Добавлять еще что-то про манипуру и аджну. Улавливал ли юный полумаг за этими фразами намек на то, что ракшаси была бы не прочь сожрать и его самого, если бы ни что-то непреодолимое, кто ж знает.
[indent] Она бывала такой беспомощной иногда, будто сама забывала, что является ракшасом, и тогда Раджим вытаскивал ее из беды, отгоняя мерзких мальчишек. Могла быть такой шумной невыносимо, но аутично раскачиваться и ковырять ладошку или жевать губу, пока он читает Коран, утащенный из чьей-то лавки - и просить почитать еще. А потом могла пропасть из поля зрения на два дня и, чуть погодя, вернуться и достать из-за пазухи сверток.
[indent] - Вот, держи. Это хлеб, подели с остальными.
[indent] Ему бы лучше никогда не спрашивать, где она добывала еду и как.
[indent] Иногда в свертке была не еда, но какая-то блестящая железка, которую люди считали невероятно ценной. Тогда Лила пожимала плечами, решая, что Раджиму виднее. Она выучилась держать в руках иголку, чтобы штопать им обоим продранные колени и локти. Как-то она распустила на нитки подол своего сари, чтобы расшить ему рубашку вышивкой.
[indent] Быть человеком она так и не научилась, но маскировалась все лучше, когда действительно хотела. Рисовала бинду на лбу и куталась в шаль, как мирянка, носила обувь (нехотя), говорила "салам", не говорила "хотите ли зайти на ужин", потому что Раджим больно щипался, не меняла своих лиц без повода, представлялась его сестрой и вела себя вполне прилично, чтобы за такую сестру ему не было стыдно. Только при близком рассмотрении все равно нет-нет да прорывалось наружу глубинное "почему мы не можем просто хранить это в твоем холодильнике?"

[indent] В самом деле, почему?
[indent] Лила всю дорогу могла думать только о том, как усадит Джейсона в ванну и попросит Раджима отлучиться куда-нибудь, пока она закончит. Как хорошо будет она спать этой ночью, на краткую долю вечности не мучимая сжирающей ее изнутри пустотой. Амулет невидимости раскачивался на бледной шее из стороны в сторону, совсем рядом с руками Раджима, от которых она могла отвести взгляд не более, чем чтобы не спотыкаться по пути, особенно пока они спускались по черной лестнице - более крутой и узкой, чем парадная, зато не такой оживленной. Нести воздух, все-таки, не менее подозрительно, чем нести труп студента; а постоянная иллюзия требовала слишком большой концентрации. Хватит уже и того, что у самого выхода к стоянке они едва не влетели декана факультета, и Лила от неожиданности выронила свою часть ноши. Ноги, левая и правая, со шлепком комично упали и разъехались в разные стороны по скользкому полу. Упс.
[indent] - Прости, - тут же прошептала она, и мгновенно переключилась на отвлечение декана.
[indent] - Простите, профессор Арельяно. А я Вас искала в кабинете, но не нашла, у меня пара вопросов по докладу, что Вы задали, - ну, а что профессор Малик думает? Лила и правда тут учится, а не только сталкерит за другом детства да жертв для своего бездонного желудка присматривает. У нее и конспекты настоящие в наличии. - Когда можно будет к Вам зайти? - она покрутила темный локон между пальцами, другой рукой потянувшись за блокнотом в сумке на своем плече. От Арельяно разило сущностью оборотня и тем самым гелем для бриться из рекламы в прайм-тайм. Седоватый уже, но все еще в завидной форме, а по меркам Лилы и вовсе молод. И если Раджиму показалось, что ее гр...глаза, да, стали чуть больше в эту минуту, а зрачки капельку светлее оттенком (аж до невинного голубого), то ему не показалось, но вообще-то он должен не на Лилу смотреть сейчас, а в бодром режиме стеллс подтаскивать бедолагу Джейсона к своему багажнику. А также строить планы мести ей, возможно, из-за такой вот будоражащей встречи с начальником, который его - о черт, кажется, все-таки заметил. Ох, вот где адреналин, ох эти мурашки по коже! Ну, разве не замечательно? "Да не ссы, не уволит он тебя. По крайней мере, не сразу."

Раджим 4

Где-то внутри Лилы проходила линия, которая отделяла ее от человека, которым она когда-то являлась — но, возможно, это было так давно, что уже не имеет значения. Это было легко не видеть, когда они были детьми — никто не учил их манерам, этические вопросы не вставали перед ними, как минимум, потому, что им было не до этики: им нужно было искать еду и как-то выживать в той помойке, которую они называли домом. Там, в трущобах, и сам Раджим был странным — болтал сам с собой (с духами), шугался от теней (сущностей), общался с шайтанами (так и было). Лила была ближе к нему чем кто-либо другой: она понимала, что за напряженным взглядом, направленным за плечо случайного встречного кроется больше, чем видят другие: она понимала, почему ему никак не удается стать “своим” среди тех, кто оказался с ним в одной яме — не по своему выбору, а просто по воле случая.
Ей не нужно было объяснять вещи: между ними была связь, которая не предполагала таких банальностей. Свой мета-язык, другой уровень взаимодействия; Раджим понимал далеко не все, что она говорила ему, но понимал гораздо больше, чем другие. Некоторые замашки или высказывания могли казаться ему странными, но он не брал этого в голову: он был ребенком, и, помимо отсутствия опыта и какого-то багажа знаний, ему было гораздо проще не обращать на эти странности внимание.
Сейчас ему хочется сказать что-нибудь в духе о том, что старость действительно наступает позже, в отличие от чувства ответственности — он не говорит этого, потому что понимает, что в этом нет никакого смысла: Лила не то, чтобы не мыслит этими категориями, но понимает их совершенно иначе — явно без применения к таким простым человеческим вещам, как “работа”, “карьера” и “репутация”. Говорит ли это больше о ней или о нем самом?
Карстен, должно быть, мог бы им гордиться — он стал больше человеком, чем когда–либо хотел.
— Уверен, — бурчит он, подхватывая за плечи бывшего студента, который оказался тяжелее, чем он думал. Даже в обескровленном, в Джейсоне все еще были его честно наработанные килограммы мышц, а Раджим, к своему стыду, уже больше месяца игнорировал своего фитнес-тренера, как концепт. Об этом он начинает жалеть уже через несколько десятков метров, прежде чем начинает жалеть о том, что вообще оказался в этом месте и в это время.
Декан выплывает из-за поворота слишком внезапно. Также внезапно, как и ноги, которые Лила бросает: они падают на пол с глухим стуком, и Раджим, сжав зубы, вываливает содержимое своей сумки на пол. Несоответствие силы звука и тяжести книг и блокнотов не сильно тревожит Арельяно, у которого, судя по всему, защемило где-то в шее — иначе почему бы еще он так пялился на ее декольте.
— Ах, я такой неуклюжий, — он сдержанно улыбается, злясь на то, каким идиотом он себя выставил, но это вовсе не имеет значения, потому что декан уделяет ему лишь вежливую улыбку, прежде чем возвращается к зрительному пожиранию тела Лилы.
Раджиму это почему-то не нравится. Иначе говоря: он бы предпочел, чтобы тело декана пожирала Лила — в прямом смысле в большей степени, чем в фигуральном.
— Да-да, мисс… — старый развратник не помнит ее имени, что, в целом, закономерно — он никогда его и не знал, — В любые часы консультаций, указанные в расписании. Однако если у вас срочный вопрос, я как раз шел в свой кабинет, мы могли бы…
— Какое чудное совпадение, профессор. Может, тогда я бы мог подписать запросы на справочники, о которых писал вам по почте? У меня, правда, нет распечатки, — Раджим, кое-как запихав содержимое в сумку, встает и улыбается, — Но я мог бы написать список рукой. Там не очень много, около двадцати позиций. Как раз бы успел, пока мисс Каур задает свои вопросы.
— Мм, — по кислой роже Арельяно почему-то очень захотелось двинуть, — Пожалуй, в этом нет необходимости, мистер Малик. Час уже поздний, давайте обсудим списки на собрании в среду. Да и мисс Каур, наверное, не захочет сейчас задерживаться, — он кидает жадный взгляд на Лилу, прежде чем продолжить, — Приходите завтра. После четырех я совершенно свободен — обсудим вашу работу.
С этим и “вынужден откланяться, мисс Каур, коллега” он буквально сбегает с места преступления, оставляя их с Лилой наедине. — Похотливый козел, — мрачно заключает Раджим, прежде чем наклониться за Джейсоном снова, — Хотел бы я знать, скольким он помогал “писать доклады”.
Путь до машины оказывается дальше, чем казался ранее — Раджиму приходилось выкручиваться в сомнительной позе, чтобы выглядело не так странно то, что он несет что-то невидимое: вместо этого он, как полоумный, несет свою сумку на вытянутых руках (где-то на груди Джейсона). Когда труп оказывается в багажнике, он выдыхает и потягивается. Половина дела сделано, осталось добраться до дома.
— А кости ты ешь?
Не то, чтобы это было очень важно, просто почему-то стало интересно.
— Поедем ко мне, тут недалеко. И есть черная лестница.
Он жестом приглашает Лилу на соседнее от водительского сиденье и сам приземляется за руль. Поворот ключа, звук заводящегося мотора — осталось совсем немного. Прежде, чем тронуться с места, он зачем-то включает музыку — выбирает плейлист, который покрылся бы пылью, если бы у него была физическая составляющая — песни, которые были популярны в его детстве.
— Помнишь эту?
Он слегка улыбается, глядя на Лилу. Может быть, сейчас она от него дальше, чем другие люди — для него прошло слишком много времени. Но в этот момент ему очень отчетливо не хочется, чтобы она пропадала — вовсе и вновь; просто потому, что в его жизни после нее не было никого, с кем он был настолько близок.

Лила 5

[indent] Ее трогает то, как Раджима цепляет ситуация с Арельяно. Страшно хочется верить, что он вмешался из-за его заботы о ней, а не только потому, что он такой человек и просто не мог бы ответить иначе. Что это личное, что его гнев, выраженный в паре емких фраз, что-то значит.
[indent] "Не волнуйся, я все еще твоя малышка Лила, подонки вроде него этого не изменят и ничего мне не сделают." Она не говорит этого, но вцепляется в Раджима взглядом, в котором все написано. И "спасибо, что вмешался", и "я знаю, что тебе не все равно", и "прости за эту глупую мизансцену".
[indent] - Правда хотел бы знать, или это фигура речи? - переспрашивает она на всякий случай. Потому что ответ, в общем-то, разузнать не составило бы труда. Но вряд ли Раджим в самом деле готов его услышать, тем более из ее уст.
[indent] Они дотаскивают тело до багажника в молчании: приложение силы требует беречь дыхание. Но когда оказываются в машине, кажется, что встреча стала чуть теплее. Лиле думается, что это вовсе не потому, что совместное сокрытие преступления объединяет, но сформулировать истинную причину ей сложно. Так же сложно, как представить, каково Раджиму расти рядом с ней. Насколько это тяжело, не прогонять демона из своей жизни только потому, что знаешь его с самого детства?
[indent] Был ли где-то предел терпения? Стоит ли его испытывать? Это ведь так весело, но...
[indent] Возможно, Лиле не хватало таких простых вещей. Быть обычной студенткой, имигранткой из Бангладеш. Делить с подругами комнату в общаге, обмениваться с ними сплетнями и советами по красоте. Питаться одними бутербродами, подрабатывать в дешевой кафешке, а главное, не забивать голову вещами сложнее, чем сдача зачетов и преувеличенные в страстях отношения с симпатичным старшекурсником. Да даже попытки отбиться от сальных взглядов профессоров. Она любила играть в такую жизнь, но так и не могла приблизиться к желанной простоте - а может, напротив, к замороченности на насущных проблемах, ведь она привыкла смотреть на них со стороны. Как на дикую природу через мутное стекло вольера, где хищники - реальные людские проблемы - тебя не достанут. Будь она обычным человеком, они имели бы для нее куда больше значения, беспокоили бы, доводили до бессонницы и нервных срывов. Будь она человеком, она боялась бы умереть и не знала бы, что возродится вновь. Как возросла бы ценность каждого дня тогда? Ценность теплой руки рядом?
[indent] В ее голове танцевал Хаос. Там - мысленные черви, эти ненасытные созерцатели геминид, вели бесконечный спор о валидности связей между повторяющимися взрывами новы в отдаленной галактике и частотой прорыва брешей с Изнанки. Обычно побеждал фиолетовый - извечный скептик, разбивающий все аргументы мыслью, что все тлен и лучше просто продолжать танцевать. И перебить его способна была лишь мдея, что вовсе не тлен все, что можно поглотить, так почему бы не подкрепиться - и уж с этим спорить было решительно невозможно. В ее голове десятирукий Шива правой рукой создавал, а левой размалывал в пыль варианты будущего, и так по кругу, по кругу, а каждая из его пяти голов изрекала вещи, которые Лиле нельзя забывать. И как же тут не сойти с ума в общепринятом для людей смысле? На самом деле ни червей, ни Шивы не существовало, Лила только воображала их, просто так гораздо проще было упорядочивать хаос, отделяя его от дел насущных, а именно: как избавиться от свидетеля в виде похотливого коллеги Раджима, не съедая его, как объяснить, почему Раджим в половину не так похотлив и вообще чересчур адекватен, и как убедить его же не скинуть тело по дороге в озеро Мичиган.
[indent] Потом надо будет долго, дозировано, день за днем объяснять ему, что только если взболтать молочное море правильным образом, восстановится правильный порядок вещей во вселенной; ну или, что более вероятно, из мира идей материализуется много полезных вещей и, возможно, парочка богов с необычным цветом кожи; но если взбалтывать неправильно, то ему лучше сразу разорвать свой диплом и заречься преподавать что-либо, да ждать скорой своей кончины. Ничего не понятно? Да, именно так он и скажет, если вывалить все разом. Вот и переводи логику с хаоситской на земную - это куда сложнее, чем на арабский переводить санскрит.
[indent] Сложнее, чем есть кости... Что? А и правда, лучше нет способа спрятать тело так, чтобы ничего не нашли. Лила рассмеялась.
[indent] - Вполне. Если хорошо отварить, - тогда ничего не придется ни закапывать, ни растворять в кислоте. Идеальное преступление. Так вот, что его волнует? Не сам факт убийства, а возня с трупом и риск быть пойманным? - У тебя большой холодильник?
[indent] А потом он поставил ту самую песню, и она не могла понять, почему, зачем он это сделал. Он правда слушает эту музыку, или это для нее? Мог бы и слушать, да, на него похоже.
[indent] По щеке Лилы скатилась одинокая слеза, и она склонила голову, закрыла глаза.
[indent] - Помню.
[indent] Она хотела переключить своей рукой, но оставила.
[indent] Музыка унесла ее туда, на другой край света, в такое близкое прошлое. Наверное, будь она демоном, какими их рисуют в легендах, у нее не было бы эмоциональных привязанностей к таким пустякам. Но авторы древних текстов сильно недооценили ракшасов. У них оставалось горячее сердце. Пылающее. А огонь для ракшасов значит боль, даже метафорический. Так они прокляты. Любить и гореть, и не быть понятыми, что способны на любовь.
[indent] Как он жил без нее? Как? Почему она покинула его? Раджим отлично справлялся, и она это видела. Там, в бездомной жизни, она могла быть его верной помощницей, спасающей его от того, с чем лучше всего умела справляться - от голода. Но в заокеанских краях, в учебе, карьере она была бы лишь помехой, ему было лучше без нее.
[indent] - Проверяешь, та ли я Лила? - ухмыльнулась она, надеясь, что слезу он не заметил. - Я помню, как мы танцевали под нее, когда были детьми, и ты назвал меня хромоножкой. А еще, - она поправила козырек, защищающий глаза от встречного солнца, - да будет тебе известно, что я не забывала о тебе ни на день. Я приглядывала за тобой. Иногда, чтобы знать, что твоей сладкой мордашке ничего не угрожает... Ладно, ничего, с чем ты не мог бы справиться без меня.
[indent] "Пожалуйста, просто скажи, что не завел роман с кем-то прямиком из Бездны."
[indent] "И я ревную к твоему наставнику."
[indent] - А что ты обычно слушаешь? О нет, только не говори, что фанат Тейлор Свифт! Эта ведьма читерит безбожно.

Раджим 5

Ясно. Значит, еще надо отваривать кости.
Раджиму в принципе сложно представить занятие еще менее подходящее под определение “досуг после работы” — и, если быть откровенным, занятие менее мерзкое. В том, чтобы быть свидетелем тому, как один вид поглощает другой, в целом, ничего такого не было: животные пожирают животных, насекомые пожирают все подряд, и все нормально с тем, что в пищевой цепочке Лила стоит на ступеньку выше Джейсона. Паренька было жалко, но не настолько, чтобы драматизировать на эту тему дальше.
В том, чтобы варить кости — было что-то мерзкое, что-то от каннибализма в его извращенном виде: не в том, как он проявляется у животных; природа мать хуйни не придумает, как любит говорить Карстен. Это было больше о каком-то извращенном, болезненном состоянии психики, в котором пребывают люди, когда они убивают кого-то, чтобы их съесть: что-то темное, что-то очень больное. Он не собирался принимать участие в этой трапезе, но помощь в приготовлении уже казалась чем-то липким, чем-то грязным и неправильным.
Может быть, он думал, кажется ему так потому, что он стоит в этой пищевой цепочке на одном уровне с Джейсоном, а не с Лилой: по крайней мере, человеческая его часть стоит именно там. Может быть, дело в том, что он слишком много времени проводит с людьми — и существами, имеющими именно человеческую психику. Смог бы он съесть другого человека? Абсолютно точно нет. Смог бы он поглотить суть другого джина? Определенно, да.
Он выполняет автоматические движения — газ, поворотники, ускорение, притормозить перед поворотом, пока перед ним вырисовывается моральная дилемма: ничего такого, о чем не думали ранее. Все это было о человеческом (слишком человеческом), и было лишь отчасти о нем, и совсем не о Лиле.
— Ладно, — он мрачно кивает, нахмурившись, — Значит, отварим.
По крайней мере, это значит, что ему не нужно будет копать яму или тащить мешок с костями до ближайшей реки.
Тем временем, подозрительности Лилы можно позавидовать — довольно хитроумно было бы поймать ее на знании или незнании каких-то фрагментов их разделенного прошлого, вроде музыки. Он бы не стал этого делать — во-первых, он уже почувствовал то, что это она — конечно, в детстве он не умел снимать энергетические “отпечатки пальцев”, но провел с ней слишком много времени, чтобы забыть, как это ощущается. Во-вторых, память существ, древних, как Лила, имеет свойство искажаться и затираться, и это было бы нормально, если бы она не помнила.
Но она не забыла. Ни о том бараке, где постоянно играла ровно одна частота радио — и очень любили крутить эту песню; ни, как она говорит, о нем.
— То есть в Штатах ты довольно давно, — заключает Раджим после признания о том, что она за ним следила. От этого факта немного неуютно, но, по большому счету, он не удивлен — надо было догадаться после сегодняшней-то встречи. — Почему не заглянула раньше?
Он хмыкает, отмечая как она перепрыгивает на другую тему.
— Я не особо разбираюсь в музыке. Мне нравятся индийские раги, или что-нибудь, подо что можно танцевать, — он бросает на нее любопытный взгляд, — Ты думала, что я дверь не открою или что-то в духе невмешательства в чужую жизнь?
Сталкерство, в общем-то, было вмешательством. Но об этом они поговорят позднее.
— Мы почти приехали.
Двор дома, где он живет, — облагороженный, чистый, с клумбами. Сейчас цветы почти завяли, уступая пришедшей осени, но выглядят все так же ухоженно: домовладелец был человеком щепетильным. И потому следил за тем, чтобы лампочки в фонарях, освещающих дом, всегда светили, как новые.
Он тормозит недалеко от черного входа и поворачивает ключ в зажигании: вместо того, чтобы торопиться уносить их ношу к нему домой, заглядывает в лобовое стекло — губы едва слышно шепчут заклинание на арабском, и через мгновение лампы в фонарях гаснут.
Как говорится, темнота — друг молодежи.
— Идем.
Труп в багажнике все также не виден, и Раджим даже удивлен тем, что амулета хватило настолько — он копошится руками, прежде чем найти тяжелую голову Джейсона. Осталось немного — всего лишь поднять его на верхний этаж девятиэтажного здания. По лестнице.
Они справляются с этим, хоть на последних двух этажах Раджим, идущий впереди, откровенно выдыхается — испарина на лбу, сбитое дыхание: все говорит ему о том, что нужно возвращаться в качалку. Квартира встречает его привычным запахом благовоний — они не выветрятся отсюда, наверное, уже никогда.
— Добро пожаловать, — он кивает в сторону двери за коридором, — ванная там.
Когда, наконец, труп оказывается в ванне, а амулет, его скрывающий — в кармане, Раджим выдыхает — и, немного подумав, умывает руки и лицо.
— Чувствуй себя как дома, — он кивает в сторону посиневшего тела, — Сейчас принесу выпить.
Больше всего на свете ему хочется сейчас виски.

Лила 6

[indent] Ей одновременно и смешно, и хочется пожалеть Раджима за такую реакцию. Вот, она заставляет его возиться с трупом, хранить его в своем холодильнике, суп из костей варить... А если кто в гости нагрянет? Это все не для него. Это не то же самое, что есть крысиное мясо, когда это единственный способ продержаться до нормальной пищи. Слава Аллаху, ему не пришлось этого парня убивать. Бедный, бедный. Если она его так любит, почему подвергает такому испытанию?
[indent] Но мир жесток. Здесь, в окружении благ индустриализации (это слово - сложное, но емкое пружинит в голове), забыть о жестокости мира очень просто. Даже Лиле здесь хочется походить на прочих людей. Иметь айфон, ругать сериалы на Нетфликс, разбираться в слэнге - для нее это лишь еще один занимательный язык, который нужно выучить. Одеваться по моде последних сезонов - почему бы нет. Ей нравится тихая роскошь, но нет-нет да и влезет в потертые джинсы, с улыбкой вспоминая о том, что в ее последнее пребывание среди живых ничего подобного не было, и носить брюки женщине в целом не подобало. Впрочем, она всегда обходила даже такие ограничения, достаточно было лишь сменить внешность.
[indent] Еще тогда у нее не было Раджима. А ведь он и понятия не имеет, как сильно изменил ее.
[indent] Его вопрос звучит как упрек, и Лила, конечно, не отвечает. Но и Раджим упрям, таким и был всегда, увильнуть от прямого ответа на его вопрос таким дешевым трюком, как смена темы, с ним не получится. И Лила сдается.
[indent] - Что-то в этом духе, - кивает: сам умный, до всего догадался, мог бы и не спрашивать. - Сам ведь знаешь, ты хорошо на меня влияешь, я на тебя 0 не очень.
[indent] Когда мотор затихает и гаснут фонари, она выскальзывает из машины, вдыхает воздух стоянки с запахом бензина и чужих окурков. Глядя на высоту здания и оценивая количество ступеней, она вздыхает:
[indent] - Милый, а у тебя нет какого-то заклинания, которое починит лифт?
[indent] Ведь в таких домах должен быть лифт? Раджиму нужно было учиться техномантии. Но ему достался наставник, разговаривающий с деревьями. На площадке четвертого этажа ее пробивает на смех: древний демон и могучий повелитель огня беспомощны перед гравитацией!
[indent] Ближе к финалу подъема она уже почти жалеет, что все это затеяла, но лишь потому, что Раджим выглядит уставшим. Но едва дверь в квартиру распахивается, она напрочь забывает об этом. Вдыхает запахи, которые без сомнений ассоциируются с братом, а значит, и с домом. Ступает на пол комнаты как на священную землю, двумя ловкими движениями ног снимая обувь. Кафель холодит стопы, когда они затаскивают Джейсона в ванную. Лила прочитала над ним что-то вроде молитвы или мантры на санскрите и, не прерываясь, кивнула брату: да, иди.
[indent] Все, что ей нужно, это чтобы Раджим наконец вышел за дверь и оставил ее наедине.
[indent] Само поглощение - процесс не такой уж и длительный, особенно после долгого воздержания. Малоприятный для посторонних зрителей, пожалуй. Лила задвинула щеколду на двери ванной, скинула с себя блузку в корзину с грязным бельем, то же самое проделала с одеждой Джейсона - правда, немного помедлила, стоит ли ее складывать вместе с рубашками Раджима: не совсем его размер. Но что делать с этим, пускай решает сам, скорее всего сожжет, что же еще. Она включила на телефоне музыку погромче. Танцевальные биты наполнили пространство между четырьмя стенами, скрывая происходящее в них. Затем достала свой нож, скинула человеческий облик -  и следующую четверть часа посвятила... священному ритуалу трапезы. Входе которого мясо было аккуратно отделено от костей, и очень скоро кроме костей в ванной почти ничего не осталось. Если бы Раджим прислушался (хотя едва ли он захотел бы это делать), то поверх всех физиологических звуков и даже громче музыки услышал бы стон наслаждения. Такой, какой и сам издавал в голодном детстве, когда наконец удавалось раздобыть кусок пирога. Теперь она чувствовала себя намного лучше, и привычная сила возвращалась к ней теплой волной. Теперь этой силы ей хватит, чтобы защитить свою семью.
[indent] Когда задвижка на двери со щелчком открылась, Лила уже привела себя в человеческий вид и даже смыла кровь с подбородка и груди, насколько это было возможно. Из своей сумки она достала пузырек с фиолетовой жидкостью внутри, откупорила его, понюхала и влила на дно ванны. От соприкосновения с останками она зашипела, взмылилась, растворяя их подобно кислоте, пока, наконец, вместо них не осталась темная жидкость Пахла она, как ни странно, жасмином и древесной корой, но еще - хаосом. Все это оставалось лишь смыть в сливное отверстие, как будто мыльную воду.
[indent] - Ра-а-адж! Поищи мне там рубашку какую-нибудь!
[indent] Она скинула остальную одежду и залезла в ванну, чтобы помыть волосы и тело после жаркого дня, потом завернулась в большое полотенце. Вторым, поменьше, она еще вытирала волосы, когда выглянула за дверь, счастливая, свежая, как утренняя роса. Пропаренный воздух вылетел за ней легкими клубами.
[indent] - Искупнуться не хочешь? - от Раджима, надо признать, несло потом за версту, и челка на его лбу была все еще мокрой от испарины. Рядом с Лилой, которая так и светилась, он смотрелся до ироничного контрастно. Она подошла ближе, потянулась к его щеке, поцеловала, а потом картинно сморщила нос и отмахнула запашок ладонью. - Да ты не бойся, я там все прибрала. А ты уже воду для костей вскипятил? - Ей это определенно нравилось. Подшучивать над ним и испытывать пределы его психики: на что еще он будет готов из-за ее возвращения, чем еще поступится, и какое у него будет от этого лицо. Когда на самом деле она уже обо всем позаботилась, чтобы ни в каких больше жертвах не было нужды. Хватит на сегодня и того, что ему пришлось поработать мускулами. Впрочем, последнее - на благо.

0

15

Раджим 6

Он остается наедине с собой. Потирая висок — будто бы это может ему быстрее соображать и уложить всю информацию внутри себя — первым делом идет к бару, где стоит, помимо прочих, виски, который он уже обещал Лиле. Обычно после работы он, при наличии свободного времени, начинал готовить что-нибудь изъебистое на ужин — сейчас аппетита у него не было.
Первый виски он выпивает залпом, для второго уже достает лед — и наливает в оба стакана: как учил Карстен, на два пальца. Все это с закусками и бутылкой отправляется на поднос, потом — на журнальный столик. Легким взмахом руки он зажигает благовония, другим — включает всю ту же приглушенную индийскую инструментальную музыку. После — Раджим снова не знает, куда себя деть.
Сцена, вырванная из какого-то артхаусного фильма: он ждет девушку из ванной, напитки готовы и атмосфера способствует расслабленной беседе — и вообще чему угодно — но за одной из дверей доедают остатки молодого парня. Нужно ли им, в правду, будет отваривать кости? Раджим прикидывает объем имеющихся у него кастрюль, и думает, что нужно будет заказать доставку.
Собственная реакция на происходящее его удивляет: он слишком спокоен для человека, слишком напряжен для существа другого порядка. В голове всплывает карикатурная картина, где он на кресле у психоаналитика делится своими соображениями, и он усмехается; манера превращаться в клоуна, когда что-то идет не так (и это не решается старым добрым пожаром) — привычка, которую привил ему Карстен: раньше он просто злился.
— Сейчас, — он живо отвечает, получив задание о поиске одежды, — что-то реальное и конкретное, что он может сделать. Он идет в спальню и возвращается обратно с черной рубашкой; после короткого стука и “да-да” с другой стороны открывает дверь ванны и заходит.
Что ж, здесь на удивление чисто. Настолько, что самым грязным элементом помещения является он сам.
— Надо было догадаться, что ты меня разыгрываешь, — пока что ему не очень-то весело, но ситуация довольно сюрреалистичная, и тянет на байку, которую Лила будет рассказывать своим друзьям-ракшаси как анекдот. Ее предложение о “помыться” он встречает хмурым взглядом — да, он в курсе, что пахнет как мужская раздевалка тренажерного зала, — но, в общем-то, она права. Не то, чтобы он собирался делать это сейчас, но после замечания исключать гигиенические процедуры уже не вариант.
— Алкоголь в зале, если захочешь десерт — он в холодильнике. Я быстро.
Он быстро раздевается, скидывая одежду сразу в стиральную машину, и залезает в ванну — она сияет белизной, но никак не красным. Струи горячей воды приятно падают на плечи, и Раджим подставляет им лицо: что-то простое, физическое, и приятное. Это была хорошая идея.
Лила так и не ответила на его вопрос. То есть, ответила, но фразой, которая не считается за ответ: “я на тебя не очень влияю” — спорное утверждение, с учетом того, что без нее он бы сдох еще в детстве, и какой-нибудь мало примечательной смертью: от голода, например. Тогда Раджиму казалось удивительным, что девчонка младше него на вид знает так много, так много умеет — она была не то, что примером, но предметом восхищения точно. Сейчас он уже понимает, что ребенком был только он сам — а она была чем-то древним, запертом в теле девочки, которая случайным образом была младше него.
Об этом хочется спросить. Влияет ли развитость детского мозга и психики на то, как чувствовала она себя сама? Не должна, по идее, но вдруг; это бы объяснило, почему ракшаси носилась с малолетним полу-джинном несколько лет, в месте, которое никто не решился бы назвать туристическим или хоть сколько-то приятным.
Надо отдать ей должное. На детском языке она говорила просто и естественно, как и на языке флиртующей студентки с деканом. В этом было что-то чужеродное и неправильное всегда — некоторые дети это чувствовали, поэтому избегали ее, декан — будь он трижды неладен — вряд ли хорошо будет спать этой ночью. Но если не иметь обостренной интуиции или не подвергаться ее чарам — это легко можно пропустить.
Раджим вылезает из душа, приняв одно из размышлений, как рабочую версию: ей было скучно. Она была заперта в том теле, которое он знал, и это несло за собой определенные последствия — недолго, пока она взрослела и набиралась сил, но все же. Логично предположить, что с ним ей было комфортнее, потому что он не боялся ее инаковости — и спокойно говорил об этом с ней. А никого другого рядом для этого не было. Точнее, в их трущобах мелькали и оборотни, и другие твари время от времени — но они были взрослыми, и, возможно, представляли для нее опасность. Или что-то в духе.
В зал он выходит уже спокойным, чистым и — как ему кажется — сложившим этот паззл. Домашние короткие штаны и накидка, которая могла быть халатом, если бы у нее был пояс и будь она сильно длиннее — не лучший аутфит для встречи гостей, но, с другой стороны, его гостья в рубашке, которая сошла бы ей скорее за платье. Так что, пожалуй, сойдет.
— Спасибо, что подождала, — из вежливости, — ты хочешь чего-нибудь?
Он лениво опускается на диван и подхватывает стакан с виски. Напиток уже охладился и он отпивает его с удовольствием.
— Полагаю, это то самое время, когда ты начнешь рассказывать об угрозе, которая побудила тебя вернуться.

Лила 7

[indent]Лила встретила его слова о розыгрыше с легкой улыбкой. Ну неужели он и вправду подумал, что у нее нет сердца? Подтрунивать над ним весело, наблюдать за его реакцией - завораживает, с каждым ответным словом ли, выражением лица ли она вспоминает, за что так полюбила этого паренька из трущоб, и любит еще сильнее. Раджим - как маленькое солнце в ладонях, которое так мило шипит, если на него пролить воду. Но издеваться и принуждать к отвратительным для него вещам... Ну нет, она хоть и чудная для него, но знает меру.
[indent]- А ты романтик, - она взглянула через его плечо на обстановку в зале. Благовония, музыка, два стакана со спиртным, и... Десерт в холодильнике? Звучало слишком заманчиво, чтобы не проверить. Но она выждала, пока он хотя бы скроется в ванной, тоже из вежливости. И - потом уже, едва не подпрыгивая от нетерпения, проскользнула на кухню.
[indent]Удивительно, но десерт там действительно находится. Лила выложила на небольшой поднос пахлаву и фрукты, несколькими умелыми движениями навела красоту и вернулась в зал. Затем скинула долой широкое полотенце и переоделась в предложенную Раджимом рубашку. Она оказывается достаточно широкой и длинной, чтобы соблюсти приличия, хвала разнице в их росте.
[indent]Когда Раджим возвращается в зал, Лила уже нежится на диване, подвернув одну ногу под себя, другую вальяжно свесив с края подушек, и медленно потягивает виски. При виде его, немного отставляет стакан в сторону, торопливо крутит головой в ответ на вопрос: ничего не нужно. Все замечательно. Если закрыть глаза и представить, что каких-то вещей во вселенной не существует, так и вовсе идеально. Ей хотелось бы задержаться в этом моменте, впитывая каждой клеточкой тела из окружающего пространства энергетику того, кто стал таким родным за эти два десятка лет.
[indent]Но вопрос уже задан, и она знает, что дольше тянуть уже просто неприлично, все законные причины отложить этот разговор истрачены, все отвлекающие дела завершены. И она все равно пытается. Хотя пришла сюда именно за этим. Лила делает еще один нарочито длинный глоток, смакует виски на языке - нет, проверяет на горечь слова, которые пытается подобрать. Все не то.
[indent]- Радж, - его имя звучит легко, приятно перекатывается с мягкого рычания на приглушенный звон. - Ты знаешь, это не первая моя жизнь. Когда я уехала, я хотела дать тебе больше свободы, но еще - мне нужно было найти одну вещь. Шкатулку, но не простую. Тебя же не удивишь расширяющимся пространством?
[indent]Она будто проверяет, хотя знает точно: то, кем Раджим стал, обязывает его быть осведомленным о вещах куда более сложных, чем трюк с измерениями.
[indent]- В прошлой жизни мне удалось запереть... - она чуть не сказала "моего" - но кого? Соратника, врага, возлюбленного? - одного темного волшебника, Дариуса, в одной такой шкатулке. Давняя история, это было больше двух веков назад. И так как я умерла, как ты можешь догадаться, она затерялась. Потребовалось несколько лет на поиски. Но я нашла ее, и... нашла пустой, - здесь Лила сделала паузу, чтобы дать Раджиму осмыслить новую информацию, а самой откусить кусочек пахлавы, дать растаять на языке, проглотить и запить еще виски. Затем она очень серьезно посмотрела в глаза брату. - Я бы не стала тебя втягивать, но должна тебя предупредить. Это очень могущественный маг. Если он захочет отомстить мне, он может использовать тебя, так что будь осторожен. Главное: он владеет иллюзиями, гораздо более сложными, чем мои. Ты меня понимаешь?
[indent]Она повела босой ножкой в сторону Раджима, переменила позу и жестом подозвала к себе ближе сумку, лежавшую слишком далеко, чтобы взять ее не вставая и не прибегая к телекинезу.
[indent]- Но еще, родной, мне нужна твоя помощь. Ты же сможешь прочитать для меня один, хмм... манускрипт? Так это называется по-научному?
[indent]Лила вынула из сумки свой блокнот, с которым сидела на лекции, и в нем были вовсе не конспекты, а ворох рисунков, в основном портретов или пейзажных зарисовок по памяти, но еще - между страничек затесался старинный лист с письменами даже не на деванагари, но на алфавите явно родственном и более древнем - нагари, может быть, или другая разновидность гупта, Раджим скажет лучше.
[indent]Да, разумеется, она знает санскрит намного лучше любого, кто изучал этот язык как дисциплину, она сама на нем говорила века и века назад. Но есть одно неудобство: Лила не умеет читать. Не может. И писать тоже, разве что копировать механически штрих за штрихом, символ за символом. Возможно, это часть ее проклятия; она не уверена, не может вспомнить точно, доводилось ли ей что-либо читать в своей первой жизни, был ли этот изъян с ней уже тогда, или добавился вместе с сущностью ракшаса. Помнит только, как скрывала его в те времена, когда пыталась выдавать себя за ведьму, и как заучивала заклинания и сложные рецепты зелий наизусть, на слух, на память рук. И теперь, как бы это ни выглядело прагматично, ей нужен был Раджим, чтобы разгадать загадку, над которой она билась последний раз, когда еще видела ту шкатулку не закрытой вовсе. Когда раздумывала, отдать ли этот манускрипт Дариусу, или сделать то, что сделала. Если Раджим прочтет вслух - возможно, не поняв и половины слов на утраченном наречии, - она сможет перевести. Очень может быть, что этот текст окажется пустышкой или еще одной сказкой о богах, где вымысла больше, чем знания. Но может быть и иначе.
[indent]Насколько она могла судить, это был текст из одной из пуран или, может, из Махабхараты, но он имел отличия от общеизвестных версий. Она могла оценить это по количеству слов в строфах, размер стиха был другим. В Махабхарате слогов - две по шестнадцать, четырежды восемь. Тут же - трижды по восемь, будто каждая ведическая строка развернута на целую строфу, в полтора раза длиннее. И если Лила не сошла с ума, то именно эти отличия важны. Что можно было вложить такого в лишние слоги, что потом потребовалось вычленить, сократить? Древний свиток не рассыпался у нее в руках лишь благодаря поддерживающему заклинанию.
[indent]- Oṃ bhūr bhuvaḥ svaḥ, - торопливо сказала полушепотом она прежде, чем Раджим открыл бы рот, повинуясь странному порыву (эти слова должны быть сказаны прежде, чем читаешь священный текст гаятри) и сложив ладони лодочкой, а потом сразу замолкла и указала кивком на текст: читай.

Раджим 7

Раджим вертит холодный стакан в руках, наблюдая за тем, как внутри него мирно раскачивается лед.
— Знаю.
Он действительно знает, что это не первая жизнь его подруги из детства — и, скорее всего, не последняя. Если отбросить всю шелуху про перерождение душ и колесо сансары (которое, очевидно, крутит Лилу по каким-то альтернативным правилам), в сухом остатке остается почти вечное сознание, способное осознавать себя при переселении в другое тело. С другой стороны, является ли этот бон вояж полноценным перерождением, или о нем правильнее говорить, как о переезде на новое место жительства? Надо полагать, думает Раджим, все зависит от опыта смерти. Именно его, а не опыта умирания — потому как умирать может почти каждый.
Как удивительно меняется их дискурс — в прошлую встречу они, помнится, были озабочены тем, чтобы украсть из лавки лепешки с рисом, которые так вкусно пахли; шутили шутки про Басира-дерьмоноса с его неудачным родимым пятном на кончике того самого носа, спорили о том, может ли Раджим поджечь рыбу под водой. Последнее он так и не попробовал, а ведь интересный вышел бы опыт.
Сейчас же Лила говорит с ним, будто бы застала его взросление — тот самый процесс, который вывел его из возраста, когда кроме шуток про дерьмо, мыслей о выживании и попыток найти себе ужин, его стало волновать что-то большее. Когда он сам стал чем-то большим: и когда научился в этом разбираться. Кажется, это последняя капля в том, чтобы поверить ей в той части, когда она говорила, что следила за ним; либо она очень хорошая актриса, либо это действительно так.
Скорее всего, так.
— С чего бы этому Дариусу охотиться на меня?
Раджим пожимает плечами и изучающе смотрит на Лилу.
— Я хочу сказать, в этом мире — и мире смежном — довольно много всякой херни, которая может сожрать тебя до того, как ты успеешь сказать “ой”. Так с чего бы так беспокоиться о колдуне, хоть бы и древнем, как де… — рьмо мамонта, чуть не говорит он, но затыкается. — Мы не виделись с тобой почти двадцать лет. Понимаю, для таких, как ты, это малый срок — и все же, нити, которые нас связывают, далеко не очевидны. Разве что твой старый приятель решит вырезать всех, кому ты когда-либо жала руку — с момента, как только ты научилась их жать.
Пока что все, что он слышит, звучит слишком странно: и не слишком пугающе, честно говоря. Не то, чтобы Раджим видел кого-то из древних, которых описывал Лавкрафт, но даже за недолгие пару-тройку лет в ГОГ-4, он успел насмотреться достаточно стремной херни. Пока что старый фокусник-иллюзионист не внушал ни страха, ни интереса.
— Чем он так сильно тебя разозлил? Я для друга спрашиваю. Чтобы не повторял ошибок, — он хмыкает, глядя на то, как Лила тянется за сумкой. — И почему просто не употребила на ужин?
Он задумчиво наблюдает за тем, как она достает старый пергамент, читает гаятри-мантру; то, как осторожны ее пальцы с куском бумаги. Возможно, это что-то — и есть причина ее появления здесь; но ему несложно помочь. А теперь — даже интересно. Он подхватывает лист и сразу же хмурится.
— Это нагари, — он скользит глазами по строкам, — Вот так с полпинка и не прочтешь. Дай подумать… yad venam utpatha-gatam dvija-vākya-vajra-niśpluśta-pauruśa-bhagam niraye patantam trātvārthito jagati putra-padam ca lebhe dugdhā vasuni vasudhā sakalāni yena. Вседержитель Притху, адские муки, семена… или злаки? Для питания и жертвоприношений. Тут про явления всевышнего, зачем тебе? — Подняв удивленный взгляд на Лилу, он натыкается на серьезный взгляд, и выдыхает, — Ладно. Дальше. Nābher asāv rsabha Asa sudevi-sUnur… Снова явился, на этот раз его зовут Ришабха… обладает достоинствами… Похоже на Бхгавата-пурану, — он задумчиво вглядывается в незнакомые слова, делая еще один глоток, — состояние… как это? Отречения, получение свободы и покой… Так, далее лошадь-человек, нет, человек с головой лошади. Сияет золотом, достоинства, все дела… Теперь рыба, которая спасает всех мудростью… ksIrodadhāv amara-dānava-yuthapānām unmathnatām amrta-labdhaya ādi-devah prsthena kacchapa-vapur. Черепаха, молочное море, напиток…
Раджим на несколько секунд замолкает, читая далее — не понимая около половины слов, но — теперь, понимая, что он держит в руках.
Он медленно поднимает взгляд на Лилу.
— Откуда это у тебя?

0

16

https://i1.imageban.ru/out/2024/07/31/2e4e026a1fbee6a8fe337c2d132c83b6.gif
I am ready for the storm
настоящее • синиструм, дом сюнне • лила каур, сюнне имирсдоттир
♪ Ready for the Storm — Dougie MacLean
You love me warm, you love me
And I should have realised
I had no reasons to be frightened

Лила 1

[indent] В этом году весна началась рано. Тепло ворвалось в мир, в дома, в душу, нарушая все законы, перевернула обыденный порядок вещей: теперь можно спать с настежь открытыми окнами и ходить всюду с чудаковатой улыбкой на губах, и никто не спросит, каждый поймет, что случилось с тобой. С Лилой случилась Сюнне. Снова, в безумный сотый раз ракшаси без спроса распахнула дверь в дом подруги: ворвалась и перевернула все вверх дном.
[indent] - Мне нужен твой совет.
[indent] Ей все равно пришлось дождаться, пока Сюнне закончит сеанс с очередным посетителем, который она прервала так бесцеремонно. Было бы мукой ожидать в холле, где громоздились друг на друге бесконечные запахи самых разных людей, что когда-либо приходили сюда в поисках ответов на самые разные, но чаще все же приземленные вопросы - и как только Сюнне их всех выдерживает? - от этого всего у Лилы кружилась голова и болезненно ныло в желудке. Вместо этого индианка нырнула за красочную занавеску и выбрала своим укрытием спальню. Здесь в окно из сада заглядывала красавица-вишня, нежно-розовая на фоне чистого неба, будто не из этого мира. Так и есть, в Синиструме не из этого мира все вещи до единой. В саду у Сюнне было много деревьев, самых красивых и разных, и это нравилось Лиле, ведь они давали тень и прохладу в самый яркий день, но это дерево было особенным.  Они посадили эту сакуру вместе много лет назад. Тогда весна тоже была ранней, а потом ударили заморозки, и им пришлось спасать деревце от морозов. В тот год оно так и не зацвело, зато как раскинулось сейчас!
[indent] Розовое на голубовато-белом. Как остывшее пламя души бывшей ифритки и освежающее, но не убивающее холодом, исцеляющее сердце иниистой. Лила как-то видела снимки деревьев в инфракрасном свете - цветущая вишня выглядела так при любом освещении. Через две недели цветы опадут, им на смену придут зеленые листья, что развернутся почка из почкой и станут больше, шире, вбирая в себя каждую крупицу жизни от солнца, чтобы напитать плоды. И дерево станет с виду обычным, но сейчас - сейчас это дар богов им, необъятно странным и слишком могущественным для смертных, прозванных великанами вовсе не за их рост, но все еще не достаточно великим до божественного.
[indent] Лила скинула обувь, взяла с полки какую-то книгу, первую приглянувшуюся из-за красивой обложки, и устроилась на кровати - животом вниз, подперев голову руками. Ее босые ноги покачивались в воздухе, иногда почти касаясь спины, или то и дело задевали край покрывала. Не то чтобы она читала: это умение ускользало от нее, буквы сливались перед глазами в череду черточек и засечек, формировали узоры и ничего не значили, изредка она узнавала какой-то значок. Но в этой книге изредка попадались и картинки, так что она переворачивала странички, чтобы занять время, а потом водила пальцем по линиям в очередной иллюстрации. Может быть, когда Сюнне освободится, она попросит ее почитать себе вслух, даже если там скучные инструкции и ничего более - Лиле просто нравится слушать ее голос, - но позже. А пока...
[indent] А пока что здесь пахнет вишневым цветом, и еще северным сиянием, если оно имеет запах. Пахнет Сюнне.
[indent] - Я соскучилась... Напомни-ка, что означает карта "Маг"? - Лила чувствует возлюбленную, даже не оглядываясь, едва той стоит ступить на порог. Ей и не нужно смотреть на нее, чтобы знать, что она прекрасна; а если посмотрит сейчас - то пропадет и забудет, зачем пришла.
[indent] Пространство спальни мгновенно электризуется от присутствия двух таких разных энергий, пока они входят в резонанс друг с другом, словно астрально-ментально-хтоническое объятие. И каждая тут же узнает настроение другой. Лила взволнована, даже напугана, хоть старательно не подает виду: она и так возравалась по обычаю бесцеремонно, ей не хочется сразу грузить Сюнне главным вопросом, который мучает ее. Впрочем, этот же вопрос она задавала ей почти каждую високосную весну. Настолько часто, что Сюнне в пору бы ревновать к словам.
[indent] - Погадай мне. Пожалуйста. Как тогда.
[indent] Как и в сотни других раз. И пусть результат будет таким же, чтобы не пришлось бояться.

Сюнне 1

Тонкий, кружевной ладан струится под потолок. Тканевый лиловый плафон с желтой лампочкой внутри наполняется благовониями, смыкая под своими круглыми боками густые линии пахучего дыма. Пространство в "гадальной" приглушённо-матовое. Шипящее, мурашечное как на старой фотопленке. Сюнне тихо дышит, вбирая в легкие подрагивающее нетерпение и страх. У мужчины напротив морщинки в блестящем поту. Он мнет платочек с вышитыми на нем инициалами своей давно потерянной жены. Голые острые локти Сюнне оставляют прохладу на резном столике. Она держит подбородок пальцами — вот-вот ее глаза увязнут в лице мужчины как в плотном, еще не размятом пластилине. И она разомнет его, придаст нужную форму, смешает нужные краски.

Карта на столе шелестит от легкого ветра из приоткрытого окна. Занавески шепчут таинственностью.

— Ну, же, решайтесь. — Ее голос мягок, звонок, топленое масло с сахаром, присыпанное корицей. Добавляй в булочку и ставь в духовку. — Пока вы не решитесь, магия не получится.

Великанша мягко играется с полудрагоценными камушками. Мелкая россыпь аметистов, опалов, прохлада лазуритов. Она играется ими как четками в руке. Водит ими по карте, именно там, где в последний раз видели его жену. Завлекательная дорожка из цветных заблуждений. Откуда-то запах корицы вдруг взбивает пространство, сужая теплый свет лампы в тусклой комнате до них двоих. До тех пор пока пламя не бьет по носу. Теплое, черное, лизнувшее в самое сердце пламя.

Когда Лила появляется в дверном проеме — Сюнне на миг замирает. Глаза сказочной ночи пленяют ее и лишают всякой мысли. Клиент пытается углядеть кто там, за его спиной, нарушил таинство, но от девушки остается только пряный, знойный шлейф. Теперь инеистая не может усидеть на месте. Ей хочется все бросить и убежать за мелькнувшим видением, заплутать в ее загадках и легендах, затеряться в песчаных реках смыслов и захлебнуться прикосновениями. Они давненько не виделись.

Сюнне сжимает ладонь и выбрасывает камни на карту. Они заполняют ее, как звезды — небеса.

— Я согласен. — Мужчина резко протягивает Сюнне платок жены.

Великанша улыбается. Теперь дело пойдет быстрее.

Она входит в спальню совсем тихо. Иногда слегка танцует на носочках одомашненной балериной. Прохлада великанши путается, как пальцы в волосах, застревая меж пламенными волнами ракшаси. Тепло становится единым, с запахом костра и мороза. С ветренными порывами вишни. Из приоткрытой лоджии в комнату аккуратно впархивают ее лепестки. Сюнне медленно присаживается на край кровати. Пальцы аккуратно цепляются за одежду Лилы — слегка по горячей коже, тронутой бронзой. Вверх меж острых лопаток к шее.

— Не знаю. — Она тихо смеется, целуя возлюбленную в плечо. От нее пахнет пьянящей нежностью и сладкой смертью. — Все зависит от того, что тебе хочется. Правда может быть разной.

Голос великанши прозрачный, ситцевый, подернутый мечтательной дремой. Пальцы инеистой то и дело гуляют по телу сердечной подруги. Мелкими перебежками, как рябью на воде. Она скучала, скучала и еще раз скучала. И ей, если совсем честно, не очень хотелось гадать. Сюнне тихо вздыхает, недовольно мычит, завязнув носом в шее Лилы. И дышит ею так, что не в силах надышаться. Пальцы девушки становятся еще прохладнее, ими она оставляет на коже царицы индийских сказок следы воды, рисуя ими старые руны, влюбленно целующие самыми откровенными признаниями.

— Не хочу-у-у. Я по тебе соскучилась. — Тихо шепчет в ухо. — Тебе это так нужно? — Она вздыхает. Чувствует. Лила в нетерпении не меньше нее. Только вот это совсем не то нетерпение, оно немного горчит и переливается. Сюнне прекращает объятия, толкая Лилу в плечо, чтобы та повалилась набок и великанша, наконец, увидела ее лицо. Инеистая смотрит вниз хитрым взглядом, полным радужных, северных звезд.

— Ладно. — Она наигранно водит над возлюбленной руками. — Я гадаю, что завтра удача будет благоволить тебе! — Улыбается. — Скажи, что тебя устраивает такой ответ.

Лила 2

[indent] Лиле кажется, что воздух вокруг искрит, что от босых ног инеистой исходит какая-то энергия, струится невидимым потоком и проникает в самую суть души демоницы. Они могли бы оказаться сейчас по ту сторону тонкого полотна между мирами, в хаосе Изнанки, необъятно грандиозными, свободными и равными, как две вращающиеся синхронно вселенные. Ей нравилась эта метафора. В вечном столкновении темного вещества и звездной пыли было что-то невообразимо прекрасное, трагическое и романтичное. Так из боли и противоречий рождается жизнь. Может быть поэтому ей так больно, когда исцеляющий свет души Сюнне касается ее, грешницы, очищая дюйм за дюймом. Где ни коснется рука ее - там темная будет спасена, преобразована, станет чем-то другим, чем-то добрым.
[indent] Она растаяла от тонких прикосновений к шее, растеклась в улыбке и подалась ближе, встретила губами любимые губы. В этом ощущении так хотелось раствориться и забыть обо всем остальном. Как легко ей с ней, в ее объятиях. И как тяжело на душе. Одной любовью не залечишь другую. Будто сердце Вишахари разорвано на несколько сердец: одно из них тут, а другое давно раздавлено. Но может тогда и нет смысла лить о нем слезы? Не важнее ли то, что есть у нее сейчас? Не важнее ли Сюнне?
[indent] Так хотелось ответить, что уже не так уж и нужно гадание, что это было только предлог, чтобы побыть немного с ней рядом (это не такая уж ложь; но ничто не межало дочери хаоса заходить сюда иной раз без всякого повода). Сюнне и сама догадалась, слишком хорошо умела читать по глазам. Одно слово - ясновидящая.
[indent] - Только одно маленькое гадание. А потом я вся твоя, обещаю, - если честно, ей уже не терпелось перейти к этому сладкому "а потом". Но, но... вечное "но" висело над ними названным свидетелем. И толчок в плечо, как от игрушечной обиды, должен был бы отрезвить ее, но вместо этого только подтолкнул в изначальное русло, лишь добавив игривости. - Только завтра? А как же... всегда, в болезни и здравии... пока Бездна не разлучит нас?
[indent] По правде, их не могла разлучить и Бездна, Ведь Лила вырывалась оттуда столько раз. Она смотрела Сюнне прямо в глаза, гипнотизируя - или гипнотизируясь - как змея в руках факира, с легкой и немного хищной улыбкой на ненасытных губах. Она передразнила "магические" пассы возлюбленной, только вот руки Лилы двигались не в одном лишь воздухе, а то и дело касались обнаженных участков кожи, как бы невзначай; потом легли уже смело на ее талию, на плечи, пальцы левой руки обрисовали контуры любимого лица. Ощущение ее тела под ладонями успокаивало.
[indent] - Мне снился страшный сон. В нем только ты могла меня утешить.
[indent] Ей снилась гроза и много крови. И холодные темные воды, смывающие за собой все. Ей снилось, что хаос поглотил ее навсегда, и знакомый голос смеялся над этим исходом. Хуже всего, во сне она знала, что заслужила все это. Но знать - не значит соглашаться с такой участью. Да и чувство вины - не совсем та эмоция, что свойственна ракшасам. И все же... Когда она проснулась, жаркое солнце, жадное, уже пробилось сквозь прореху в занавесках и опалило ей кожу на плече. Вот тут, если потрогать, все еще немного пощипывает. И тогда Лила сразу поняла, что нужно прийти сюда.
[indent] Лила рассказала все это Сюнне, не выпуская ее ладонь, как будто там, на пересечении тонких линий, могла отыскать ответ - на случай, если сама Сюнне вдруг не найдет его.
[indent] У Лилы есть амулет - не защитный, но направляющий. Магический компас из меди и камня, в полупрозрачной толще которого плавают светящиеся маячки. И один из огоньков, цвета солнца в янтаре, никогда не исчезает: он всегда точно указывает на дом Сюнне. Но такого маяка, чтобы давал ответ на нужный вопрос, в ее медальоне не было. И даже если бы был, она бы все равно пришла за помощью к Сюнне и рассказала бы ей о своих тревогах. И все равно протянула бы ей, как сейчас, ее поисковый маятник: где-то тут неподалеку, в столе ли, на полках ли, есть свиток с картой, а уж инеистая знает, что с ними делать.
[indent] - Найди мне Дариуса. Пожалуйста, Сюнне... это в последний раз. А потом - все, что захочешь.
[indent] Может быть, той бури она боится не зря?

Сюнне 2

Если Лилу не трогать — она похожа на тихий, коптящий краешек свечи. Свет ее вовсе и не свет, он тёмен, хоть глаз выколи и пахнет отчаянием. Если Лилу потрогать — язычок свечи дрожит и наполняется красками-искрами. Все еще темные, но они как радужная нефть, растекшаяся брызгами чувственных улик, ставших вдруг такими глубокими и чуткими, все-равно что вспышки настоящего пламени. Сюнне так любила трогать Лилу.

Поцелуй губами к губам раскрывается цветочным плодом и тает в дыхании шариком мороженого. Сердечная поступь сомнений и переживаний бьется в ладони белым шумом. Зудит и переворачивается с боку на бок как беспокойный щенок в тревожном сне. Кожа перцовая-перцовая, жалит густым черным огнем и марает пальцы. Сюнне марается в этом ощущении как в своем собственном, пытаясь забрать эту боль возлюбленной себе, лишь бы она перестала мучаться. Или хотя бы тихо шелестя снежным зерном на поверхности ее нервов, просто разделить это чаяние на двоих. Ей становилось так горько и пусто, когда в глазах некогда пламенеющей принцессы, а ныне — темнеющей королевы, расцветали мучения.

— Ах ты! Сделки со мной устраивать решила? — Сюнне улыбается, нависая над возлюбленной так, что короткие волосы касаются ее нежного, тронутого крупными каплями света, лица. — Если будет всегда, а не только завтра, станет скучно жить. Путь без препятствий не путь, а стояние на месте.

Сюнне видит в этих черных, как бездна, глазах, мольбу. Видит, как Лила пытается найти все ответы на свои вопросы в глазах напротив. Но у великанши никогда не было прямых ответов и всегда, изо дня в день, из века в век, все ответы, которые ракшаси когда-либо находила, не были заслугой Сюнне, но всегда являлись достижениями Лилы. Инеистая, на самом деле, и вовсе никогда не гадала. Скорей просто говорила как есть, видела как есть, всматривалась как есть. Прекрасно зная, что ее бронзовая, поющая теплым и запретным, возлюбленная со всем справится сама. Однако, если ей так нужны такие очевидные наставления, что же, у великанши их была полна вся душа. От кончика языка до самого конца хвоста.

Инеистая ложится, змеится на постели, принимая в себя беспокойность рассказа. Тихий голос Лилы тычется в ухо переживаниями и даже страхом. Великанша невольно подминает ракшаси под себя — ногами, руками, всем сердцем, всем змеистым длинным телом, как веревкой, как путами, как цепью. Целует пальцами хрупкие плечи, на них все еще отпечатком пощечина солнца. Сюнне медленно тает на ранах сердечной подруги, рождая звенящую зимой и вьюгой, слабость отдохновения. Лечебная льдинка — пластырем, шприцом, да все по венам темного пламени. Девушка утыкается носом в макушку Лилы. Пахнет ею. Самой, что ни на есть, ею. Сладко, пряно, многообразно, а все же в унисон, да одной нотой. Пожаром в лесу, лопнувшей от градуса, кожей, землей, принявшей в себя смерть и позвякивающей хрупкостью, любовью. Той самой, которая грелась и переливалась уже в груди Сюнне самым настоящим пламенем. Казалось, открой она рот и станет видно как языки этого пламени лижут горло.

Великанша чуть отдаляется, дабы взять лицо Лилы в свои ладони.

— Ты говоришь мне — вложить в твои руки яд и смотреть как ты пьешь его, Илинка. — Совсем серьезно произносит Сюнне. — Но даже если так, просто смотреть я не буду. Обещай мне, что найдем мы этого твоего Дариуса вместе. Я не позволю тебе пить этот яд в одиночестве.

Она целует ту самую Илинку в губы. И поцелуй этот похож на подпись в метафорическом контракте, где платой за содеянное — сама госпожа любовь. Прикосновение властности и силы, чьи фьорды воют под ветром и волнами о никогда не тлеющем и вечном, что не смоется за века и не подточит камни. Сюнне целует Лилу так, как может целовать только истово любящий, оставляя на пухлых губах красноту требований и сладость обещаний.

— Я погадаю тебе. — Шепчет в губы. Открывает глаза. Серебрится под потолком воля великанши, только не льется травяным зеленым и не трещит на носу. Если сосредоточиться, можно ощутить прикосновение давно забытой бездны, из которой когда-то давно имирова плоть выплюнула змеистую деву льда в мир тепла и смерти. Холод обжигает. Белая буря затягивает песнь в груди. Сюнне не выпускает из ладоней лицо любимой. Она сладко, интимно, все жарче, тянет из нее дыхание. Инеистая не берет плату за услуги от Лилы, но кое-что взять ей все-таки всегда приходится. Что-то не может появится из ничего.

— Идем. Я возьму нужную карту. — Голос, будто наполненный звоном искрящихся и умирающих звезд.

Лила 3

[indent] Слова дочери Имира мудры, они значат больше, чем проповедь, они глубже, чем воды изначального океана, точнее стрелы в руках богини - но это не то, что Лиле хочется услышать. С убежденностью наркомана она сжимает руку любимой, а в глазах одна старая мольба: мне нужно это. Всего разок, разве это много? Неведение хуже болезни, саднит и тянет, а лечится только горькой микстурой знания. А впереди целый вечер, вся вечность и несчетное число перерождений.
[indent] - Может, это и яд. Но мне не страшны яды, любовь моя. Все лучше, чем просто сидеть и ждать.
[indent] Отрава - это ее стихия, с ней она привыкла справляться, уж если в чем и лучше других, так в этом. А еще она очень не любит, чтобы ее защищали, уж если что решила - так тому и быть, это ее риск и ее боль в случае провала. Она - хранительница и защитница. Но такая же и Сюнне. Одну не отпустит, если надо, за руку будет держать по пути в пропасть и освещать ей путь. Но так страшно увлекать любимую за собой. Даже если знаешь, что в самом мрачном из вариантов она снова переродится, все равно будет боль - и смерти, и рождения, и это будет уже другая жизнь, многое будет иначе. Быть может, будь у Лилы побольше времени, проживи она все эти двести лет под солнцем, она бы придумала способы получше, чем гадать на узлах да бобах, лучше, чем дергать подругу сердца разборками со своим бывшим. Нет, рисковать ради себя она ей не позволит - если великанше можно что-либо запретить, - уж во всяком случае, не станет просить об этом, и даже просьба о помощи в поиске тяготит, как земная твердь на плечах мирового слона, и как слон тяготит черепаху, и еще тяжелее.
[indent] - Конечно, вместе. Поэтому я и пришла к тебе.
[indent] Она врет, но эта ложь во благо.
[indent] Она принимает поцелуй, и ее душа омывается волнами успокоения. А затем разгорается сполохами надежды, как будто никогда не переставала быть духом из пламени, как будто стала им снова. Губы у Сюнне сладкие, но требовательные, с ними невозможно спорить. Лила и не хочет - да и кто она против силы столь непоколебимой силы? Сюнне родственна богам, а Лила лишь их неаккуратное подобие, но жрицей стоит перед ней на коленях в сапфической молитве, и ткань покрывала складками впечатывается ей в голени.
[indent] Если в мире есть рай для достигших света, и если для нее, обожженной, есть надежда в тот рай попасть, то в нем будет место, как это: тихая комната с запахом вишни, цветочные покрывала и ладонь Сюнне на ее влажной щеке.
[indent] Лила тоже открывает глаза: благодатная прохлада стелется к ней, забирает излишек жара вместе с ее выдохом. Вырывает из души холодной рукой кусок самого сокровенного, принося разом боль и облегчение. Древняя, недоступная смертным магия пробуждается в неземных глазах Сюнне, в ее улыбке, в прикосновении ее рук, стелется морозным дыханием от змеи к змее и обратно, путается в узелках их энергий, сковывает, связывает и вновь распутывает - и оставляет Лилу бессловесной еще на какое-то время. Кажется неправильным нарушать ритуал праздными словами, суетливыми жестами. Она лишь послушно идет следом, куда инеистая поведет, делает так, как скажет; лишь осторожно касается границами магических чувств наполняющих комнату творящихся чар, понимая, что она гораздо больше пределов и комнаты, и целого дома, идет из глубины других миров; и красота этой силы очаровывает.
[indent] Может быть, она еще приходила сюда задавать этот глупый вопрос и другие еще пустяковее, лишь чтобы увидеть Сюнне еще раз такой. Во всей первозданной красе ее подлинной природы.
[indent] Пока Сюнне выбирает карту и они вместе ее раскладывают, руки Лилы дрожат. Тревога возвращается к ней, подкрадывается тихим вором самообладания. Похоже на холодное прикосновение, но уже совсем иное: как метафизический нож, приставленный к горлу. Ей отчего-то тревожно уже не за себя, а за Раджима, как будто она не сделала для брата все, что могла. Это странно, ведь когда та история начиналась, Раджима не было, и не было на всей земле даже матери его, или матери его матери, а была только одинокая Лила. Но вот теперь он есть у нее, и каждое решение, совершенное в прошлом, может отозваться и на нем, кровь за родную кровь. Хаос, должно быть, смеется над ней. Никто не знает будущего, кроме, может быть, этой белокурой девы, гадающей перед ней, и она не могла всего предугадать, так к чему винить себя? Но нужно будет защитить его.
[indent] - Что теперь? - все же спрашивает она, и губы не слушаются. - Что ты видишь?
[indent] Это ведь не может быть ни Чикаго, ни примыкающая к нему часть Синиструма. Просто не должна быть. Может быть, Нью-Йорк? Пускай будет Нью-Йорк, ему подходит шумный и гордый деловой центр, но грязновато, пожалуй. Тогда Калифорния? Лила морщится от предчувствия солнца. Нет, нет, не годится, все не то, она понимает это. Но мыслями будто отталкивает маятник подальше от чикагских кварталов. Тщетно. И вдруг останавливает его своей рукой, так и не дав остановиться.
[indent] - Знаешь, я передумала. К черту гадание. К черту Дариуса, не хочу о нем думать. Просто побудь со мной, ладно?
[indent] Она мастер прерывать ритуалы и портить заклятия. Но это ли то, чего ей хочется?

Сюнне 3

— Я понимаю. — Она тихо кивает. Ведь она действительно понимала.

Понимала жажду ракшаси — вырвать правду у судьбы, выжать из нее весь сок и махнуть его одним большим глотком. Чтобы уж точно отрубить любые концы, да опустить их все в воду, раз и навсегда. Да только скрипящая смычком, по жилам боли, эта жажда не подвластна ей одной. Как вытянуть из ямы столь тяжелый груз в одиночку? Только изрежешь себе плечи веревкой, да утянешь за собой всех остальных.

Сюнне несет во рту глоток чужой жизни. Частичку пламени в черном одеянии. Она покалывает десны. Сюнне несет ее так, как несут самую главную свою драгоценность. Трепетно обнимая языком, укладывая меж губами аккуратной силой. Вкус Лилы всегда напоминает горьковатую, лимонную сладость, сдобренную щедрой порцией коньяка. Пьянит похлеще любых напитков. В груди инеистый вой крутит снег в танцевальном смерче. Великанша дышит медленно, почти величаво.

В комнате из терновых венцов погибших и найденных, пощипывает морозцем. Затененное таинством, пространство слегка трепыхается на ветру хладной ворожбы. Если прислушаться, можно было услышать хруст неповоротливого льда, сковавшего древние реки. Здесь грань меж реальным и иррациональным безудержно тонка. Размыта для собственных нужд волею снежной змеи. Кожа рук Сюнне слегка переливается в трепете слабого света и если присмотреться, можно заметить аккуратные чешуйки. И глаза. Все такие же, но до невозможности другие, колющие и мерцающие.

— Ш-ш-ш. — Она бросает расплывчатый, занятой взгляд на свою возлюбленную. Прикладывает палец к губам. Ее рот занят. Тело волнуется густыми, зимними волнами. Пальцы сами тянутся к нужной карте. Тяжелой, старой, кожистой, покрытой трещинами и желтизной. Она растекается по столу, трепыхается крыльями в рваных перепонках. Алеет дорогами и зданиями. Эта лучше всего.

Ворожба толкается в знаниях, указывая путь — Сюнне видит. И видит то, что ей совсем не нравится. Так близко, Дариус так близко. Только выдохни и он почувствует на щеке чужое дыхание. Только вздохни и он услышит, так, будто стоит совсем рядом. Пространство дрожит и извивается, а Сюнне наполняется этими знаниями, теми, что знала всегда — всеми сразу и ни одним одновременно. Таинство великанши именно в этом. Она уже все знает. И только воля не дает ей сломаться под потоком всех этих известностей. Ибо должна она и обязана брать от этого многообразия только лишь крохи. Самое важное и самое направляющее. Иначе волна бытия сломит ее, переломает, изувечит, разобьет на осколки и не оставит ничего кроме застывших глухими камнями, слез.

— Лила! — Она выдыхает удивленно-возмутительно-недовольно. И выдыхается вместе с ней и частичка взятого лимонного и горького, что она взяла у госпожи черное пламя. Великанша дергается. Ее взгляд опадает на соцветия, трескается как от жаркого тепла — льдина. Магия искрит и переливается. В комнате становится холоднее. Знания, опаленные, выглядывающие из приоткрытой двери сознания, вдруг начинают биться беспокойными стрекозами. Сюнне прикрывает глаза. Тонкая кожа ее покрывается еще более тонким, переливчатым, перламутровым инеем.

— Ты найдешь его сама. — Вдруг произносит она холодными губами темным голосом очевидные для нее слова. — Ты упорнее любой судьбы. И вреднее!

Последние слова — как хлопок двери. Резкий, четкий, усталый. Сюнне открывает глаза. Тень таинства расплывается нефтяным пятном по луже прохлады, коснувшейся лица великанши. Плечи маленькой беловолосой девицы опускаются. Комната, до того переполненная душой древней змеи, вдруг скручивается в тугой жгут, медленно тая в теплеющем касании стен. Опадает пудрой и всякий иней, слетая на пол каплями воды.

— Тогда пошли пить чай. — Ровно произносит Сюнне, поворачиваясь к Лиле спиной. Она не зла на нее, нет. И не обижена. Она просто... сбита с толку. И толкаема предчувствием с привкусом страха и переживаний. Как кажется, даже не совсем ее. А может сразу их двоих.

На кухне крутятся коты. Лижут ноги приятным бархатом шерсти. Она же попеременно взлетает вверх, легким пухом и тонкими ресничками порхая над столом. Великанша наливает в керамический чайник горячую, но не кипяток, воду. Молочный запах чая наполняет комнату в тот же миг. Фарфоровые чашки с нарисованными ярким желтым, солнышками внутри, пристают к чайничку рядом. Между делом инеистая нежно целует Лилу в лоб, но не говорит ни слова. Вместо этого она кормит котов их любимой едой. И только после, сев рядом на диванчик, произносит:

— Илинка, — она трепетно переплетает их пальцы и смыкает свои в замок на теплой ладони Лилы. — Скорее пей чай. А то остынет.

И будто бы в этих простых словах есть откровение всего мира.

Лила 4

[indent] Вырвать правду у судьбы и зашить ее глубоко под кожей, дать зажить, переварить и перерасти, изменить и выплюнуть. Выдать за свою версию, обмануть реальность и обернуть себе на пользу. Как колдовство преобразует яд, как разрубаются узлы и разрушаются границы между тремя мирами. Лила успела заметить, куда качнулся маятник, почувствовала рукой инерцию магического импульса, когда схватила его, и ток прошелся по ее ладони, уничтожая ритуал поиска. Его остатки лоскутками повисают в пространстве комнаты.
[indent] - Прости, - говорит Лила, и от ее дыхания частички магии пылью завиваются в беспорядочные спирали, пока не развеиваются окончательно.
[indent] Такое вольное обращение с магией должно было разозлить Сюнне, и разозлило, но в меру - это Лила чувствовала. Ее Сюнне с безграничным сердцем, с мудростью все повидавших гор и мощью фьордов, способных точить собой скалы. Гнев ее хлесток, но короток. Ее Сюнне все понимает - или не понимает, а просто дает вещам быть; хотя на ее месте сама ракшаси непременно прочитала бы лекцию о том, почему так относиться к священному действу нельзя и чем это может грозить. Возможно, дело в том, что это грозило бы смертному, а ракшасы славились умением портить самое умелое заклятье. Возможно, Лила просто слишком безрассудна, чтобы отравленная карма могла напугать ее.
[indent] Напугать... Лила не любила испытывать страх. Чего может бояться душа, побывавшая на Изнанке, опаленная, выгоревшая там, напитавшаяся самим хаосом и превращенная в то, что душой не назовут? И когда она все-таки боялась, то совершенно не знала, что с этим делать. Разве что зажмурить глаза и бежать напролом. Вот и сейчас она метафорически зажмурилась, и вот-вот совершит что-то безумное - непременно совершит, и помешать не сможет ни Сюнне, ни все демоны Бездны, мнящие себя богами, от Аудумлы до Адишеши.
[indent] - Прости-и-и, - повторяет Лила нараспев, трется горячей душой о ноги любимой, как один из ее котов, захватывающих собой все пространство в свои владения. Коты сторонятся ракшаси, шипят, щетинятся, ревнивые, но все же дают себя погладить.
[indent] Сюнне разливает по чашкам ароматное солнце, и Лила завороженно смотрит на сверкающие струи, из носика в чашку, из носика в чашку, с успокаивающим журчанием. Прерванное гадание не идет у нее из головы, тянет к земле тяжестью. Но темнота этих мыслей совсем не вяжется с солнечным убранством кухни. Уют, который царил здесь, хранил прикосновение любимых рук и воспоминания множества совместных трапез и чаепитий, будто вырванный из чужой жизни, где они обе были бы просто людьми, умели бы жить по-человечески просто и сложно одновременно, ругались по мелочам бы, а потом страстно мирились прямо тут, за выпечкай, пачкая друг друга в муке и липком яйце или, может, шоколаде... Лила вздрогнула от голоса Сюнне. Ах да, чай...
[indent] Лила улыбнулась, обнимая обеими руками горячую чашку, вдыхая заботу полной грудью вместе с травяными парами, наслаждаясь ими.
[indent] - Ты была бы лучшей женой. Почему мы не живем вместе?
[indent] Лила знает ответ: потому что она принесла бы в этот дом хаос. Разрушила бы мир и покой, истрепала бы душу своей родной белокурой принцессе севера, а потом все равно сорвалась бы куда-то в даль к семи горизонтам. Или - как знать - Сюнне научила бы ее жить иначе и ценить то, что есть. Лила очень хотела бы, чтобы она ее научила.
[indent] Стала бы ее наставницей в том, что такое любовь без насилия. Без всепоглощающего Танатоса, что ходит за Лилой повсюду.
[indent] Лила протянула руку, через стол потянулась к Сюнне, касаясь тонкой кожи ключиц, обнимая за шею. Как кошка, взгромоздилась поверх чашек и блюдец, чтобы быть ближе, притянула любимую к себе для поцелуя. Плевать, что разлился чай и намочил колени, и что момент не самый подходящий - более подходящего никогда не бывает, Лила всегда куда-то бежит и сметает все на своем пути, на бегу забирая себе клочки жизни перед боем, вот и сейчас не удержалась, чтобы не урвать желанное. Травяное послевкусие на губах, сладко-терпкое, ароматом струится в легкие: цветущая вишня и бергамот. Поцелуй ракшаси - требовательный, бескомпромиссный, ставящий точку в любых сомнениях, но теплый, как волны моря у берегов Шри-Ланки. Пусть чай стынет. Пусть ее враг стоит на пороге, пусть дышит в спину. Пускай хоть весь мир будет поглощен гигантским змеем бытия и обратится в пыль. Лиле надо спешить, исправлять свои ошибки прошлого, но не сейчас. Еще несколько минут или часов им всем придется подождать.

Сюнне 4

Горячий фарфор обжигающий пальцы. Нежное дыхание пара в лицо. Улыбка, коснувшаяся осторожно-терпкого, как крепкий чай, лица напротив. В маленьких чувствах сокрыта сама жизнь. Она крошками сахарного печенья выстилает день ото дня, усыпая забывающимися, мимолетными воспоминаниями время, дабы с очередным вязким сном растаять без остатка. Сегодняшний день однажды забудется как и прочие до него, но тихим следом останется послевкусие, изменившее душу ничуть не меньше ярких потрясений. А иногда даже больше.

— Потому что ты не хочешь. — Пожимает плечами Сюнне, отпивая из чашки. Потому что надумываешь себе всякого, из-за чего считаешь, что погубишь и меня.

Белая скатерть мокнет, окрашиваясь в желтоватый, травянистый цвет. Фарфор звенит тонкими боками. Коленки тонкие, острые, влажные, юркие, скорые на расправу. Сюнне только и округляет глаза, прежде чем мягкие, нагретые солнцем, опаленные страданиями, припорошенные сахарной мечтой, губы ткнутся в губы ее. Ракшаси вспыльчивая и взрывная, стремительным рывком меняет правила их маленькой, житейской игры. Вкус пепла мешается со вкусом снега. Поцелуй расплывается на коже влажным теплом, как чайное пятно на скатерти, прилипая всем естеством и смешивая само дыхание на кончике языка.

Инеистая торопливо вздыхает, мягко хватая Лилу за затылок. Пальцы ее зарываются в густые волосы, совсем гладкие, прямые, змеиные. Переплетать их вот так, на пальцах, было всегда подобно медитации или, как сейчас, подобно сладкому, вяжущему порыву, что тонет в глубоком, тантрическом пульсе где-то внизу живота. Сюнне слегка приподнимается, становясь выше, испивая губы бронзовой богини как чашку с чаем — глоток за глотком и так, чтобы обжигало горло. Если дело Лилы — порыв, то действия Сюнне — правила.

Великанша забирается на стол следом. Пальцы ее обхватывают шею возлюбленной. Слышится, как сердце бьется прямо в ладонь. Чуть теплым прикосновением Сюнне ведет тонкую, влажную дорожку от губ к щеке, а оттуда — ниже, сонными, смакующими поцелуями покрывая воспаленную дрожь на смуглой коже. Мир схлопывается до перезванивающей утвари, бьющейся на полу в фарфоровые щепки. До оттиска солнца, греющего слегка порозовевшие, девичьи тела. Где-то здесь, между плечом и шеей, Сюнне прикусывает кожу, оставляя рдеющий след. Одежда медленно спадает лепестками сакуры, обнажая хрупкую телесность.

Ветер с запахом цветов. Любовь, смешанная с горячностью тихих, шепчущих вздохов. Пальцы Сюнне касаются спины, щекоча легкими, дразнящими касаниями. Восприятие алеет сбивчивыми признаниями, спутанными мыслями. Это как попасть в мёд без шанса из него выбраться. Инеистая не может оторваться от поцелуев, совсем влажных, тягучих, со сладковатым привкусом кожи Лилы на языке. Она прижимает ракшаси к себе ближе. Телом к телу. Обнаженная кожа кипятит кровь. Сюнне трется о плечо возлюбленной щекой, тихо мычит "Илинка", осыпая последнюю прохладой змеиной жажды.

Когда они находились в близости друг друга, великанша как истовая змея ревниво уводила Лилу в снежные просторы, сковывая ее по рукам и ногам тысячью окольцованных объятий. Вот и сейчас обхватывает возлюбленную чувственным собственничеством, сжимая мягкие бедра и не желая отпускать. Сюнне остается инеем на коже ракшаси, трескающимся по дрожи капельками воды. С наслаждением вздыхает пьянящий запах чувств, покрывая нежную грудь прохладными признаниями своих губ. Морозом по ее коже. Темной, топкой жаждой по ее трепещущему сердцу. Тихими, осторожными пальцами вниз плоского живота, напряженного в предвкушении. И чуть ниже, мягко вступая в свои права совсем теплыми, даже немного горячими касаниями, что раскрывают столь очаровательную слабость.

Сюнне осторожно перехватывает нежное дыхание, вдруг так терпко вырвавшееся из губ Лилы, не желая дабы оно растворилось в воздухе. Этот первый выдох наслаждения должен достаться лишь ей. Поцелуем она смакует удовольствие, то и дело стремящееся из горла ракшаси, пока пальцы то и дело играют на струнах души, вырисовывая пламенеющую страсть. Она, эта страсть, то и дело проваливается в напряженную глубину тягучих чаяний, медленно оплавляя заботой, теплотой и любовью. Неспешные касания и тонущие поцелуи, дразнящий танец, где цветком распускается медовое наслаждение. Сюнне так нравилось чувствовать уязвимость Лилы.

0

17

https://forumupload.ru/uploads/001b/ea/09/460/t63321.gif https://forumupload.ru/uploads/001b/ea/09/460/t916126.gif
feeling good
03.24 • казино lucky deal • leela & darius
♪ the one to survive — hidden citizens, josh bruce williams
♪ feeling good — nina simone, chris avantgarde (chris avantgarde remix)
♪ мое молчание — stervell
я не люблю, когда стреляют в спину,
я также против выстрелов в упор.

Лила 1

Samantha Margret - RAGE

лук на вечер

[indent] Ярость. Ярость, разбавленная горечью, разлита по сердцу. Как теплый свет разлит жидким золотом по залу богатого казино. Потолки здесь слишком высокие, с россыпью софитов и сверкающих цепочек - если смотреть вверх, то закружится голова. Лила и не смотрит. Все ее чувства поделены на фракции, разделены, как пирог. Тактильное - для себя: идеально отполированное темное дерево столешницы, теплое под пальцами, легкая вибрация от раскручиваемой рулетки и гладкая поверхность раздаваемых фишек в руках. Зрительное внимание - праздное любопытство: на игроках, их смокингах и платьях спутниц, на их ходах, жестах и эмоциях. Игра это ее стихия, наблюдать за людьми в пылу азарта подобно удовольствию от приторно-сладкого крема. Звуки - это основа. Ее слух отдан делу: это стук шарика, ищущего свою ячейку, шорох передвигаемых фишек, и голоса, голоса, постоянно спорящие, выкрикивающие ставки, негодующие и ликующие. Лила никогда не записывает (по правде, не может), но это и не нужно, она запоминает все на слух. Вот этому господину следует дать еще одну маленькую победу, чтобы он поверил сегодня в удачу, может, даже внушить ему чуть больше веры в себя, а потом... Что ж, в интересах игорного дома никогда не отдавать больше, чем заплатят посетители. Лила хороший крупье, и совсем не важно, на кого она работает. Правила игры священны. Прибыль заведения - главный закон. Если же кто-то вздумает обмануть казино, обмануть ее, ему лучше не приходить в ее смену. Ракшаси ничего не стоит заставить бедолагу кричать от кошмаров в его голове, и это в случае, если она не голодна.
[indent] Голод, впрочем, тоже бывает разный.
[indent] Все ее магические чувства - пропитка из терпкого вина - сосредоточены лишь на одной задаче. По правде, больше, чем следовало, ведь каждый вечер искать среди десятков энергий гостей ту самую, всего одного человека, это довольно утомительно. Лила ждала его. Не оборачиваясь, чувствовала до мурашек по спине, как проходит рядом, не замечая ее в этой маскировке. Как долго ей еще удастся наблюдать со стороны, не будучи пойманной за руку?
[indent] Лила наклонилась над столом, и свет рассыпался по блесткам на ее одежде, подчеркнув провокационный факт: назвать одетой ее можно было лишь условно. И все же, взглянуть на самые пикантные места не выйдет. У местного хозяина особенный вкус. Вот-вот, кажется, пола черного пиджака распахнется, обнажив изгиб груди под тонкой сеточкой, но сколько ни молись и не выкручивай голову, этого не случится. А вот карманы зазевавшихся мужчин тем временем опустеют из-за очередной неаккуратной ставки. Браво, мистер Лихтенштейн, умнее сложно было бы придумать.
[indent] Она могла бы сказать, что надела эту униформу для него, и не соврала бы ни на унцию. Ей нет дела до того, что все на нее смотрят. Важен только один взгляд.
[indent] - Все на красное? Вы уверены?
[indent] Наверное, она делает какой-то непроизвольный жест рукой, свойственный только ей, и он выдает ее. Или все-таки скрыть энергетику хаоса от не последнего на свете колдуна не так уж просто. Это же Дариус, он знает ее сотни лет. Или все дело в ее духах, всегда с нотками востока, напоминающие о влажном жаре индийских улиц, о специях и о красках куда более ярких, чем здешний дресс-код... Дариус появляется в поле ее зрения, и отвернуться нет никакой возможности, не вызвав еще больше подозрений. Их взгляды сталкиваются - и тогда она задерживает его ровно столько, сколько требует этикет, и улыбается, как будто ничего не происходит.
[indent] - Ставки приняты, господа, ставок больше нет.
[indent] Да крутится колесо рулетки.
[indent] О, он не станет устраивать скандал на людях. У него ведь такой чудесный покладистый характер. Наверняка сначала подойдет к управляющему и спросит, кто нанял вон ту девицу за шестым столом. Ему ответят, что это самый прибыльный сотрудник. Что из его кармана ей платят лучшую премию. А еще ей очень идет эта униформа - этого менеджер говорит не станет, но в этом и нет нужды.
[indent] Она ждала этого момента так долго. Две сотни лет. Две мучительные сотни лет она провела на Изнанке, прежде чем колесо самсары повернулось нужным образом, впустив ее в этот мир как никогда вовремя. Две сотни лет ее магия и магия сестер ее ковена держала взаперти своего возлюбленного. Это много или мало? Это больно? Она знала, что рано или поздно замки темницы треснут. Сдерживающие чары падут, и ярость выплеснется наружу. Она боялась этого дня так сильно, что сама нашла его раньше, потому что просто ждать было бы еще большим мучением. Сотни раз предугадывала, какой первый вопрос он задаст ей. "Зачем?" Или, может быть, "За что?" "Почему ты предала меня?" А затем придумывала, какой ответ мог бы быть наилучшим, чтобы успокоить, убедить, чтобы он поверил. Но правда в том, что сейчас, спустя две сотни лет, она едва ли сама помнит истинную причину. Или помнит, но уже не верит в нее. Но будь у нее ключ от той тюрьмы сейчас, она бы заперла его повторно, просто чтобы не давать ответа. Еще через двести лет, глядишь, и этот мир станет чуточку лучше...
[indent] Когда ее стол опустел, она допила чей-то оставленный шот и протерла столешницу мягкой салфеткой, спокойно дожидаясь, пока ее имя не будет названо. Никакой грозы, менеджер просто сказал, что ей следует покинуть главный зал и явиться к хозяину казино. Вон там по коридору его кабинет. Только сейчас, когда за ней уже не следило ни одного взгляда, она вдруг ощутила, как тонка прилегающая к телу полупрозрачная ткань, и почувствовала себя совершенно голой. Так и должно быть?
[indent] Стук в дверь, повернуть ручку двери, заготовить в левой руке защитное заклинание...
[indent] - Да, мой господин? Вызывали?
[indent] Глубокий вдох и выдох - ее грудь под полами пиджака и сетью страз вздымалась так часто, будто она бежала. Даже не подумала запахнуться перед ним. Какой смысл? И вдруг от этой мысли ей стало абсолютно спокойно, как в наивысший момент медитации. Как будто вековой камень упал наконец с ее шеи. Priyatama... Как бы сильно его не изменило заточение, это все еще Дариус, она его знает дольше, чем кого бы то ни было, лучше, чем собственную тень.

Дариус 1

Кап-кап-кап.

Маг тяжело выдохнул и оперся обеими ладонями о еще совсем недавно холодную каменную плиту перед собой. Бурая, вязкая, и до сих пор теплая жидкость быстро заполнила собой всю плоскую поверхность и теперь струилась через край, оставляя на полу небольшие багровые лужи, касаясь мысков до этого идеально начищенных лакированных ботинок. Черт, да он отдал за них целое состояние, а теперь придется лишаться любимой пары на то время, пока ее снова приведут в порядок! Все еще затуманенный возбуждением взгляд переместился с обуви на алтарь, где, помимо изрядного количества крови, лежал и ее источник. Дариус нервно облизал пересохшие губы, пока взор неспешно скользил по недвижимому телу, одетому в блестящее вечернее платье. Наверняка девушка потратила на него последние деньги, желая побывать в одном из лучших и претенциозных заведений Синиструма. В его заведении. Возможно, кого-то и могло обмануть довольно дорогое платье и хороший макияж, но мужчина не мог не обратить внимания на дешевую бижутерию, неаккуратный маникюр и неподходящую сумочку, средств на которые, по всей видимости, уже не хватило. Блондинка была хороша собой, Лихтенштейн даже не покривил бы душой, назвав ее красивой. У этой малышки могло быть прекрасное будущее — познакомься она с каким-нибудь стоящим модельным агентом или, на худой конец, толстосумом, желающим обзавестись новой игрушкой. Но, на ее несчастье, сегодняшним спутником стал никто иной, как Дариус, которому требовалась очередная жертва. Успешно завершенный нынче ритуал был довольно простым, но столь же необходимым для того, чтобы маг мог чувствовать себя комфортно еще какое-то время. Неудобно, но после своего возвращения из заточения он испытывал еще большую зависимость от энергии, высвобождаемой в процессе ритуалов. Эта сила была необходима ему, словно воздух, новая доза наркотика или таблетка от всех болезней. И хоть сначала Дариус изо всех сил пытался побороть в себе эту привычку и страсть, в конечном итоге оказался беспомощен, идя на поводу своих грязных и чудовищных желаний, ради исполнения которых, каждый раз кто-то жертвовал своей жизнью. Мужчина подался вперед и склонился над еще не остывшим телом и легко коснулся лба губами, будто таким образом мог извиниться и все исправить. Это было далеко не так. Больше того — Дариус совершенно не жалел о своем поступке, уже давно потеряв счет на смерти, произошедшие от его рук. Ритуальный атаме лежал тут же неподалеку, также обагренный свежей кровью, забравший чей-то очередной последний вздох. Маг трепетно относился ко всем атрибутам, задействованным в его колдовстве, а посему бережно подхватил клинок чуть дрожащими пальцами и поднес ближе к своему лицу, вдыхая неповторимый аромат этой девушки. Странно, его обоняние было скорее человеческим, но за долгие столетия своего существования он, словно коллекционер, научился различать тонкие ноты, присущие каждой жертве. Это приводило мужчину в неописуемый восторг, и он, поддавшись внезапному порыву, разомкнул губы и провел по лезвию языком, слизывая багровую жидкость и наслаждаясь ее вкусом и тем, как пирсинг знакомо звякнул при соприкосновении с металлом.

Пора.

Бросив последний взгляд на жертвенный алтарь, Дариус круто развернулся и уверенным шагом покинул помещение. В это время он обычно поднимался в зал казино и обходил свои владения, наблюдая за тем, как ничего не подозревающая элита развлекается, просаживая свои кровные за игровыми столами. Короткое распоряжение, брошенное подручным о том, что в помещении, которое только что покинул, следует прибрать, как обычно не вызвало лишних вопросов. Мужчина, в целом, не любил разговаривать с кем бы то ни было после ритуалов, поэтому был удовлетворен поведением вышколенных последователей и лишь коротко кивнул на прощание прежде, чем двинуться к лестнице, не забыв по пути заглянуть в комнату, где сменил испачканные одежду и обувь на такой же черный смокинг и ботинки.

Залитый теплым светом зал наполнил его голову гулом голосов, шумом аппаратов и музыкой. Дариус чуть прищурился, привыкая к гораздо более яркому освещению и улыбнулся проходящей мимо группе гостей, которая его узнала. Он никогда не скрывал своего положения, ведь ему нравилось внимание, а, будучи у всех на виду, всегда было гораздо проще скрывать нечто более зловещее, чем парочка нелицеприятных историй биографии. Быть идеальным в чужих глазах никогда не являлось самоцелью, но репутация была важным атрибутом в любую эпоху и пренебрегать этим знанием — значило совершать непростительную ошибку. Лихтенштейн еще сильнее вздернул подбородок, оправляя и без того безупречную осанку, и неспешным шагом двинулся вглубь зала, неизменно опираясь на трость в правой руке, служившей скорее аксессуаром и оружием, нежели необходимым атрибутом существования. Светлая, переливающаяся в свете ламп голубая энергия пульсировала в кристалле, украшавшем верхнюю часть трости, изрядно пополнившая свой заряд после проведенного обряда. Маг ощущал себя таким же наполненным и готовым к любым свершениям, как и всегда, когда удавалось хорошо провести ритуал. Но было кое-что, уже какое-то время терзавшее внутренности неприятными воспоминаниями. Каждый раз путешествуя по своим владениям, он чувствовал то, чего хотел всеми силами избежать или, наоборот испытать больше всего на свете, но одна мысль об этом приводила его в состояние смятения.

Хаос.

Он чувствовал его невесомое присутствие также, как если бы его носитель находился совсем рядом, а подобное... Было совсем невозможным, если только эта женщина вдруг окончательно не сошла с ума и не заявилась в его казино, чтобы находиться прямо под носом. Нет, он не искал ее, хотя первым порывом после возвращения было сделать именно это. Выследить, посмотреть в глаза, а затем снова лишить жизни или заставить испытать хотя бы частично то, через что пришлось пройти самому. Месть. Он никогда не думал, что станет желать этого также, как обрести еще большую силу, но Лила сумела сделать так, чтобы это стало реальностью. Лихтенштейн замер, так и не сделав следующий шаг, когда взгляд наткнулся на стол неподалеку, за которым шла оживленная игра, и все бы ничего, если бы не крупье — великолепная на вид, смуглая и хрупкая девушка, что также, как и он, на какое-то мгновение замерла, встретившись с ним глазами. Всего мгновение — так быстро, но более, чем достаточно, чтобы в голову пришло запоздалое осознание. Как, должно быть, глупо он выглядел, все это время отмахиваясь от таких знакомых ощущений, терзавших его душу, но теперь, полностью уверившись, отступать было некуда. Им стоило, наконец, встретиться лицом к лицу. Дариус отвел взгляд первым и продолжил движение, как ни в чем не бывало, хотя его ярость изо всех сил рвалась наружу так, что кристаллы на его амулетах на мгновение вспыхнули ярче прежде, чем мужчина снова смог взять себя в руки. Он встретил управляющую, которая тут же рассыпалась в комплиментах и информации о делах, которые сейчас его совсем не волновали. Несколько вопросов, заданных будничным тоном, стоили ему больших усилий, но в итоге он узнал то, что ему требовалось, и, распорядившись о том, чтобы позже крупье пригласили в его кабинет под предлогом личной благодарности владельца заведения, направился в свои апартаменты. Ему нужно было какое-то время побыть одному и собраться с мыслями, потому как требовалось изрядное самообладание для того, чтобы не разнести собственное казино к чертям собачьим.

— Тебе идет, — первое, что он сказал, глядя на вошедшую девушку, одетую в униформу, подобранную им лично и созданную буквально для того, чтобы в будущем, если представится такая возможность... Нет, Дариус не настолько сошел с ума, чтобы представлять ее в этой одежде и думать о том, как эта тонкая, переливающаяся и бликующая при каждом движении сетка, инкрустированная россыпью стразов, украшала бы прекрасное, совершенное в его глазах тело, и все же... — Вишахари, — выдохнул имя, подмечая, что оно прозвучало гораздо мягче того, как ему хотелось бы. И хоть ракшаси сейчас выглядела не похожей на себя — всего лишь сменила очередную личину, это точно была она. В этом теперь не оставалось никаких сомнений, а вот вопрос, что с этим делать, все еще пульсировал в мозгу без ответа. Внимательный взгляд окинул фигуру девушки и остановился на левой руке, что мерцала от пока не примененного заклинания. — Я польщен, — усмешка коснулась губ, но не глаз, когда он кивнул в сторону ее ладони, а затем медленно, не отрывая взгляда от ее лица, обошел стол и остановился гораздо ближе прежнего. — Но не стоит, — кристалл на трости, о которую Лихтенштейн все еще опирался, вспыхнул внезапно и ярко, заливая окружающее пространство ослепительным белым светом, заставляя щуриться с непривычки, в попытке разглядеть того, кто стоял на расстоянии вытянутой руки. Секунда, две, три, и их окутала столь же непроглядная тьма, что и недавняя вспышка.

— А вот теперь мы поговорим, дорогая моя, — бледное лицо мага, как и он сам, возникло позади девушки, когда он поднял руку и сжал ладонь на тонкой шее, которая тут же вспыхнула золотисто-зеленым светом, возвещая о примененном заклинании. Дариус никогда не был против того, чтобы ракшаси меняла свой внешний облик, но один из них, самый первый, в котором он ее увидел, запомнился лучше прочих, и поэтому он, не раздумывая, развеял наложенные чары, добавив свои и преобразив Лилу в совсем другого человека. — Так мне нравится гораздо больше.

Лила 1

[indent] Если он и был зол, то скрывал это так же искусно, как она скрывала свой страх от этой встречи, стоя перед ним в этом самом проклятом костюме, который он же и выбрал и сейчас, наверное, лопается от самодовольства, - но все же сохраняя гордость во взгляде, пока его взгляд гуляет по ее фигуре. Конечно, ей идет. А тебе идет быть на свободе, милый. Обмен любезностями - она никогда его не любила, но охотно поддержала игру.
[indent] - Я знаю. Долго выбирал?
[indent] Она вздрагивает от звука собственного имени, настоящего, сокровенного. Ее давно так никто не называл. Может быть, все две сотни лет, а если и меньше - никто не произносил ее имя так. Он один имел над ней такую власть, но хуже того, он прекрасно знает об этом. Ведь знает? О Нарака, о Бездна! Сколько противоречивых эмоций может быть вложено в короткие четыре слога. Гораздо больше, должно быть, чем он хотел показать.
[indent] - Дариус, - а вот его имя звучит жестче, чем хотела бы она. За все это время так и не решила, хотела бы извиниться. Если бы и хотела, есть ли в том смысл? Будет ли для него что-то значить короткое ли, многословное ли "прости", или покажется лишь жалкой попыткой облегчить свою участь и только больше разозлит, распалит желание заставить ее умолять об этом прощении?
[indent] Он врет. Врет так коварно и безбожно в этой мелочи, что Лила не успевает ни поверить ему, что защитное заклинание ей не понадобится, ни пустить его в дело - да и едва ли оно в силах защитить от вспышки света. Она зажмуривается и решается вновь открыть обожженные болью глаза не сразу, лишь когда понимает что ушел весь свет, оставив после себя лишь благодатную тьму. Здесь, в непроглядной темноте, ей было куда комфортнее. Ракшаси осторожно прощупала пространство впереди себя - и не нашла там Дариуса, но пространство это было пронизано его магией. Похоже, он переместил их куда-то вовне, хотя вряд ли они покинули Синиструм, скорее, нырнули за пределы трех измерений. Она сделала шаг назад - и голос мага поцеловал ее слух.
[indent] Вот так бы сразу.
[indent] Властная хватка сжимает ей горло, и она инстинктивно тянется к его руке, чувствуя, как на кончиков его пальцев искрит заклинание. Вишахари закрыла глаза, путаясь в эмоциях страха и, как ни странно, желания. Убей он ее вот так прямо сейчас, пожалуй, это была бы не самая худшая смерть. Она ее заслужила. Это было бы даже красиво, поэтично при всей иронии. Так пусть же делает, она примет свой конец от его руки. Но это было бы слишком просто. Вместо убивающей магии он ощутила кое-что другое: внезапный спазм, как от непроизвольного сокращения мышц, которому невозможно противиться. Так ее тело меняло облик на более привычный вопреки ее желанию. Удивительно, как легко Дариус мог провернуть с ней подобное. Заклинание, впрочем, не столько сложное, сколько умелое, и Лила все еще не могла понять, насколько он силен сейчас. Неизвестность мучила, заставляла ее чувствовать себя еще более уязвимой в его руках.
[indent] Второй мыслью она удивилась еще больше, понимая - и не в силах понять это небольшой жест. Ему так важно увидеть ее прежнюю? Почему? Будь Лила на его месте, заточенная им на долгие века в пустой темнице, она пылала бы гневом. Она бы мечтала убить его, разорвав при этом в клочья и спалив целый мир, до тла, до осыпающейся пыли. Она бы смотрела, как его тело превращается в прах, а потом сплясала бы на его обугленных костях. Как величественная Кали танцует на теле своего поверженного мужа Шивы, улыбаясь в божественном ахегао. Она бы хотела втоптать его в землю. А он... Может быть ее любимый, бедный, обезумел там и забыл, что это она была его тюремщицей, что ему надо бы ее ненавидеть, все это время грезил ей в таком обличье? Ее сердце застонало от боли. Вот бы можно было сделать вид, что ничего не изменилось, и просто отдаться этим рукам. Поверить, что он не хочет ее мучений...
[indent] - Я тоже скучала... - и голос тоже тот самый, ей это совсем не трудно, если любимый просит.
[indent] Ракшаси задержала его руку на своей шее, жестом, похожим на мольбу. Ее новое тело отзывалось на прикосновение, которого никогда еще не испытывало, но которое помнила Вишахари - и ей хотелось задержаться в нем, исследовать его заново, такое родное и такое незнакомое на ее молодой коже. Она снова прикрыла глаза, приоткрыла губы в немом стоне и выгнула спину, встречая своими округлыми ягодицами его бедра. Пиджак на ней - или, скорее, легкое пальто - слишком длинный, он все портит, позже от него нужно будет избавиться. А пока что - она все еще не выпускала его руку, но опустила ладонь Дариуса ниже, на грудь, под плотную ткань пиджака и прямо к телу. Может быть, это та малость, на которую она может рассчитывать.
[indent] В ее левой руке все еще застыло заклинание, так и не пущенное в ход, и мягким движением пальцев Лила переменила его характер. Светлое бирюзовое свечение изменилось на более темное, связываясь с темнотой вокруг них, нужным образом сгущая, вытягивая в струны. Хорошо, что все здесь состоит из магии. Работать с материей куда сложнее, ее магии могло бы и не хватить, а здесь...
[indent] Лила нехотя и плавно выскользнула из объятий Дариуса, отступила дальше, представ наконец перед ним во всей красе, лицом к лицу. Она сдвинула накидку с одного плеча легким движением, обнажая - почти - ключицу и изгиб груди, призывно очерченный тенью. Ближе...
[indent] - Так ты мечтал меня увидеть такой? - ее голос отразился от невидимых стен, зазвенел со всех сторон высоким смешком, облетел со спины вкрадчивым шепотом, мягким эхом позвал по имени. - Смотри, любовь моя, это все для тебя. Неужели это все, чего ты хочешь?
[indent] В темноте такое не сразу заметишь, но зато легко почувствовать. Магическим чутьем ли, собственным ли телом Дариус мог бы уже понять, как пространство вокруг него расчертила клетка и черных прутьев, свитых из самого хаоса: смотреть на Вишахари можно, подойти ближе или сразить заклятьем - ничего не получится. Больно, должно быть. Он разозлится, ей несдобровать. Это все же его территория, ничего не стоит эти прутья развеять и обернуть ее магию против нее же. Но любая задержка ей на руку. Лила продолжала прощупывать пространство, пытаясь понять, как вырваться из карманного пространства обратно - или как его запереть для них обоих. Ее голос изменился на требовательный, выкованный из звенящей стали.
[indent] - Переходи уже к делу!

Дариус 2

Ничего не происходит случайно. Дариус уверился в этом давным давно, но все же не всегда мог найти пользу в особенно неприятных для него ситуациях. Как, например, он до сих пор не понимал, каким боком заключение в карманном измерении на два столетия, где не было абсолютно ничего, могло сказаться на нем положительным образом. Лихтенштейн помнил каждый день, хотя минуты там сливались в бесконечные часы, которые в итоге оказалось невозможным посчитать, как и не мог забыть своей ярости и гнева от собственного бессилия, ведь последнее — то, чего колдун боялся больше всего в жизни. Не быть поверженным или убитым — смерть вообще довольно странно влияла на его мироощущение, а именно оказаться не способным противостоять чужеродному напору. И вот, будучи в такой безвыходной ситуации, Дариус впервые в жизни был напуган. И для того, чтобы взять себя в руки и постараться здраво рассуждать, потратил непозволительно много времени. Ну, по крайней мере ему так казалось. В конечном счете, он нашел способ развлечь себя в этом пустом и мертвом измерении. Собирая по крупицам силу, просачивающуюся сквозь пространство и время, накапливал и преобразовывал энергию, экспериментируя над потоками, способными в будущем освободить его из заточения.

Оказавшись на свободе, Лихтенштейн все же смог вынести кое-какую пользу из своей ссылки: научился создавать карманные измерения, в которых магия никуда не исчезала, но в то же время не могла нанести смертельного урона. Эдакий тренажер для отработки своих сил или место проведения особо опасных экспериментов. Полезный навык, хоть и доставшийся довольно нетривиальным способом. Дариусу еще не приходилось использовать эту силу на полную, но, завидев свою давнюю подругу и любовницу, уже знал, как поступит. А тот факт, что он совсем недавно провел ритуал и успел вдоволь напитать себя и свои артефакты энергией были, как никогда, кстати. По истине: случайности не случайны.

Колдун почувствовал, как тело девушки напряглось от его прикосновения и не сдержал ухмылки. Он мог бы снова лишить ее жизни, но ведь это скучно, тем более для нее уже был подготовлен совсем иной сюрприз. Более изощренный. Праздновать победу, к сожалению, было еще рано, но ему все равно не терпелось посмотреть на ее реакцию, когда все карты окажутся раскрытыми. Но сейчас Дариусу почти в равной степени хотелось узнать, о чем ракшаси думала, чего ждала от их встречи и почему так настойчиво ее искала. Не будь это таковым, зачем тогда нужно было устраиваться на работу в его казино и разгуливать по нему, хоть и в другом обличии. Вряд ли девушка рассчитывала на то, что останется незамеченной. С ее-то силой и энергией хаоса, которой буквально светилась, думать о таком было бы глупо, а таковой Вишахари точно не являлась. Он мог бы назвать ее безрассудной и безжалостной, но никак не глупой. Лихтенштейн помнил, как ракшаси не раз удивляла своей проницательностью и долгоиграющими планами, и теперь был заинтригован.

Из раздумий колдуна вывели действия Лилы, которая мягко, но настойчиво, переместила его руку ниже, и пальцы коснулись груди, сквозь тонкую и немного колючую ткань сетки обжегшую кожу прикосновением. Неплохо. Обхватив округлую плоть ладонью, слегка сжал, возвращая в памяти ощущения их прошлых объятий. Как жаль, что тогда он еще не знал о том, что эта бестия готовила для них в будущем. Неужели, она его боялась? Глупости. Мужчина бы не стал намеренно лишать себя ее приятного общества, но теперь.. Что ему следовало бы сделать теперь?

— Похоже, не настолько сильно, чтобы вызволить меня раньше или.. — его шепот коснулся ее уха также, как и губы, на миг обхватившие мочку и прикусившие зубами. — Не настолько, чтобы меня туда не заточать, — Дариус замер, и лишь немного участившееся дыхание выдавало его присутствие и ладонь, все еще ласкающая ее грудь. Он ничего не предпринял и тогда, когда девушка высвободилась из объятий и остановилась напротив. Взгляд непроизвольно скользил по знакомым чертам, пытаясь заметить хотя бы малейшие изменения в ее внешности. Тщетно. Ее образ был ровно таким же, каким запечатлелся в памяти в их первую встречу.

Мужчина уже давно привык к причудам магического мира и даже отчасти радовался тому, что хотя бы что-то в этой реальности оставалось неизменным. Он не мог оторвать взгляда от переливающегося блеска ее наряда, безжалостно отражающего свет от заклинания, искрящегося в руке ракшаси. Дариус выжидал и собирался это делать дальше, поскольку времени у них было в достатке, а восполнить пробелы в их общении следовало наилучшим образом.

— Дорогая, то, о чем я мечтал не ограничивалось этим нарядом. Даже немного оскорблен тем, что ты решила, будто бы моя фантазия настолько оскудела за прошедшие столетия, — кристалл на его трости вспыхнул и одновременно с этим темное пространство озарил свет от магических шаров, появившихся над их головами. Вишахари, наконец, тоже применила свое заклинание. Возможно, даже чуть раньше, чем это сделал он сам, поскольку успел заметить очертания темных прутьев, окруживших его и ставших преградой между ними. Хотела ли она таким образом снова заставить его почувствовать себя заключенным или пыталась ослабить влияние и магию, которую мог применить против? Вопрос. Так много вопросов витали между ними, что выбрать представлялось довольно сложным решением. — Ты все также прекрасна, — сделал паузу, не торопясь предпринимать никаких действий. — Но ты и сама это знаешь, ведь так? Сколько еще душ ты успела сгубить за время моего отсутствия?

Когда интонации в голосе ракшаси с ласковых и нежных сменились на противоположные, Лихтенштейн лишь усмехнулся. Наконец-то она решила показать свои зубки. И хоть он и был уверен в своем творении и том, что здесь ему не грозит серьезная опасность, на краткий миг допустил щупальца сомнений в свой разум. Вишахари была древним существом. Настолько древним, что даже его длительное существование на этой земле, казалось лишь мгновением. Колдун не знал ее истинного возраста, но этого и не требовалось, чтобы ощутить таившуюся в ней силу. Нужно быть либо последним глупцом, либо чересчур самоуверенным болваном, чтобы считать себя равным ей, и все же у Дариуса были некоторые преимущества. А именно их совместное существование, планы и близость, которые непременно стоило брать в расчет.

— Куда ты торопишься, Лила? — правая бровь в насмешливом жесте взметнулась наверх, в то время как Дариус чуть отстранил от себя трость, а второй рукой расстегнул пуговицу пиджака, отбрасывая полы в сторону и усаживаясь в кресло, что появилось прямо позади него. — Неужели, ты правда решила "запереть" меня в моем же измерении? — продолжая улыбаться, он лениво постукивал тростью сбоку от себя, словно это было самым интересным сейчас занятием. — Я создал это место, Я распоряжаюсь всем, что здесь происходит, и МНЕ решать, когда и что мы будем делать или обсуждать, — интонация мага сменилась также резко, как еще недавно у ракшаси, а голос стал гораздо громче, разносясь ото всюду сразу и одновременно громыхая только в голове собеседницы. — Располагайся, милая, мне так о многом хочется у тебя спросить, — за спиной девушки появилось такое же кресло, как и у него. Ее заклятие так и витало между ними, хоть и блокирующее магию, но не достаточно сильно. Тем более не тогда, когда Дариус успел изучить все изъяны созданного им пространства. — Например, какого гребаного черта ты отдала меня на растерзание этим одержимым сектантам? Что двигало тобой, когда ты собственными руками лишала меня свободы? Разлучала нас. Неужели, нашла кого-то получше и не могла подобрать слов, чтобы расстаться со мной иным образом?

Лила 3

[indent] Дариус прав: им некуда торопиться. Здесь, в уединенном пространстве, в царстве благодатной темноты и такой знакомой магии, возвращающей в воспоминания о лучших временах, скорость времени, текущего снаружи, не имела значение. И видят боги, вечность спящие в беспокойной Изнанке, Лила была бы не против остаться здесь вдвоем. Она хотела бы отдаться его шепоту возле своего уха, и этому сдержанному гневу, спрятанному за ласковой интонацией. След его дыхания еще горел на коже. Почему-то видеть, как он злится, скорее даже чувствовать это между слов, доставляло ей странное, не то садистское, не то мазохистское удовольствие.
[indent] - Только немного? - Лила и не планировала его оскорбить, только подразнить, но раз уж его это задело, она решила усилить эффект. Она улыбнулась, глядя на перемену в освещении. Сияющие огни воспарили над их головами, красиво, в этом было даже что-то романтичное. Дариусу всегда удавались эффектные жесты. Или же он просто понял, что в темноте она только сильнее, и решил вернуть себе преимущество. Она могла лишь мысленно благодарить, что этот свет не слишком ярок: окружающее их пространство казалось слишком огромно, чтобы даже такое количество источников света охватило его полностью. Огни плясали по ее плечам, по капроновой сеточке на груди, отражались в зрачках колдуна. О, он хочет поговорить? Что ж, можно.
[indent] Лила слушала его, скрестив руки на груди, а потом тоже вздернула бровь в похожем жесте, только более вопросительном, и чуть наклонила голову, отмечая перемену в обращении к ней. Вот и нет уже Вишахари, понежилась на губах возлюбленного - и довольно. Но она сама напрашивалась на более холодный тон, да и более краткое имя было привычнее, настолько чаще она звалась им, что и сама забывала, что придумала его много веков назад. Как бы он ни звал ее, ее сердце, в существовании которого он не верил, каждый раз неизменно пропускало стук.
[indent] А потом она закатила глаза. "Я", "мне", "мое"... Сердцевина никогда не меняется. А ведь она сама, своими же устами и своей рукой поддерживала и укрепляла в нем эту гордыню. Она поджала губы, сокрушенно покачала головой, и пряди ее волос, закрученные в локоны, рассыпались по плечам.
[indent] - Ты слеп, Дариус. Впрочем, ничего нового, - она хмыкнула, увидев стул посреди себя, и, конечно, предпочла остаться на ногах. Так она, с высоты каблуков на опасной шпильке, теперь возвышалась над ним. Медленно она подошла ближе к решетке, разделявшей их. Столько вопросов он задал ей, но отвечать на каждый было бы слишком сложно и муторно, а до сути они бы не добрались и к утру. Они ничего не значили. Что ему до ее жертв или до ее любовников? Лишь пустая перепалка словами. Но объединить их вместе - и у Лилы был готов один ответ.
[indent] - Знаешь, не тебе упрекать меня в количестве загубленных душ, - она коснулась пальчиков одного из прутьев клетки и медленно провела вниз, почти ласково, а глаза не отводил от лица Дариуса. И смотрела она с какой-то смесью иронии, тоски и сожаления, как ни странно. - Как ты думаешь, что я делала, пока тебя не было? Нежилась на пляже в шезлонге, потягивала смузи и кружила головы поклонникам, пока ты мучился в темнице, созданной этими... как ты сказал? Сектантами? Посмотри на меня внимательно, - она снова отступила на шаг, чтобы достаточно света упало между ними и ему было лучше видно, и одним движением скинула с плеч тяжелую ткань пиджака. Спокойная и почти нагая, она стояла перед ним, без тени смущения, без намека на попытку соблазнить, хотя несколькими минутами ранее это было бы еще уместно. - Это тело моложе, чем ты должен помнить. Ему не больше двадцати пяти. И теперь ты сам знаешь, что это не иллюзия. Что думаешь, любовь моя, сможешь сложить два и два?
[indent] Она действительно смотрела на него так, будто не на шутку была обеспокоена, уж не догнала ли ее благоверного деменция на восьмой сотне лет.
[indent] - Если нужна еще пара веков подумать, ты только скажи, - Лила, наконец, проследовала к креслу и опустилась в него, по-деловому, скрестив ноги одна на другую. Кресло насквозь ощущалось, как продолжение энергии Дариуса, теперь она окутывала ее почти со всех сторон, и оттого положение демоницы будто бы становилось более уязвимым, но он был прав: здесь все подвластно ему, каждый дюйм, даже воздух, которым она дышала. При желании, он уже мог бы поставить ее на грань смерти тремя дюжинами способов.
[indent] - Как можешь догадаться, меня здесь не было. Находясь в Бездне, практически нет способов прорваться в этот мир, даже на план Синиструма, так что нет, я не могла освободить тебя раньше, даже если и хотела. Мне потребовалось немало времени и сил, чтобы убедить одного бедолагу провести ритуал, родиться заново и ребенком продираться через трущобы, чтобы затем обнаружить твою темницу треснувшей, но... конечно же, твои страдания в абсолютно безопасном месте, где даже смерть не могла тебя настигнуть, - несоизмеримо больше, мой дорогой, мой бедный, да как я могла!.. - Лила театрально всплеснула в руками. Пока она говорила это, тон ее голоса со спокойного и лишь слегка издевательского перешел сначала на тот же сдержанный гнев, а затем и на тон скандала. Она вновь скрестила руки на груди, ее соски темнели через ткань, выдавая не возбуждение, но нечто родственное. - Теперь к делу. Ты спрашиваешь, почему я это сделала. Я предала тебя, все так, ты вправе злиться. Но вот скажи мне, ты ведь не глуп, у тебя было столько времени на раздумье. Неужели сам так и не понял?
[indent] Нет, она была убеждена в этом, и не поймет. Просто потому что никогда не сможет признать за собой неоспоримого факта, который тяготил ей душу. Или потому, может быть, что не видел в этом проблемы. Проблема, очевидно, была в ней. В том, что она не могла принять до конца в его идеальном мире.
[indent] Она перешла на полушепот, ведь в сущности кричать не было смысла, он все равно услышит; и на тот древний язык, который теперь звали санскритом.
[indent] - Tvam dushtah asi mam prem. Aham ch bhavatah ekah bhavitum sahayyam kritvan.

0

18

https://forumupload.ru/uploads/001b/ea/09/494/889739.gif https://forumupload.ru/uploads/001b/ea/09/494/44607.gif
Bang And Blame
апрель 2024 • чикаго, казино 'lucky deal' • лила & видарр
♪ r.e.m. — bang and blame

you kiss on me / tug on me / rub on me / jump on me / you bang on me
beat on me / hit on me / let go on me / you let go on me

Лила 1

[icon]https://i.imgur.com/cLhrDol.png[/icon][sign]ав от Истина[/sign]

[indent]Уголек к угольку, все детали складываются воедино, рискуя собраться в один большой костер; шаг за шагом, Лила не осознавала, но чувствовала еще два века назад: все ее действия рано или поздно приведут ее сюда. Не в это место, но в эту точку, где нити судеб сплетаются между собой в тугой клубок. Эти нити горят золотом, натягиваются, как струны и обжигают, стоит подступить слишком близко к своей судьбе. Уголек к угольку.
[indent]В помещении игорного зала светло, здесь много воздуха, а еще воды, и Лиле это нравится. Такое место могло бы стать уютным домом, где можно было бы бродить по переходам и мостикам, наслаждаясь пространством и тем, как отражается от мелкой ряби бассейна свет, любоваться на звезды и неприменно держать чью-то теплую, давно знакомую руку. Но вместо этого дом - все-таки слишком большой для двоих - был задуман как отель, с элитным казино в качестве развлечения, разумеется. И это ей нравилось тоже: запускать своей рукой танец рулетки, управлять чьей-то удачей, выбирать, кому сегодня повезет. Будто обыгрывая одно из значений своего нынешнего имени. Игра - капризное и тонкое искусство.
[indent]За прошедшие месяцы с момента, когда нашла свое узилище пустым, она металась по Земле и Синиструму, не находя себе места. Она искала его, потому что для Лилы нет ничего невыносимее ожидания (может быть, именно потому для Дара она изобрела именно такую кару, которую сама посчитала бы мучительной). И чтобы не ждать, найдет ли он ее сам, и если найдет - то когда, как, где, и что сделает, - она искала его сама. Узнала его новое имя, адрес, официальную статью дохода. А когда ступила впервые внутрь этих стен, обрела удивительное... нет, не спокойствие. Но чувство, что в этом напряжении подсознательно хотела быть. Так близко, что энергетика мага вибрировала почти в каждой вещи, которой она касалась, источалась от плит пола, на котором стояли ее ноги, защищенные лишь высотой шпилек.
[indent]Наверное, если бы он хотел, то ему ничего не стоило подойти к ней со спины и перерезал горло. Или просто заставить ее перестать дышать. И личина милой златовласки, под которой она устроилась в его казино в качестве крупье, не стала бы помехой. Хотя иной облик и давал ей время. Ведь это не совсем иллюзия, скорее, изоморфия; меняется даже голос, даже манера держать спину. И даже свою сущность она умела скрывать простеньким заклинанием, но в том и дело, что простеньким: для того, кого она знала, это все равно, что прятать обнаженное тело под полупрозрачной тканью. Больше раздразнит, чем скроет. Возможно, на это и был расчет, Лила еще не решила.
[indent]Как бы там ни было, сейчас она для большинства походила на эльфийку. По крайней мере, полукровную. Даже легенда на случай столкновения с настоящими фейри была наготове, вдруг кто-то решит расспросить про ее родословную, но пока что это почти не пригодилось, кроме записи в резюме.
[indent]"Кстати, любовь моя, найми эйчаров получше. Хотя ты и сам захочешь уволить тех, что наняли и привели в твой дом меня."
[indent]Когда Видарр сам появляется неподалеку, в пределах досягаемости, Лила не столько видит, сколько чувствует его присутствие. Так было и несколько раз прежде за минувшие дни. Только в этот раз невольно происходит что-то вроде магического рукопожатия. Это заставляет руку Лилы чуть дрогнуть, когда она передвигала фишки по столу, но лишь на секунду. Наконец, сознание дорисовывает силуэт на балконе как принадлежащий ему, и она поднимает глаза на мага.
[indent]- Ну привет, - она телепатически почти гладит его: будь это сказано вслух, ее голос звучал бы ласково, хоть в нем не было бы тепла, но была бы едва ощутимая горечь. Не отрываясь от работы, она подбадривает одного из клиентов на новый рискованный ход и объявляет об окончании очередных ставок. - Присоединишься за мой столик? - подмигивает Видарру, и вот, маленький подарок владельцу заведения: понадеявшийся на фортуну игрок остается ни с чем, но ничего, подбадривает его Лила, повезет в следующий раз, обязательно.

Видарр 1

В горле коротко клокочет гнев. Грейден отвлекает себя от пагубного чувства, медленно разминая шею — влево, назад, вправо. Он закрывает глаза, пользуясь этой передышкой, позволяя рукам расползтись в стороны по металлической ограде, призванной защитить тех глупцов, что способны свалиться со второго этажа прямо в воду. И всё же даже с закрытыми глазами маг не может избавиться от лучезарного видения. Девушка хороша, как смертный грех. Волосы — золотистое руно, гладкая кожа светится изнутри. Он не встречается с ней взглядом, чтобы не выдать себя. Продолжает глупо надеяться, что затуманенный взор поддался больному воображению, искаженному столетней жаждой мести, — разве можно увидеть в этом дитя, отмеченном прикосновением фэйри, его маленькую гордую ракшаси?

Видарр не любит, когда чужой рукой рушатся его планы.

Он столь тщательно продумывал сценарии этой встречи, что исписанных дневников в грубом кожаном переплете хватило бы на растопку всемирного костра. Признаться, он часто увязал в своих фантазиях слишком глубоко. Иллюзии — всё, что развлекало его две сотни лет, а в клетке эти годы растянулись на целую тысячу. Лишенный удовольствий и смысла существования Дар довольствовался тоненькой струйкой магии, почерпнутой из внешнего мира. Этой нити — лески — не хватило для того, чтобы сломать замки, он остался преданным и проданным за преданность.

В своих фантазиях Грейден часто делал ей больно, но, как ни странно, очень редко — физически. Быстро усмирив свою животную ярость — та лишь изредка обдирает глотку костью, — он понял, что муки материальной оболочки больше не прельщали его. Вульгарно и грязно. И он тоже мог бы поддаться импульсу, но предпочитал, чтобы кровавые лужи за собой оставляла лишь Лила. В этом таилось особое очарование: не запачкав собственных рук, наблюдать за тем, как в пасти демона распадалась на составляющие чужая жизнь. Дариус в своей мести хотел для Лилы иной участи — подобраться ближе, так близко, что остается только под кожу горячую втиснуться, но сделать это вновь не собственными руками. Он давно усвоил, что самые болезненные удары наносят те, в ком ты оставил однажды часть души, кому раскрылся, наизнанку вывернув клетку ребер и сердце. Бывший любовник и случайный союзник не способен ранить так сильно, как то существо, которое ты стремишься сберечь ценой своей жизни. Пусть даже твоя жизнь — бесконечный парад перерождений, калейдоскоп потерь, несбывшихся мечтаний и нереализованных амбиций.

Видарр этот удар готовил долго и со вкусом, увлеченно и самозабвенно.

А потом узрел, как миловидная девушка, одна из десятков девиц в этом доме, склонилась к столу, чтобы двинуть тонкими пальцами фишки. По позвоночнику мага пробежала короткая дрожь узнавания. Тысячи картин слились в одну пёструю ткань недоступного нынче прошлого. Тогда на его плечах был не дорогой тёмно-синий костюм, не черная итальянская рубашка с шелковым галстуком, тогда Дариус был чаще облачен в нагую любовь в постели с ракшаси. Иногда еще в светлые рубахи и мягкую оленью кожу. Но он отчетливо помнит — это мышечная память тела, не разума — как Лила склонялась к нему в этом нежном кошачьем движении, и густые девичьи волосы опадали ему на грудь. Кто бы мог подумать, что поворот головы, изгиб спины, почти музыкальный темп совершенно будничного действия может всколыхнуть столь древние чувства.

И Грейден потянулся к ней магией, безмолвно оглаживая светлую фигурку, точно алчное щупальце, жаждущее обхватить и утянуть свою жертву на дно. В ней нет ничего от ракшаси — он может поклясться, она даже пахнет иначе. Но это не ошибка. Слишком долго он грезил об этом, чтобы так жалко оступиться.

Когда голос мягко проскальзывает в разум мага, он вновь инстинктивно подбирается, ощущая, как грудь сдавливает от непрошеных воспоминаний — предательства, подобные этому, не забываются. Видарр упирается локтями в металл и склоняет голову набок по-птичьи, впериваясь черным взглядом в чужое лицо. Он не удостаивает ее приветствием, хотя на кончике языка бьется ласковое «сука». Он поводит плечом, вертит головой, словно есть необходимость в том, чтобы размять онемевшее тело, он наказывает Лилу этой паузой, точно зная, что она наблюдает за ним.

На губах Видарра Грейдена играет снисходительная улыбка, когда он легко отталкивает себя от перил и вскоре спускается по лестнице вниз. Он молчаливо пожимает руки старым друзьям, касаясь ладонью их спин, но всё его нутро точно охотничья псина чует лишь ракшаси в лице блондинки. Видарр нарочно проходит за ее спиной, вдыхая незнакомый аромат полевых цветов и косметических средств, почти задевая рукавом пиджака поясницу Лилы. Лилы или не Лилы? Останавливаясь рядом, он ленно размышляет, сможет ли разглядеть на груди девушки бейджик с именем или сам же отменил эту традицию годы назад?

Лила 2

[icon]https://i.imgur.com/cLhrDol.png[/icon][sign]ав от Истина[/sign]

"Be good to me,"  I beg of him, "be good, be good, be good!"
And he replies, "No, no, not I."

The Amazing Devil – That Unwanted Animal

[indent]Ей голодно до обнаженных эмоций, ей до смерти не хватает чувствовать - может быть, даже на своей коже, - его гнев, его удивление ее наглости явиться сюда после того, как предала и продержала взаперти целую вечность, ей хочется слышать его голос срывающимся на крик. Она пытается по вибрации магической ауры считать его мысли, но приходится быть осторожной, чтобы не выдать себя и не открыться раньше времени. А это значит, что ее вмешательство, прикосновение хаосом к нему должно быть слишком бережным, как дуновение теплого ветра - или быстрым, как укол тонкой иглы. Ядовитой, разумеется. А хочется прижаться к его коже поцелуем, почувствовать, как сожмется его рука на ее шее, увидеть в его глазах холодный огонь. Чем ближе Видарр к ней, тем сложнее сдерживать клокочущую собственную сущность, будто у нее внутри целая свора демонов беснуется и рвется с поводков - и все они голодны так же, как она.
[indent]Будь Вишахари кошкой, умела бы поджидать в засаде часами. Наблюдала бы и хитро жмурилась, поглядывая на старания своей добычи запутать след. Изначально план и был таков. Жаль, что она не кошка: терпение не было ее сильной чертой.
[indent]Будь она глупой, уже висела бы на его шее или вилась следом, выкрикивая его имя. Но, к счастью, ракшасы не лишены гордости. Вот это как раз ее сильная черта.
[indent]И так как она была скорее змеей, чем кошкой - а змеи охотятся только на ту добычу, которую могут заглотить целиком, - а также на исключительно живую и подвижную, - то ей оставалось все-таки ждать, когда Дар что-нибудь предпримет, чтобы дать ей повод. До тех пор она будет маскироваться, даже зная, что противник уже отличил узор на ее чешуе от вороха листьев, и нетерпеливо подрагивать звенящим хвостом.
[indent]Вот он идет к ней, заставляя трепетать от каждого шага своего приближения. Лила старается не подавать виду, что следит за ним, делает вид, что сосредоточена на происходящим за столом. И все же ей трудно не задержать на миг дыхание и не сосчитать мысленно его пульс. Он подходит так болезненно близко, едва не касаясь, и Лила почти чувствует его руку на своей пояснице - или ей только кажется - но ничего не происходит. Он просто проходит мимо: шаг, и еще один, пока не останавливается где-то поодаль. От равнодушного стука его шагов царапает нутро. Ей голодно почти до безумия.
[indent]Ему, коварному, нужно было проделать все это, чтобы она поняла, как скучала по его прикосновениям. Все эти две сотни лет, день за днем.
[indent]Лила едва не выкрикнула ему вслед возмущенное: "Как так?!"
[indent]Но она знает ответ. Между ними пропасть, которую она сама разверзла.
[indent]Так что же он, хочет помучить ее молчанием, наказать? Браво, раз так. Или проверяет что-то? Не принесла ли она с собой отравленный клинок? Что ж, один у нее всегда с собой, и это не новость. Она могла бы одним движением вскрыть сейчас его яремную вену, будь план таким.
[indent]Но если Дар хочет поиграть в кошки-мышки, она поддержит эту игру. Она, как нетрудно заметить, любит игры. Правила просты: он пытается понять, какого дьявола она трется под его носом, а она делает вид, что не является собой и ему показалось; она наблюдает за ним, а он показательно ее игнорирует, будто в этом есть какой-то смысл; и так пока не надоест обоим. Колдовать и плести ловушки понемногу можно, но не выступать в открытую. Не заговаривать, не встречаться прямым взглядом. Кто первый не выдержит, тот проиграл. Правила негласные и понятные, Лила их принимает с инстинктивностью хищницы, и потому продолжает внешне играть свою роль. Громко оглашать ставки и раздавать выигрыш красочными фишками, после забирая их обратно в казну (как его там сейчас?) мистера Грейдена, до тех пор, пока ее стол не опустеет от посетителей, рогатых и клыкастых, и крылатых, и вещих, пока ноги не станут ныть от высоких каблуков.
[indent]Пока не иссякнет эта ночь... Или?
[indent]Он все еще болезненно близко к ней. Вполне достаточно, чтобы невидимая змейка ее заклинания проскользнула ему в рукав, почти целуя пальцы и запястье, поднялась вверх, тонкая, - затем коснулась, щекоча, того места, до которого ни один человек достать сам не в состоянии, и вновь выскользнула через ворот рубашки. Оставляя там, между лопаток, что-то вроде глифа, начертанного хной. Это не причинит ему никакого вреда, только оставит ей путеводный маяк, что всегда приведет прямиком к нему. Тут же маленький зеленый огонек зажегся под крышкой медальона на шее у Лилы, а затем качнулся в сторону, где стоял Видарр. Уголки губ лже-фейри тронула улыбка родом с полотен Леонардо. Попался.
[indent]Заметит ли?

0

19

https://i.imgur.com/duxQYeH.png https://i.imgur.com/cm5Jt9P.png https://i.imgur.com/o0STjvF.png
Peganum harmala
20 июня 2024 • Румыния • Brie Margaret Hughes & Leela Kaur
♪ Bjцrk — Solstice
♪ Theodor Bastard — Зверобой

[indent]Моли (сущ.) - трава, разрушающая любые чары; молочно-белый цветок с чёрным корнем из древнегреческой мифологии, который могут вырвать только боги.

Однажды две ведьмы отправились поискать ту самую траву, что является сильнейшим противоядием, но растет только в определенных местах и обретает свою магическую силу в определенный день года. И кто же захочет делиться?

Бри 1

Более всего в своей жизни Бри не любила долгие перелеты, маленьких собак и болтливых попутчиков. Нет, она сама была не прочь почесать языком, но предпочитала говорить, а не слушать, если дело не касалось интересующих ее тем. Согласитесь, не так много найдется соседей по перелету, готовых поддержать великосветскую беседу о перемещении Меркурия и его влиянии на текучие металлы или о проклятьях, что совсем недавно вновь вошли в моду средь ведьм не самых высоких талантов (к коим, конечно, Бри себя ничуть не причисляла). Посему, если мисс Хьюз требовалось куда-то добраться, она предпочитала проходить через Изнанку, а затем использовать менее сковывающий тебя в передвижениях транспорт. Такси, поезд, да даже мул — все лучше, чем сидеть привязанной к креслу рядом с заурядной и не затыкающейся о своих лысых кошках или не менее мерзких отпрысках личностью.
В дорогу нынче миссис Хьюз взяла много вещей. Рюкзак, благо, облегченный специальными силами и заговорами, был набит до треска во швах. В нем, любопытный воришка, решивший позарится на крепкую туристическую котомку с уймой карманов и застежек, мог бы отыскать совершенно удивительные вещи: от банального спального мешка до современного микроскопа, а так же невероятное количество пакетиков с орешками, сухофруктами и бутылку отличного ирландского виски.
Миссис Хьюз играючи забросила свои пожитки себе на спину, немало удивив тем самым прохожих. Аборигены и гости города Брашов до селе не видели, чтобы приземистые старушки с легкостью олимпийского атлета поднимали увесистые рюкзаки. У железнодорожного вокзала провинциального румныскогго города, ближайшего к месту предполагаемого назначения, пожилую ведьму должна была встретить ее компаньонка, знакомая пока только по переписке и двум коротким видео звонкам. Авантюризм  в крови Бри не угас с возрастом, скорее стал более избирательным. Не на все приключения уже загорался зеленый глаз, не во все сомнительные похождения стремилась угодить ее полная, ныне обтянутая широченной полосатой юбкой попа. Но ради травки, что по сию пору так и не давалась ей в умелые и ловкие руки, Бри поднялась со своего насиженного теплого кресла, перенесла все срочные и чуть менее дела и даже согласилась отправиться в путь с человеком совсем ей до этого незнакомым. Эта самая Лила, если таковым было ее настоящее имя, заманила ирландскую всезнайку увещеваниями, что знает точно место где можно найти всем известный цветочек, под старинным названием "моли". Конечно, Бри знала, что абы какой "моли" не имеет магических средств, может выделять определенные вещества, используемые современной медициной. Но Лила поклялась, что приведет ее именно к мифическому растению, за которым гонялось не одно поколение Хьюзов. На вопрос "а чегой это тебе делиться?" новая знакомая сперва замялась, а потом нехотя сообщила, что хотела бы получить взамен формулы зелий, в состав которых и входит эта волшебная травка, и благодаря которым можно нейтрализовать даже самую сильную магию и устранить ее негативные эффекты и последствия. Что ж... Как бы Бри не дорожила своими драгоценнейшими знаниями, сделка показалась ей весьма справедливой. Если у тебя есть овца, но нет ножниц — ты все равно не сможешь ее толково остричь, а значит и не спрядешь шерсть, не свяжешь платок и так далее.
Компаньонка запаздывала, заставляя миссис Хьюз нервничать. Дерзкая девчонка, она просто не представляла, сколько выльется на нее бурчания и осуждения за каждую минутку ожидания. Чтобы унять нарастающий гнев и понизить градус раздражения (во благо будущего дела и сокровища, что ждало впереди), Бри соизволила дотопать до ларька с кофе. Капнув туда достойную настоящей ирландской дамы дозу виски, она уселась на лавку и принялась пить горячий, ароматный напиток, болтая ногами в теплых чулках, оглядывая спокойную, почти пустую в этот час площадь. Что ж... Если чертовка ее обманула — не сносить ей головы. Миссис Хьюз отыщет обманщицу за тридевять земель. Не сама, конечно. Для простых задач у нее имеется и полицейский и несколько не глупеньких учениц. Диего, кажется, снизошел до фразы "будьте осторожнее", провожая ее до такси. Вряд ли мальчик действительно ее ценил, слишком тяжело ему далась потеря свободы. Но понимал, что смерть Бри может на нем сказаться, а чего доброго — утащить следом в могилу. Дефект заклинания, что поделать.

Лила 1

[indent]Лила привыкла путешествовать налегке. Как будто само тело, что удерживало ее дух у земли, было и достаточно весомой ношей, и самым необходимым инструментом для взаимодействия с миром. Несколько амулетов, среди которых, разумеется, не могло быть ни одного против злых сущностей; бессменный ритуальный нож, банальные принадлежности гигиены и, как ни странно, кошелек с кредиткой и наличностью - больше ничего не нужно. Столько провианта, сколько потребовалось бы ракшасу на коротенький поход, ей все равно с собой не унести, куда проще заправиться в нескольких кафешках "на берегу". К тому же, она брала с собой эту милую старушку, а это не меньше двух билту того, что можно прожевать. Впрочем, это на крайний случай, если миссис Хьюз начнет чудить. По какой-то неясной для себя причине Лила ведьмам симпатизировала - особенно тем, для кого колдовство проистекало из труда, а не дара.
[indent]Когда-то она шутки ради собрала целый ковен из таких вот милых дам. Основала некое подобие культа внутри него. Быть гуру приятно, еще приятнее - иметь собственную армию из десятка разгневанных женщин, владеющих колдовством. Каждая из них стоила целую вселенную. И каждая доставляла проблем не меньше. Они пригодились ей, чтобы разобраться с ее любовником, но так и не смогли успокоить голод сердца.
[indent]Теперь Лила искала моли. Растение, которое существовало лишь в древнегреческих мифах, и ни один биолог так и не смог его соотнести с известными видами, высказывались лишь жалкие предположения, настолько абсурдные, что в них игнорировались и цвет лепестков, и строение стебля, не говоря уже о целительных свойствах. У Лилы был план, в этом плане для его успеха не доставало лишь противоядия настолько сильного, чтобы низвергнуть любые чары. И, в отличие от человеческих ученых, она точно знала: такая трава существует. Еще она знала, что все известные ей способы обработки и смешения трав для зелий убивали эффект от моли. Поразительное издевательство природы, заставлявшее демона чувствовать себя первоклашкой среди ведьм, и к тому двоечницей. Рецепт, однако, по слухам тоже существовал. И она, с доступной ей вечностью, готова была выведывать его у каждой живущей ведьмы, если потребуется.
[indent]- Ох, простите! Тот гид совсем идиот, перепутал дорогу, пришлось сделать крюк, - Лила, слегка запыхавшаяся, присела в легком подобии реверанса. Невинная покорность сквозила в ее юном лице, так контрастировавшем с черной сердцевиной. Ей потребовалось все мастерство иллюзий, чтобы замаскировать свою настоящую сущность под флер неопытной ведьмы, а вот внешность оболочки подходила и без подобных ухищрений. Смугловатое лицо девушки не слишком выделялось на фоне загорелых жителей румынской деревеньки, но на нее все равно поглядывали, и не удивительно. Костюмы Лилы всегда выдавали в ней даже не иностранку - иномирянку, только пытавшуюся имитировать человеческое поведение. - Не хотела заставлять Вас ждать.
[indent]И это истинная правда. Но добираться даже из Синиструма до этой точки мира - то еще приключение. В добавок, тот самый гид действительно существовал, и он так сильно выбесил ракшаси, что пришлось оставить его без сознания и поллитра крови за чьим-то амбаром. Когда Лилу злили, жажду сдерживать становилось ну просто невыносимо.
[indent]- Что ж, по коням, миссис Хьюз!
[indent]И оставалось только дивиться тому, с какой легкостью ее компаньонка забрасывает за спину тяжеленный баул. Но внимательный взгляд Лилы, конечно, сразу разглядел на рюкзаке наложенные чары, тем самым избавив ее от тех капель угрызений совести, которые иногда да пробивались в ракшасовой душе. Да, слабость к людям - опасная штука. Еще не хватало впрягаться за них переносчицей вещей! Она не мул какой-нибудь, не слон и не рикша. Куда привычнее было положиться на тягу смертных к этим самым вещам, чтобы не таскать тяжести самой. Пятьдесят процентов пользы Раджима, например, при всей чести его прочих достоинство, состояла именно в этом. Вот и старушка начинала нравиться Лиле все больше.
[indent]Лила смахнула дорожные пылинки с медальона на шее, слегка подышала на него и протерла краем платка. И уверенно зашагала вперед в известном одной ей направлении. Она махнула рукой, указывая направление:
[indent]- Нам туда, к лесу и пока что по тропинке, постарайтесь не отставать.
[indent]Лес встретил их шорохом ветвей и пением птиц, сырой воздух обнимал ноги, проникая сквозь ткань одежды, еще не просохшая роса оставляла смазанные следы на сапогах. Им предстоял, в общем-то, нелегкий путь для обычного человека, и преимущественно в гору, но преодолеть его нужно было за день. Чтобы ровно в полночь уже ждать в разбитом лагере. Они договорились делать передышки каждый час. Тишину и благодать нарушать совсем не хотелось, но нужно было разговорить миссис Хьюз, а вопросы прямо в лоб никогда не работали. Любой намек на заискивающий тон в голосе - тоже враг. Нет, только искренний интерес может растопить лед, особенно когда твоя собеседница умудрена опытом и осторожна.
[indent]- Вы, наверное, много путешествуете. А я успела побывать только в нескольких местах. Расскажите, были какие-то необычные случаи? Без секретных подробностей, разумеется, - Лила ловко переставляла ноги по извилистой тропе, но ветки нет-нет да все равно хрустели у нее под сапогами. Несколько раз им пришлось перебираться через упавшее дерево, и она, играя роль доброй ученицы чародейки, подавала руку Бри каждый раз - кроме случае, когда ствол проще было отбросить заклинанием.


Внешний вид: коричневые сапоги на шнуровке до колена, бежевые брюки-капри, синяя рубашка с длинным рукавом поверх майки, медный медальон с дымчатым кварцем на шее, пара других амулетов спрятаны под рубашку, волосы собраны в пучок на затылке и подвязаны голубым платком.
Инвернтарь: небольшой походный рюкзак, в котором аптечка, нож, маленький топорик, лопатка, моток веревки с креплениями, две поллитровые фляжки (одна с водой, другая с кровью), минимальный запас для перекуса (тушеное мясо с овощами, паштет, свиное сало, галеты, травяной чай в пакетиках и шоколадка), набор емкостей и мешочков для сбора ягод и трав.

Бри 2

Явившаяся особа не слишком отличалась от фотографии, что висела аватаром в сети, где они списывались о нюансах их путешествия, но и без этого миссис Хьюз узнала бы свою будущую спутницу — среди редко снующих по площади аборигенов, она единственная отсвечивала чем-то потусторонним. Бри с подозрением обошла девушку кругом, как ищейка, принюхиваясь, и удовлетворенно вздохнула. То что вы глядит как ведьма, пахнет как ведьма и ведет себя, как та самая пресловутая ведьма — ею и является. Конечно, ядовитые зернышки паранойи покоились глубоко в душе, но пока до них не добрались вездесущие и вездессущие кошки под именами Сомнение и Подозрение, можно было спокойно топать следом за бойкой девицей, по пути раздумывая о делах оставленной вдали лавки, о легендах данных мест, коих в сети нашлось не так уж много и об обеде, что покоился в термосе в правом большом кармане рюкзака. Шли они довольно бойко, миссис Хьюз, несмотря на свои лета, любила путешествовать на своих двоих, особенно по лесу и холмам. В городе она изнашивалась куда быстрее, чем на лоне природы, и чем крупнее мегаполис, чем выше его бетонные опухоли, тем весомее ощущался ведьме ее собственный возраст.
Лес, в который они вошли, надежно укрыл их зеленой шалью листвы от поднявшегося в зенит июньского, не по-ирландски, жгучего солнца. Гнусь тут же поднялась со своих травяных насестов, но Бри достала баночку с вонючей мазью и потерла ей колени и запястья. Даже малой доли чудодейственной смеси, приготовленной ею самой загодя, хватило, чтобы отбить желание у всякого кровососа цепляться к одежде и тем более — присасываться к людям. Ведьма поделилась мазью с компаньонкой, хотя казалось, от нее гнусь шарахалась сама по себе. Что ж, у каждого свои рецепты для облегчения жизни и пути.
Командный тон молодой ведьмы не вызывал пока у Бри желания отвесить той подзатыльник. Пусть пофырчит пока может. Да и тропу она топчет хорошо, приминая траву, аки слон, а не тонконогое создание.
- А то ж.., — пробормотала миссис Хьюз, подкидывая рюкзак повыше и перецепляя карабин на груди, чтобы не так давил на старинные богатства пышной ирландки, — в юности всю Европу исколесила, где только не дрыхли мои юные тогда еще кости. Вот помнится, в Португалии, понравился мне один морячок, — впереди идущая девица остановилась слишком резко на этой фразе, Бри вписалась в ее рюкзак носом, недовольно хмыкнула, и продолжила, — топай, топай, чегой удивляешься. Я тогда была еще моложе тебя, не окольцована, свободна и любознательна. Ну так вот. Охмурили значит меня его рассказы о море, о его тайнах и глубинах. Пригласил на лодочке покататься. А кто ж от лодочки-то откажется в своем уме да после трех пинт пива. Ну значит, гребет мой прекрасный брюнет прочь от берега, на морюшке штиль, красота. И тут мне приспичивает поссать.
Миссис Хьюз остановилась и глубоко вдохнула. Они медленно набирали высоту, поднимаясь на невидимый из-за своих машстабов и зарослей холм. Ноги и дыхание пожилой леди чувствовали уклон, приходилось отдавать ему дань уважения короткими паузами.
— А куда ты на лодке-то поссышь. Ну сижу, значит, ерзаю. Сдерживающее заклинание я тогда отродясь не знала, — усмехнулась миссис Хьюз, погружаясь на время в теплые воспоминания того вечера, — ну я и говорю — купаться хочу, значится. А он такой — нельзя, море тут холодное, течение сильное внизу, унесет, утопнешь насмерть. Мол давай лучше целоваться. Пришлось целоваться. И тут я подмечаю, что коль лодку подраскачнуть — то в нее водица набирается. Думаю, а не покачать ли мне ее, изобразив неловкость. А потом на лавочке потихоньку и сикнуть. Но не учла я тогда по недостатку мозгов в своей молодой черепушке, что так и перевернуть суденышко можно.  И когда я к лавчонке своей обратно телепенькалась, ногами и руками то на один борт, то на другой давила. Весу тогда во мне хоть и немного было, но силы рукам придать я уже умела простым сложением знаков. Бултых — оба в воде, у матроса паника, а я довольная, как поплавок скачу на мелкой ряби да знай себе пиво в море спускаю, — хихикнула Бри, вновь приостанавливаясь и оглядываясь. Вскоре им предстояло выйти на открытый участок, где солнце раскаляло воздух, делая его призрачным, дрожащим, видимым. Звуки леса становились все тише, оставляя сцену примам зеленого театра — жучкам, кузнечикам да стрекозам.
— И выяснилось, что полюбовничек-то мой, даром что матрос, плавать не умеет. И к берегу мы добрались к полуночи в таком вот составе — я, под мышкой этот бедолага, полумертвый от испуга и воды нахлебавшийся, и на пояске моего платьица лодочка. Перевернуть то я ее смогла, но весла, увы, из ключиц выпали и уплыли, покамест я русала этого недобитого из пучин морских добывала.
Байки миссис Хьюз могли литься бесконечно долго. За свою немалую для человека, но довольно короткую для ведьмы, жизнь, Бри и впрямь побывала в сотнях интересных мест, попадала в весьма неприятные и даже опасные ситуации, но благодаря магии, природной придури, что гасит почти любой страх и смекалке, она умудрялась остаться в живых и воспринимала произошедшее с ней с юмором.
— Давай-ка сделаем перекус и ты мне расскажешь, на кой цветок больше надо внимания, на кой меньше. Говоришь, вид у них один, но сила не во всех имеется?
Она не стала дожидаться, пока Лила даст утвердительный ответ, присела на поваленное старое дерево, обросшее мягким, темно-изумрудным бархатом мха. Достала из кармана кисет и начала забивать трубочку. Как без табачка-то на привале, да еще и с такими видами. Давненько миссис Хьюз не топтала своими ногами европейские красоты.

Лила 2

[indent] Лила нюхнула предложенную мазь из баночки и тут же поморщилась. Ну и гадость! Не удивительно, что даже мелким мошкам она отбивает весь аппетит. Мазать этим свою кожу Лила, конечно, не стала. Но из вежливости сделала вид, будто нанесла ее на запястья по примеру старшей коллеги, прежде чем вернуть баночку обратно.
[indent] — Благодарю, — легкая улыбка тронула ее губы. Она шла рядом со своей спутницей, внимательно слушая её истории, представляя себе молодую Бри, полную жизни и энергии, исколесившую всю Европу в поисках приключений. — Вы знаете португальский? — Не то чтобы сами мемуары ведьмы были ей интересны. Скорее, ей были любопытны люди в целом. Да, за многие века она узнала многих людей, а когда-то и сама причисляла себя к их роду. И все же, не могла перестать удивляться. От зарождения вида их рождалось и умирало больше сотни миллиардов человек. И каждый из них оставался непохожим на других. У каждого находились на поверку и мерзкие качества, если что-то могло быть достаточно мерзким для демона-людоеда, у каждого были и свои таланты. Кроме очевидного - съедобности. Миссис Хьюз, например, обладала такой интонацией и так выбирала слова, что не так уж важно было, о чем именно она рассказывала, все равно заслушаешься. Это как... да, как радио. Идти в тишине все-таки скучно. так что почему бы не позадавать старушке несколько пустяковых вопросов, которые побудят ее продолжать свой рассказ. Людям ее возраста только дай волю.
[indent] От внимания Лилы, впрочем, не скрылось раздражение миссис Хьюз в ее сторону, что читалось во взгляде. Но до этого ракшаси не было никакого дела. Пусть считает ее такой, какой уже стала считать, легкомысленной девчушкой с гонором. Это на руку. Хьюз могла бы и полной дурой ее посчитать, это не было бы оскорбительно; дурака ни в чем не подозревают. Впрочем, с дурой она не отправилась бы в путешествие и делиться ничем не стала. Может быть, и вообще не станет ни с кем. Может быть, это блеф такой ради цветочка?
[indent] Ракшаси не стала сдерживать смех от рассказа Бри, история получилась забавная и смелая. Кто-то назвал бы ее непристойной, уж это Лила умела определять, даже ни капли сама не смущаясь.
[indent] — Это как когда хочешь быть собой на свидании, но не уверена, что он оценит твой истинный облик, без... макияжа, — невинно заметила Лила, отсмеявшись. — Но все же, миссис Хьюз, уж я бы лучше откусила ему язык, если парень не смог бы принять, что я тоже иногда писаю, и посмел бы сказать что-то против. К дхолам тогда его, — но кто такие эти дхолы она, конечно же, не пояснила, да и любой ведьме должно быть это известно, разве нет? Ах да, это же существа из Бездны. — А вы были находчивой и отважной.
[indent] Для нее решение дилеммы было простым: морячок отлично пошел бы на корм, и вовсе не рыбам, и проблема была бы решена. Но разве она сама не совершала подобных милых глупостей, угождая и даже спасая незадачливых смертных просто потому, что они слишком милые? Природа наделила их красотой не случайно, это механизм выживания, закон природы, что так прекрасна и мудра, эти законам стоит отдать дань уважения, пощадив лучшие образцы плодов ее.
[indent] Они продолжали подниматься на холм, и Лила не могла не восхититься выносливостью миссис Хьюз. Эта женщина, несмотря на свои годы, сохраняла удивительное жизнелюбие и силу духа.
[indent] — У вас невероятная выносливость! Я могу только надеяться, что смогу сохранять такой же ритм в ваши годы.
[indent] Она охотно сделала паузу вместе с Бри, наслаждаясь моментами тишины и природой вокруг. Лесная шаль листвы действительно укрывала их от жгучего солнца, и Лила наслаждалась прохладой и спокойствием. Легкий перекус едва ли мог утолить голод хоть на сотую часть, но ничто не мешало насладиться его вкусом и самим процессом. Лила отыскала между корнями пня, где сидела, какую-то травку, похожую на четырехлистный клевер, понюхала и сжевала ее вместе с галетами.
[indent] Ага, а все-таки терпение первой сдало именно у старой ведьмы. Любопытство сгубило и кошку, и не одну самую хитрую чародейку, разве она за свою жизнь не слышала эту поговорку?
[indent] — Не все сразу, миссис Хьюз. Мы на верном пути, — сказала Лила, проверяя свои заметки. — Должны скоро добраться до нужного места. — Она бросила взгляд на свою спутницу, пытаясь угадать её мысли и настроения. — Так и быть, поделюсь секретом. Дело не в лепестках и не в их оттенке, и не в запахе. Магическим его делает почва. То место, где пролилась кровь великанов. Вы почувствуете. Корень у такого цветка будет черным, но если это правильный цветок, то просто так его не вытянуть. Он убьет любого смертного, кто покусится на это. Только богам такое под силу.
[indent] Это знал и Овидий, а уж он древнее Лилы. И даже он, может быть, не застал уже времена, когда боги ходили по земле, и неизвестно, застал ли их Гомер. Но ЛИла знала Фотия, того самого, что знаток был по трудам Гомера, и видела через его плечо те самые свитки, которые он переписывал, хотя и не видел в них ничего кроме вымысла. Эту историю она знает из уст мастера - и убедила его скрыть название цветка, известное в народе; её же, историю эту, она проверила потом сама, чтобы удостовериться, что все это правда. До единого слова, но с одной оговоркой. И Гомер, и Овидий тоже всего не знали. Древние предусмотрительно раскидали кусочки ведовства по всем краям земли. Вот и Лила всего знать не может. И разве это не вызов, достойный богов?
[indent] — Конечно, мы не боги, но мы хитры. И способ безопасно добыть его нам с Вами есть. Иначе я не вела бы вас сюда. Но для него нужны двое. И еще - такая ночь, как сейчас.

Бри 3

— Не сыпь комплиментами, деточка. Моя выносливость — то всего лишь магия. А смелость — достаточное количество виски в ирландской крови, — усмехнулась пожилая ведьма, ловко перехватывая дымящий кусок дерева. Ей нравилось быть в лесу, пусть он и не радовал ее знакомыми звуками и запахами, он все же был лесом старой Европы. В меру влажный, в меру холмистый и тенистый, сдавленный по периметру фермами и полями, городами и селами. Еще дышащий древней силой, но уже умирающий... Она тяжело вздохнула и выпустила финальный клуб дыма в темную листву над своей головой. Ни к чему эти тяжелые мысли. Она — лишь песчинка на ветру, может управлять лишь собой и тем, что на ладони.
— Пойдем дальше, — она собрала в кисет и табачок и трубку, отряхнула неряшливым движением свои тылы от землицы и крошек коры, прилипших к юбке, и двинулась дальше, слушая объяснения своей спутницы.
— Ночь и впрямь будет волшебная. Успеть бы до нее поставить лагерь да испечь овощи, — магия магией, но миссис Хьюз предпочитала спать хотя бы в минимальном комфорте, а не на голой земле посередь чужой страны. Такого рода приключения она оставила прошлому.
Они шли еще час или два, когда не следишь за временем, сложно точно сказать. Путешественники болтали, чаще говорила пожилая дама, сопя на крутых горках как паровоз и хохоча как ребенок, при виде паутины, в которую влипала ее провожатая. Она рассказывала байки из своей жизни, чаще всего — веселые, иногда — печальные, но все как одна полные теплой ностальгии по давно ушедшим летам. На нужной полянке с засыпанным листвой и опавшей хвоей старым костровищем они остановились и принялись разбивать лагерь. Палаткой занялась ведьма, а спутницу отправила собирать хворост и дровишки, как более юную и шуструю. Несмотря на заклинания и мелкие обереги, силы к темноте изрядно покинули миссис Хьюз. Их хватило чтобы раскинуть трехместный шатер, удобный коврик и спальник,  а так же протереть в ручье неподалеку картошку и морковь, что вскоре отправятся в угольки. К возвращению ведьмы к полянке, на ней уже весело трещал костерок и вся она озарилась его теплым, уютным светом. Самое время для чая с крепенькой добавкой.
— Значит может убить твоя трава? Что мы будем делать?  — она выложила овощи перед костром на чистую тряпицу, сама села на пенек подле костра и разлила из термоса черный английский чай. Протянула чистым девушке, себе же накапала немного горячительного.
— Если хочешь, могу и тебя угостить, — заметив любопытствующий взгляд, пообещала Бри. Она была щедрым человеком, достаточно щедрым, чтобы поделиться последним, но не тащить на себе бесполезных иждивенцев всю свою жизнь.
— Что может пойти не так? К чему мне готовится, деточка? Какие опасности ты можешь предупредить сама, а с какими тебе не совладать?
К любым поверьям по мнению миссис Хьюз, следовало относиться с вниманием и уважением. Многие из них уже давно потеряли свою силу, но некоторые, особо редкие, почти забытые — все еще могли нести на себе печать прошлого могущества. Легенды не выдумывались из скуки, нет. Они описывали некогда существовавшую реальность тем доступным языком, что на тот момент властвовал. Кочуя от народа к народу, от отца к сыну, от матери к дочери, они изменялись, теряли свои части, обогащались ненужными красками, чтобы в итоге стать банальными сказками или привычными каждому приметами вроде черной кошки или зеркала. Миссис Хьюз хотела знать ту легенду, что привела их в темные леса Румынии, свела вместе столь разных особ, объединенных разве что общей разовой задачей.
Лес притих, только потрескивание костра да звон сверчков нарушал теперь его таинственное молчание. Бри подняла голову, пытаясь рассмотреть звезды через густые кроны. Небо чистое, ясное, луна в высокой фазе. И впрямь ночь для колдовства.

Лила 3 черновик

- "Всего лишь"! - вспыхнула Лила, на минуту едва не забыв о своем прикрытии глупышки. - Магия никогда не бывает "всего лишь".
Но что до смелости, то как знать, хватило бы ее старухе, знай она, с кем связалась на самом деле. А вокруг них лес и, кроме зверья лесного, ни единой живой души. Да и душу ракшаси живой назвать сложно. Оттого и голодно ей так до чужой энергии жизни. Даже в престарелом смертном этой энергии больше, чем кажется, вполне достаточно, чтобы напитать кровь теплом на недели вперед.

0

20

https://forumupload.ru/uploads/001b/ea/09/3/437467.png

горят дела мои и дни
17 июля 2024 года, день • Синиструм • Rajim Malik, Leela Kaur, Carsten Amundsen

Что это: давно забытая родина в сверкающих под солнцем и луной песках или никем прежде невиданные игры Хаоса? Он открывает пасть, но не охотится и не заманивает: Хаосу нет нужды ждать, потому что несовершенные и недолговечные искры жизни сами стремятся к нему и влетают в разверстую пасть, подобно таким же несовершенным и недолговечным мотылькам. Но удастся ли мотылькам выпорхнуть из гостеприимно распахнутой пасти?

Шаг — и нет Города, нет знакомого мира, нет знакомых лиц и нет пути назад. На мили вокруг, сколько хватает глаз, есть только (под)лунная пустыня, покачивающаяся под ногами одинокого всадника на верблюде. Закройте глаза, пока искрящийся песок не лишил вас зрения. Но может, в этом мире есть и что-то кроме сияющего песка? Куда ведут следы верблюда, куда стремятся песчаные волны? Какой замок ожидает счастливчиков, сумевших дойти до конца?

Дальше, и дальше, и дальше, и дальше. Пока все мы не растворимся среди искристых песчинок в пустыне. Каждый из нас — только кости, которые от нас останутся, только прах, в который мы превратимся. Но прежде чем это случится...

Будет ли вам, что сказать Смерти, когда настанет срок?

несколько важных напоминаний

› На отпись даётся 5 дней.
› Квесты — это в первую очередь про динамику и взаимодействие, так что скорость отписи и, собственно, взаимодействие с другими персонажами стоят выше размеров. Простыни никто не запрещает, скорее хотим погладить: если вы переживаете, что пост какой-то короткий, для квестов это идеально.
› Первый круг — вводный. Вы описываете состояние персонажа, отталкиваясь от выданных в чате вводных.
› Обязательно прописывайте инвентарь персонажа в первом посте. В первом круге можно будет что-то дописать, если вы забыли добавить предмет сразу, дальше — уже всё, поезд ушёл. Кто не напишет инвентарь, войдёт в квест голым. Буквально.
› В постах прямая речь выделяется жирным шрифтом, чтобы всем было чуточку удобнее ориентироваться. Выделение мыслей и чужой речи — на ваше усмотрение.
› Если вам сложно понять, что писать в посте — обращайтесь к ГМу, можно прям так и спрашивать: «Что мне писать?»

Карстен 1

«Курение в здании библиотеки запрещено»  – читаю я надпись на истертой латунной табличке.

Что ж, не могу представить, кому в голову могла бы прийти столько кощунственная мысль!

Огонь для книг смертельно опасен, а дым — вредит здоровью окружающих!

Предаваясь подобным рассуждениям, я бесшумно и почтенно прихлёбываю из фляжки ирландский кофе. В этом напитке прекрасно всё, потому что такие ненужные ингредиенты как сливки, сахар, да и собственно кофе, я намеренно не добавил, чтобы не портить первозданный вкус. Посещать библиотеку, будучи абсолютно трезвым, кажется мне неправильным, потому что легкий флёр алкогольного опьянения окрашивает реальность в приятные теплые оттенки.

Только будучи в состоянии подпития я не испытываю желания закатить глаза, когда не оказывается на месте нужной книги, или когда перешептывающиеся и сдавленно хихикающие позади меня оборотни, тычут пальцами в какую-то картинку в книге. Спиртное дарит мне возможность теперь мелкие внешние раздражители и, подобно пухлому домашнему коту, залипать на несколько десятков минут в одну точку обостренным от выпитого зрением, наблюдая за тем, как красиво кружатся пылинки в теплом золотистом лучике солнца. Если бы я не был ужрат ровно на половину, то всё, что мне оставалось бы это вдыхать запах камня, дерева, ветхой бумаги и ерзать на неудобном стуле, который видимо разрабатывался, как орудие пыток в инквизиторского бюро самыми рьяными противниками бытового комфорта. В здании библиотеки, выстроенном оголтелыми фанатами всего эльфийскго, было светло и пробивающееся через высокие окна солнце било по глазам, практически обретая физическую плотность.

В вылизанной до блеска, но местами потертой и изношенной стерильной чистоте была какая-то гармония, которая вливалась в меня с каждым новым глотком виски. Прогуливаясь вдоль полок в излюбленной секции ботаники, оставалось только наслаждаться безмятежностью. Не вытертый от времени и тысячи ног мраморный пол впитывал в себя звук шагов и приглушал их до мягкого степенного шарканья. В какой-то момент стихло хихиканье оборотней, тиканье часов на столике библиотекарши и звук проезжающих мимо машин. Не было слышно даже моего собственного дыхания, только тонкий режущий слух звон, с таким звуком от стекла откалывается крохотный кусочек. Что-то сломалось, и будто бы мраморный пол под ногами стал превращаться в зыбкую мутную топь. Это длилось буквально мгновение и стихло.

Потом библиотека вновь наполнилась звуками – шелестом страниц, тиканьем часов, шепотом переговоров, но для меня не существовало ничего другого, кроме этого раздирающего слух звона осколка, который казалось, впивается и прокручивается где-то в барабанной перепонке. Что-то поблизости было не так, надломилось и влекло меня следом смесью тревожного любопытства, зовом пустоты, что призывает прыгнуть и узнать…

Узнать что?

Запихнув подмышку пару томов справочника, мерным быстрым шагом я пошел в сторону того источника, что явно нарушал гармонию энергии этого места. Не время поддаваться панике! Или наоборот, нужно сейчас? С каждой секундой ощущение дисбаланса становилось всё сильнее, мешалось с почти болезненным приступом, который венчался самым большим страхом – неизвестности. Меньше всего сейчас мне хотелось оказаться правым, и, конечно же, именно в этот момент в центре зала на первом этаже в аккурат в нижней части ствола огромного белого дуба я увидел тонкую линию разлома.

Сука. Это моё любимое дерево!

Древесина стонала от боли, пока твердую белую кору ствола постепенно разрезал хаос. Теперь это уже нельзя было скрыть, и чувствовал каждый. Пока реальность расползалась, дерево практически агонировало, будто раненный зверь. Треск ствола оглушал, нестерпимо выворачивал меня наизнанку, параллельно с этим пол настойчиво норовил утечь из под ног. Все окружающие звуки тонули и долетали до меня, будто через толщу воды.

Давай Карстен. Вдох. Выдох.
Сдох.

— Советую всем срочно покинуть здание библиотеки! — знаете, какое у меня есть волшебное умение? Я могу быть громким, спокойным и абсолютно беззаботным, даже когда вокруг творится сущий пиздец. Конечно, сейчас мне хочется быть отсюда как можно дальше, но чертов дуб и всё живое вокруг… Мне стоит проследить за тем, что все смогли покинуть здание, а потом оценить ущерб дереву. Перед глазами у меня встает перекошенное скептическим недовольством лицо отца, но мне на него плевать. В справочнике я успешно пролистываю номер Раджима и уверенно вслушиваюсь в гудки, надеясь что  ответит кто-то из сотрудников ГОГ-4, а не вымученный автоответчик.

Инвентарь: одежда, ботинки, телефон, ключи, швейцарский нож, коробок спичек, два тома книг по магической ботанике из библиотеки, фляжка с виски

Раджим 1
Инвентарь

База: одежда, обувь, смартфон, ключи от дома/машины, рюкзак, артефакт-невидимка.
В рюкзаке: аптечка (для ПМП), блокнот с записями о прошлых разрывах и пишущие принадлежности, охотничий нож из железа, четки, немного свеч, веревка, магическое зеркало и склянка с солью, бутылка с водой.

Ничем не выделяющееся утро почти выходного дня; звонок раздается, когда они с Лилой валяются на диване, попивая смузи (он — из фруктов, она — из чьей-то лодыжки, припасенной Раджимом в морозильной камере) и лениво смотрят «Глиняную птицу» — один из немногих фильмов, где можно увидеть Бангладеш. На этом достоинства кинематографического произведения заканчивались, поэтому Раджим не слишком-то разочарован тем, что его вызывают. Он кивает в трубку, и, получая ориентировку, отвечает: — Понял. Буду через 20 минут.
Времени у них нет.
— На этот раз библиотека, — он выкрикивает уже из спальни, где разоблачается из своего цветастого шелкового халата а-ля шейх и быстро впрыгивает в одежду, которую приемлет общество, — Если не хочешь оставаться здесь, я подвезу тебя до портала.
Оставаться Лила, конечно, не хочет. По ее мнению, Раджим умер бы еще в колыбели, если бы она не ступала по той же земле, где его рожали.
Через три минуты он уже готов — успевает поправить волосы перед зеркалом; сумка со всем необходимым уже несколько месяцев маячит на столике перед выходом, как тревожный чемоданчик для тех, кому не повезло родиться в зоне сейсмической активности. Сейчас — весь мир зона такой активности: только более опасной и менее предсказуемой. Пугало ли это Раджима? Определенно, когда он рассуждал об этом с коллегами или писал многословные отчеты о наблюдениях: неведомая хуйня появилась из неведомой хуйни, что делать — неведомо. В масштабе города, континента, этого измерения происходили вещи страшные и неконтролируемые: никто не знал, что делать, и как с этим справляться. В масштабе случайного происшествия этого драматизма было куда меньше — да, вероятные разрушения, да, человеческие жертвы. Но когда находишься в моменте пиздеца, о его глобальности думать не приходится: возможно, поэтому Раджиму нравилось то, чем он занимался.
До машины они добираются практически бегом.
— Очень тебя прошу, только не лезь во все случайные дырки в пространстве, — он бросает взгляд на Лилу, которая выглядит невинной, как девственница из христианского хора — так и не скажешь, чем она сегодня завтракала, — Оперативники не будут бросаться за тобой в разлом, чтобы вытащить. — И добавляет менее уверенно: — Я тоже.
Дорога до портала недолгая: пару километров по улице, свернуть налево, потом за гаражи и еще двадцать метров — знакомое покалывание, легкое головокружение и Раджим со своей старушкой Маздой уже на обочине дороги в Синиструме. До библиотеки ехать минут пятнадцать — Раджим нарушает правила, поэтому доезжает быстрее.
Здание уже оцепили.
— Вывели почти всех, — ему кивает Джо из оперативной группы, принимая новую порцию узников библиотеки. Он вопросительно смотрит на Лилу, потом на него: — Стажер, — бросает ему Раджим, и проталкивается по лестнице, игнорируя всхлипы и причитания в толпе. Знакомым лицам он кивает.
Эхо неровного магического фона подхватывает его у самого входа: ветер без ветра, неровное покалывание на коже, что-то неправильное. Оно становится сильнее с каждым шагом вглубь здания: Раджиму хочется от этого избавиться, как от помех на экране телевизора. В читальный зал он заходит уже раздраженным.
Он бегло осматривает разлом, проявившийся прямо в дубе — его ширина уже почти выходит за края дерева, и не кажется, будто бы он собирается прекращать разверзаться. Края разлома нестабильны, вибрирующи: Раджим думает, что этот магический гнойник на теле их реальности принесет им немало проблем — и надеется, что будет неправ.
— Держись за мной.
В помещении царит хаос. Попадавшие с полок книги, замятые страницы и отброшенные стулья: отсюда убегали, не заботясь о простых библиотечных правилах. Раджим осторожно скользит между рядами столов, подходя ближе и рассматривая разлом — пытаясь понять его структуру, поведение, возможно, предсказать следующий толчок изнутри, но его взгляд вылавливает то, чего здесь точно никак быть не должно.
— Ты тут откуда? — Он ошеломленно пялится на Карстена, который выскальзывает из-за книжных рядов. Вспомнив, что он при исполнении, он добавляет: — Население должны были уже эвакуировать. Ты это пропустил, заглядевшись на книги? — или оказывая первую медицинскую помощь дубу. — Здесь опасно.
В подтверждение его слов — и прерывая готовящуюся тираду об опасности — края разлома дергаются еще раз, отдаваясь вибрацией по полу и стенам.
С полок падает новая порция книг.

Лила 1
Инвентарь

На себе: светлая рубашка, укороченные джинсы, кроссовки, солнечные очки, сумка, пара массивных браслетов, волосы скреплены на затылке заколкой-гребнем, на шее медальон — магический компас.

Описание и принцип работы медальона:

На вид обычный медальон с дымчатым кварцем в недорогой оправе из меди. Но если присмотреться, внутри полупрозрачного камня иногда блуждают огоньки, указывающие направление к специальному маяку. Таким маяком может служить связанный с камнем артефакт или начертанный глиф (до тех пор, пока не будет стерт или нарушен), яркость огонька варьируется в зависимости от расстояния. Маяков может быть не больше четырех, они немного отличаются по цвету (в компасе Лилы всегда плавает хотя бы один, светло-желтый, остальные — временные). На оборотной стороне медальона выгравирована янтра — диаграмма с зашифрованной индуистской молитвой.

В сумке: телефон, косметичка, пачка салфеток, документы, картхолдер, небольшой нож кирпан, несколько крохотных пузырьков с различными зельями и порошками, пара протеиновых батончиков.

— Почему просто нельзя отключить телефон?
Лила ворчит, перекатывается с бока на бок в цветастом халате и тянет руку в сторону злосчастной трубки, но Раджим успевает раньше, а ей слишком лень, чтобы пытаться чуть сильнее. Глазами же до последнего не отрывается от картинки на экране, словно медитируя на стоп-кадр, хотя разговор случает со всем вниманием, на которое способны ракшасы. Ей больно думать о том, что придется ехать куда-то. Но слово "библиотека" звучит романтично — и, одновременно, тревожно. Как капли по стеклу и гром в открытом поле. Запах чернил и чья-то смерть. Как колючий свитер, как пояс на рясе монаха, как замах розги над обнаженной спиной. У нее было слишком много жизней, чтобы не путаться в ассоциациях, вдыхая их все в одночасье.
— Я еду с тобой.
Конечно, едет. Не может быть иначе.
Она влезает в джинсы с неведомо откуда взявшейся энергией, не хочет заставлять себя ждать, а не то ее друг передумает. Быстро проверяет содержимое сумочки. Все самое важное уже и так сложено в рюкзаке Раджима, как будто они всегда готовы к концу света. У нее же — только звенящие склянки и заначка на перекус, на случай, если они не успеют домой к ужину. Пока они едут, Лила обдумывает колкое замечание про дырки, но никакого сакрального смысла в нем не находит. Разве это она из них двоих самая неосмотрительная? Быть такого не может.
— Бросаться в разлом? Да ты романтик, — она игнорирует, что из его слов следовало противоположное. Люди говорят столько разных слов, когда сказать хотят совершенно другое. "Я тоже за тебя волнуюсь." Что-то вроде этого.
От приближения к разлому по ее спине бегут мурашки. Странное, противоречивое чувство, слишком хорошо знакомое, как дежа вю, доведенное до абсолюта. Будучи демоном, которому вовсе не так легко вырваться из места между мирами в мир земной, она ощущала бездну хаоса как нечто одновременно притягательное и наполненное ужасом, животным страхом смерти, как загадка Амигарского ущелья, что неизбежно ждет ее в конце пути. Но от двух желаний бежать — прочь и навстречу — как известно, рождается оторопь. "Бей" или "беги" превращаются в замирание. Только поэтому она спокойно досиживает на месте и не выскакивает из машины раньше приличного. Перед оцеплением она не подает виду о своем волнении, даже подыгрывает Раджиму, мило улыбаясь остановившему их человеку в форме. Мальчикам нравится чувствовать себя за главных, это нормально.
Едва они приближаются к дереву, Лила делает шаг навстречу — но вовсе не в разлом, как предостерегал ее Раджим, она же не идиотка. Вместо этого ракшаси обходит ствол по кругу, будто проверяя, что дыра в пространстве трехмерна и ее правда можно обойти, трогает рукой кору дерева в той части ствола, где он еще существует, изучает. Энергия здесь вибрирует, заставляя человеческое сердце демоницы биться иначе. Если поддаться этому ритму, можно впасть в транс; ее глаза блестят завороженно. Лила убирает руку лишь когда края бреши вздрагивают и раздвигаются еще шире.
Тогда она отступает на несколько шагов, почти упираясь спиной в друида, и, не обращая на него внимания (на самом деле внимательно слушая его разговор с Раджимом), приседает на корточки, трогает ладонью пол. Да, прямо здесь хорошо будет. Она достает нож и медитативно чертит на полу какой-то символ, будто бы прямо сейчас весь читальный зал не сотрясается от столкновения с другой вселенной. И верно, целостность паркета волнует ее не больше, чем реакция мужчин на ее поведение. Этого друида она уже немного знает, достаточно долго наблюдала за братом, чтобы изучить его окружение. Раджим доверяет Карстену, значит, и ей беспокоиться на его счет нет смысла.
— Доброе утро, — произносит она, не оборачиваясь. Ее слух и интуиция следят за окружением, но все внимание зрения намертво приковано разлому, а ладонь крепко сжимает рукоять ножа. Что бы оттуда не вышло, оно не должно выйти дальше стен этой библиотеки, даже если будет слишком горьким на вкус.

ГМ 1

https://forumupload.ru/uploads/001b/ea/09/2/33581.png

Что там?

Смертные соглашаются на игру.

Не только.

Овеществлённый приглашает на игру.

Мы придём.

Никому не известны до мелочей последствия принятых решений, и всё в этом мире складывается из мелочей. Из сделанного — и не сделанного. Из того, кто ушёл — и кто остался.

Смертные думают, что у них достаточно власти, чтобы противостоять неизбежному — и неизбежное отвечает им.

По залу библиотеки пролетает порыв ветра — тёплого, почти горячего, нисколько не похожего на сквозняк. Ветра, который пришёл из разлома — этот ветер почти ласково обдувает лица хрупких, заключённых в ловушку плоти созданий. Это касание было бы нежным, было бы приятным, если бы не оставшийся в волосах, на одежде и у ног песок — его совсем немного, но даже эта малость ярко сверкает от любого блика света.

Дерево как будто вздыхает, зашелестев листвой и покачнувшись. И коли в Хаосе нет законов, кроме законов самого Хаоса, с ветвей дуба, ослепительно сверкнув в воздухе, срывается крупное яблоко — размером с обычное яблоко, вот только совершенно прозрачное. Оно со звоном бьётся о пол… и не разбивается. Только катится дальше, собирает в себе весь наполняющий библиотеку свет и тысячей отсветов разбрасывает его вокруг себя — по оставшимся на полу песчинкам, принесённым ветром Хаоса.

Реальность вспыхивает ослепительным светом.


Все присутствующие подвергаются эффекту «Снежная слепота».

Карстен 2

Какова гипотетическая вероятность того, что в городе с многомиллионным населением и конторой, в которой работает несколько сотен человек встретить знакомое лицо? Если бы рядом был Том, то он бы уже высчитал конкретное число, но я вам подскажу. В моем случае вероятность где-то сто и один процент. Стечение обстоятельств. Почему-то столкнувшись со строгим взглядом Раджима, у меня создается впечатление, что я пойманный на курении в школьном туалете старшеклассник и сейчас мне прилетит нагоняй. Остается только крепче прижать к себе книги, доказывая свою невиновность.

— Ты тут откуда? – «из твоей мамки», будь я вхож в роль среднестатистического гиперактивного тинейджера ответ был бы таким, но я прекрасно понимаю, насколько важна для Раджима его работа в ГОГ и неуместны мои шутки, поэтому веду себя как благовоспитанный гражданин Синиструма, коим я и являюсь. Не стоит привлекать лишнее внимание.

— Оказался поблизости. Кто-то же должен был дать знать, что тут вообще происходит — надеюсь Раджим не слишком обращает внимание на то, что я безостановочно пялюсь в сторону дуба? Лила вот точно пребывает в каком-то своем, ведомом только её параноидальному поиску, мире, и слегка врезается мне в спину, — привет, Лила, рад тебя видеть. — на самом деле не очень, но кого это волнует, когда разлом снова сотрясает всё пространство вокруг. Мне нужно просто добраться до дуба. Точка. Конечно, Раджим сейчас при исполнении, но от него не убудет, если я буквально на пару секунд задержусь в библиотеке, — я как раз, кстати, собирался уходить.

Это действительно так. Коротко кивнув Раджиму и Лиле в знак прощания я иду в сторону выхода.

— Прощу прощения за беспокойство.

Ноги несут меня в сторону дуба, разум кричит о том, что приближаться к разлому опасно и глупо. Жгучий порыв ветра, который ударяется в лицо жарой и песком на несколько секунд заставляет меня остановиться. Это точно не климат библиотеки, и стеклянный пронзительный звон, которые с утроенной силой как несколько минут ранее снова резонирует у меня в голове – причина, по которой я инстинктивно поворачиваю голову в сторону звука.

Смотреть.
Всё будто в замедленной съёмке. Прозрачное, хрустально хрупкое яблоко. Я успеваю выхватить очертания предмета за долю секунду, а после взгляд застилает ослепительно белая пелена света. В белом свете нет ничего, ни очертаний предметов, ни теней, ни оттенков. Они смешиваются воедино и обезоруживают, любезно оставив боль где-то за кромкой глазниц. Я понимаю, что я ослеп, я осознаю, что яблоко катиться дальше по законам физики. А дальше Раджим и Лила. Слух обостряется в разы, зрение говорит мне «адьёс», а я покачиваюсь, но торопливо и быстро двигаясь следом за катящимся яблоком глупо расставив перед собой руки, практически на ощупь.

— Где вы?! – надеюсь, что с Раджимом всё в порядке.

Собственный голос звучит оглушительно громко, зрение не проясняется, сколько бы я не моргал – я не вижу даже нечетких пятен, но слышу прекрасно. А что если я ослепну навсегда? Навязчивая мысль не укореняется надолго, в погоне за яблоком между пульсирующей диссонансной болью от растущего разлома, и ощущением вполне понятной паники, я торопливо скидываю пиджак с плеч, чтобы накрыть им ослепляющее яблоко. Кажется, стало чуть лучше? Можно остановиться и выдохнуть. Я точно не собираюсь прикасаться к этой штуке, пока не пойму что это такое. Остановившись, чтобы протереть глаза я с неудовольствием замечаю, что зрение ко мне не вернулось. Вокруг только расплывчатые размытые очертания предметов, фигур на полу темнеет пятно — это мой пиджак. И слишком тихо. Огромный ствол белого дуба расчерченный разломом всё ещё рядом. Я его чувствую. И сейчас мне немного страшно, но уже не за дерево.

— Раджим, вы как?

Только дождавшись ответа, я могу двигаться. Природа гораздо сильнее, чем мы. Точно сильнее, чем я идущий к дереву, как слепой беззащитный котёнок. Мне нужно прикоснуться ладонью к выбеленной нежной серовато-голубой коре, чтобы вновь обрести опору. Только оказавшись в контакте с растением, я обретаю уверенность и опору под ногами.

Ты умираешь?
Никто в этом здании меня не услышит. Никто, кроме исполинского дуба.
Я боюсь не услышать ответ, боюсь, что дерево действительно погибло из-за разлома. И долгая секунда душит меня неизвестностью и тревогой. Но потом я слышу – низкий густой раскатистый голос заполняет всю черепную коробку. На секунду мне кажется, что нет никакого разлома, никакой энергии Хаоса и ничего вокруг, кроме обволакивающего запаха коры, кроме гармонии и тепла.

«Умираешь? Почему я должен умереть, малыш?»
Мой облегченный и радостный вздох наверняка слышат все присутствующие. Кажется, что я вот-вот могу начать снова видеть, но… Ничего не происходит. Пока остается только обостренный слух и осязание. Мне нужно задать ещё один вопрос.

Что это было за яблоко?
«Это не моё яблоко. Оно оттуда»

— Чёрт бы его побрал…. – отрывать ладони от ствола дуба больно почти физически, быстрый шаг у меня и того хуже, но найти Раджима по неповторимому тяжелому запаху сладостей и жары не составляет труда, — ты видишь что тут происходит?

Раджим 2

Раджим не говорит “привет, Карстен, это Лила, моя сестра” и не говорит “Лила, это Карствен, мой приемный отец” — они разбираются как-то сами. Не очень-то ласково, но, возможно, проблема их знакомства — в обстоятельствах.
Проблема, определенно, была: ширилась, нагнетала уровень магического давления, была нестабильна, как кукуха Раджима, когда он оказывался в глубоких водоемах. Раджим сосредоточенно кивает Карстену — да, лучше бы ему свалить куда-то подальше отсюда, пока здесь не стало жарче: не то, чтобы он сомневался в способности старика к выживанию, но точно не хотел следить еще и за его благополучием — хватит с него Лилы, от которой не спрячешься ни в одном из разломов.
Он открывает рот, чтобы пожелать Карстену приятного дня, но не успевает выдать из себя ничего ироничного: разлом дергается еще раз, и выплевывает из себя прозрачное яблоко. Три пары глаз следят за катящимся предметом — Раджим успевает сделать полтора шага вперед (но не успевает подумать — зачем), но этого недостаточно: все вокруг вспыхивает невозможно ярким светом.
Он (почти) успевает закрыть глаза.
— Да блять.
Свет пробивается через веки, пробивается через ресницы: Раджима спасает удача и ладонь, прикрывающая лицо. — Все нормально, — кричит он Карстену и наощупь пытается найти Лилу. Как ни странно, это выходит. — Ты как?
Яркость снижается и Раджим убирает ладонь от лица: Карстен, мудрый друид, прикрыл ебучее яблоко пиджаком. Так гораздо лучше. Он открывает глаза и, помимо непонятных узоров, отпечатавшихся на сетчатке (как после взгляда на солнце), со зрением все в порядке.
Но, судя по зависшим лицам Карстена и Лилы, только у него.
Он бегло оглядывается — кроме яблока и внезапного сближения Карстена и дуба ничего, вроде как, не случилось. — Лила, стой на месте, — Раджим несколькими широкими шагами преодолевает расстояние между ним и друидом и подхватывает того за локоть, — Что с тобой?
Он оглядывает лицо Карстена. Кроме преисполнившегося лица с пустым взглядом с ним, будто бы, все в порядке. — Пойдем, быть так близко к разлому опасно. Давай, я веду. — Раджим ведет Карстена подальше от дерева, и уже нет речи о том, чтобы его отправить отсюда подальше: он не может уйти, а сам Карстен вряд ли дойдет самостоятельно. Его можно было бы передать в руки оперативников, когда они соизволят явиться, но сейчас надо просто его оттащить подальше. Раджим подводит его столу и пододвигает поближе стул: — Садись. Ты сможешь исцелиться сам?
Раджим выдыхает.
Он отходит от Карстена: встряхивает руки, разминает плечи. Когда все происходит так быстро, остается не так много времени на то, чтобы думать и чувствовать: приходится подчиняться инстинктам, позволять им вести — это неплохо: они его ни раз выручали. Сейчас, когда Карстен в относительной безопасности, и он убедился, что Лила, помимо временной слепоты, ничем не страдает, он может сосредоточиться на разрыве — то есть, сделать свою работу.
Он делает несколько вдохов и сосредотачивается: все его чувства говорят о том, что это место опасно, оно нестабильно: он сосредотачивается на разломе, и это нетрудно. Все в этом месте насыщенно магией: может произойти что угодно. Разлом нужно срочно закрыть.
В целом, об этом можно было бы и догадаться без всяких проверок.
Пока они ждут подкрепления, Раджим возвращается к яблоку — подхватывает его вместе с пиджаком, сжимает в руках: оно не из этого места, и оно не должно быть здесь. Оно, впрочем, не несет опасности: Раджим это чувствует, но для более глубоких исследований у него нет ни ресурсов, ни времени. Он бросает быстрые взгляды на Лилу, на Карстена — им не повезло, но они будут в порядке. Решение зреет слишком быстро: это яблоко не должно быть здесь.
Он подходит к разлому, но не слишком близко: замахиваясь, как при игре в бейсбол, Раджим бросает яблоко обратно туда, откуда оно пришло — и напряженно вглядывается в разрыв.
Ебнет или не ебнет?

Лила 2

Пустота разверзает свою пасть, алкает, манит. Все шире и шире, пульсируя, будто в судорогах сводит челюсти в невозможном зевке. Одна реальность проглатывает другу, целуя. Пока из этой пасти не начинают смотреть на тебя чьи-то — глаза ли? — невидимые, но этот взгляд ощущается кожей. Ожидание хищника, что лишь наблюдает, не гонится, знает точно: жертве никуда не деться.
Может быть и так, что пустота Изнанки — как зеркало: она содержит в себе все, и кто бы ни смотрел в нее, увидит там себя. Лила видит там пустоту внутри себя.
Яблоко срывается с ветки со звоном, будто хрустальное, и Лила тянется к нему, к этой красивой блестяшке, загипнотизированная моментом. Не может отвести взгляд — порыв ветра из портала так услужливо убрал назад ее волосы, чтобы было лучше видно. Она думает о том, что оно может быть опасно. Думает о том, что если это ловушка, то лучше пусть она, чем... Свет от яблока рассыпается на тысячу радуг и отражений, пока оно катится прямо к ней, вот-вот угодит в ладонь, почти касается — и вдруг вспыхивает, так ярко и больно! Она отдергивает руку из-за этой боли, будто от ожога, вскрикивает и заслоняет глаза, но слишком поздно. Иглы света уже впились в глазницы, кажется, они выжгли все, зрачки, роговицу, весь мир... Свет поглотил и древо, и Карстена, и Раджима, пожрал ее саму, даже мысли. Оставляя вслед за смертельной белизной и агонией лишь тьму. Конечно, следовало догадаться, это была ловушка. Будто рассчитанная на нее... нет, бред какой-то. Просто совпадение, что среди оперативников ГОГ-4 затесалась хаоситка со светочувствительностью. Или?...
Но вот тьма — это уже нечто родное, это покой. И когда пульсация в области глаз ослабевает, а остальные чувства начинают пробиваться к сознанию, минуя пелену шока, Лила начинает соображать. Слышит возню там, куда покатилось дальше яблоко: это Карстен пытается спасти положение. В голове у ракшаси мелькает мысль, что он бы бросился, даже будь оно гранатой. Оно и было — световой. Для чего бросают световую гранату, пояснять не нужно.
Солнечные очки — ей бы лучше было их не снимать, пусть даже выглядеть странно в помещении, но кто же знал — так иронично лежат в ее сумке, сейчас они кажутся бесполезными, но помогут восстановить опаленное зрение быстрее. Поэтому она тянется к сумке, туда, где ее оставила — а натыкается на руку Раджима, коротко сжимает ее в своей. — Все хорошо, просто ослепило, — бросает полушепотом. Ей очень важно его успокоить. Что с ней станется? Зрение лишь одно из чувств, оно так сильно переоценено, что мешает заметить вещи более важные. Например, что яблоко — лишь обманка, безделица. Что-то куда более опасное сейчас замерло там, по ту сторону все сдвигающегося порога. Оно даже не рвется к ним, просто выжидает. Если продолжить стоять на месте, они все скоро тоже окажутся там, в его вселенной.
Наконец, Лила находит ловкими пальцами край своей сумки, тянет молнию, высвобождая из кармашка оправу с темным стеклом. Так как будто действительно лучше. Будто свежую рану от ветра и случайных прикосновений, защищает она глаза от ставшего теперь болезненным даже слабого (относительно) света библиотеки. А потом возвращается к ножу перед собой, нащупывает колеи от лезвия на полу и завершает рисунок глифа. Он — по сути такая же безделица, как то яблоко, не более чем якорь, маяк, что поможет найти им дорогу домой, чтобы не потеряться там...
...Но чувство дома сквозит именно оттуда. Невыносимо сильно. Похожее на то, что сегодня утром рождалось от просмотра глупого фильма про Бангладеш, только несоизмеримо больше.
— Мальчики, не... — она хочет сказать, что не стоит стоять слишком близко (хотя сама не отходит ни на шаг, и вовсе не потому, что Раджим так сказал), но не успевает, потому что ее умник уже отправил подарочек из бездны обратно. — Пустоголовый! — срывается с языка ее крик на высокой ноте. Жест Раджима дерзкий, но реакция сущности из хаоса может быть непредсказуемой. Впрочем, ничего страшного не происходит (пока что), просто яблоко будто прекращает существовать, распадается на атомы и тонет в напряженном клубке энергии, что гудит и рвется из разрыва, ей там тесно... И чем больше Лила вслушивается в этот гул, пытаясь распознать, что же скрывается за ним, тем больше он заслоняет для нее все остальное, и тем больше манит. Ни агрессии, ни страха, только раскрытые объятия небытия. Но то, что покажется домом демону, для остальных...
— Отойдите все назад, — командует она, уже не так громко, но четко (не верит, впрочем, но надеется, что хоть один ее послушает), а сама встает и шагает навстречу разлому, одновременно слегка вырастая в размерах. Будто щит: пусть все еще слепая, но способная (а нужно ли щиту зрение?) заслонить обоих от чего бы то ни было, что может еще прийти оттуда.

ГМ 2

— Тета, проверка связи.
— Тэ-один на связи, проверяем микрофоны.
— Тэ-два.
— Тэ-три. Всё в порядке.
— Тэ-четыре. На связи.
— Тэ-пять.
— Тэ-шесть. Раз-раз.
— «Раз-раз»? Сал, а песенка будет? Тэ-семь.
— Ага, бля, и песенка, и танец на детском утреннике.
— Соберитесь, м-м-мать. Облажаемся — хором запоём.
— Порядок, командир.
— Да, всё путём будет.
— Не маленькие же!
— И не первый раз.
— База, выдвигаемся к цели.
— Держите связь, Тета. Исследователь внутри.
— Ага, с подру…
— Шуточки, бл!
— Обеспечьте его безопасность… И проследите, чтобы больше никто и никуда не влез.
— Блядство!
— Тета?
— Тэ-два, Тэ-четыре, проверьте зал, Тэ-шесть и Тэ-семь — второй этаж. База, приём, мы на месте, видим объект. Исследователя нет.
— Повторите, Тэ-один.
— Никаких следов Исследователя, его ассистента или гражданских. Проба магического фона невозможна из-за хаотических искажений.
— Как ведёт себя разлом?
— В пределах нор… Вспышка!
— Твою мать! Оно пробило защиту!
— Что это, блять, было?
— Только, блять, не палите, сейчас я его закрою!
Поверхность разлома подёргивается рябью и становится зеркальной. По ту сторону — точно такой же зал библиотеки. Тёплый ветер Хаоса налетает на три крохотные искры, но не задувает — он касается их почти нежно, приободряя или маня за собой.


Когда постепенно слепота, вызванная хрустальным яблоком, проходит, они ещё могут заметить, как облетают, подобно хлопьям старой краски, очертания библиотечного зала. Перед гостями Хаоса раскидывается пустыня — ослепительно сверкающая, будто бы засыпанная самоцветной пылью. Прочь от них ведёт цепочка следов: кто-то прошёл здесь, и следы ещё не закрыл сверкающий песок.


1 Эффект «Снежной слепоты» снимается.
2 Карстен, Раджим и Лила оказываются по другую сторону разлома.

https://forumupload.ru/uploads/001b/ea/09/2/984738.png

Карстен 3

Сквозь пелену слепоты и оглушительной тишины до меня доходят слова Раджима. Он абсолютно спокоен и даже сдержано заботлив, все короткие предложение и обрывки фраз ясно дают понять мне несколько вещей: первое — с Лилой тоже не всё шикарно, второе – в глубокой старости будет кому подать мне чашку чая.

— Пф, да всё в полном порядке, — я бы хотел вальяжно усесться на стул, но приходится опускаться на ощупь, осторожно и медленно, чтобы не приземлиться задницей на мраморный пол. Я слышу, как звонко скользит по замку молния, слышу шелест шагов Раджима, даже слышу, как миролюбиво подрагивают и пульсируют края разлома. Мне остается только сидеть тихо – не отсвечивать по возможности и не путаться под ногами. Полуслепыми  глазами я замечаю движения пятен – тёмное побольше – Раджим, темное тоньше и меньше – Лила, а идеально скроенное изделие из высочайшего качества ткани благородного темно-синего оттенка мой пиджак — летит в бездну разлома. Зрение возвращается постепенно, усиливая драматичность момента.

Я жалею, что больше не увижу свой пиджак.
Я не жалею, что научил Раджима играть в бейсбол.
Я жалею, что фляжка с виски осталась в кармане пиджака.
Я не жалею, что чертово яблоко ушло туда, откуда пришло.

Слепота медленно начинает проходит. Хваленная вымученная годами способность работает, очертания библиотеки приобретают хотя бы какую-то силуэтную четкость. Лила велит отойти, а я чувствую как по ту сторону разлома нарастает энергия. Словно волна во время шторма в море – катится из небольшого всплеска и постепенно набирает высоту и скорость. Я не вижу, но чувствую, что стена Хаоса вот-вот выплеснется через край разлома.

— Ты должен мне новый пиджак, — слова летят в сторону Раджима, но их подхватывает и увивает за собой ветер. Сухой, колючий и жаркой.

Стоп.
Опустив голову вниз, я отчетливо вижу под ногами отвратительно сыпкий колючий и сияющий на ярком палящем солнце песок. Полным непонимания взглядом я смотрю на Раджима, затем на Лилу. Зрение ко мне вернулось. Громкий потусторонний  голос звучит отовсюду.

— Бросай, дочь – чья дочь эта Лила? Мой немой вопрос адресован, конечно же Раджиму, потому что очевидно, что песчаные дюны не дадут мне ответа. Хаос повсюду, хаос забирается под кожу и медленно рвёт каждую клетку, боль заглушается только смятением и волшебным (простите за каламбур) превращением Лилы. Будто бы она гребанная девочка-волшебница, жаль, что нет музыки и фирменной распальцовки. Видимо теперь нам придется идти бороться со злом на протяжении нескольких сотен серий.

— Что вообще происходит?

Да, я сейчас похож на потерявшегося котёнка (точнее нас таких трое), и запоздало вижу, как что-то поблескивает на песке. Я почему-то не думаю – инстинктивно хватаю, чтобы рассмотреть и тут же и кидаю это что-то в сторону, потому что оказывается, оно очень жжется. А потом, ну... По классике.

— Лила, скажи мне, пожалуйста, одну вещь…

Почему в отличие от тебя я теперь грязный, пыльный и сотню лет не знающий мытья бродяга? И даже не думайте шутить на тему того, что все друиды выглядят так! Это не имеет ничего общего с правдой! Я собираюсь продолжить свой вопрос, как вдруг слышу за спиной шепот. Радует то, что ослик с блестящими хитрыми глазками выглядит под стать моему виду грязного оборванца. Ослик, хоть и выглядит, как самый обыкновенный из человеческого мира, смотрит на меня осмысленным взглядом, и в нём я вижу юркие искорки хаоса. Они лишь греют, но не обжигают. Надолго ли?

- Ого..., — я подхожу поближе, чтобы лучше слышать осла. Не подумайте, я болтаю с любыми животными каждый день, но это совсем не обычный осёл с ближайшего контактного зоопарка, поэтому удивление я скрываю с трудом, - дорогой друг, спасибо за совет и за помощь! – рука автоматом тянется и интуитивно чешет Осла за ухом. Диссонанс в моем сознании достигает стратегического плато,  врубается моя экстренная дружелюбная доброта и вежливость — скажи, пожалуйста, ты случайно не видел тут яблоко? Прозрачное, светящееся и выжигающее зрение всему живому?

Осёл на вопрос хрипловато и импозантно хихикает, как просветленный восточный мудрец.

— Видеть не видел, а вот некоторые ваши по ту сторону ой насмотрелись, — вот же блядство! По ту сторону разлома я вижу библиотеку. Ясное дело, что там уже группа оперативников. Будет ох как не круто, если они закроют разлом изнутри, и мы останемся тут в гостях. Знаете, как в той песне про лесника и путника. На губах у меня расцветает полная смиренного умирания внутри улыбка. Ладно, без паники спросим совета у Осла.

— Кажется, мы всё-таки гости тут, ты знаешь, как можно выбраться из этой пустыни?

— А то как же, —  Осёл кивает головой, всем своим видом показывая, наклониться, я следую указаниям, и слушаю, —  Вас сюда позвали, так что будьте хорошими гостями и играйте по правилам — эвон вон тот твой приятель молодой напрашивается, молнии по заду не боится. Ты запрыгивай, не смотри, что я мелкий, не развалюсь. Но с тебя морковка.

Хитрая ухмылка на ослиной морде смотрелась на удивление гармонично и правильно. Легкое смятение на моем лице было прикрыто глубоким трехкартным кивком.

— Хорошо, договорились, только подожди минутку, — я ещё раз потрепал Осла за ухом. Насколько хороша идея следовать за Хаосом? — Лила, я не договорил! – резко вскинув голову, я пытаюсь разглядеть очертания Лилы в роскошных складках летящей ткани, — чей это был голос?

Далее должна была следовать лекция о классовом неравенстве, но я просто хочу услышать ответ. А ещё хочу предупредить Раджима. Всё-таки он МОЙ сын!

— Раджим, тут такое дело, — максимально серьёзный тон настраивает на беседу в духе «обещай, что не сдашь меня в дом престарелых друидов», но я знаю, что Раджим прекрасно адаптирован к моим странностям, поэтому говорю честно не подстраиваясь под общие нормы адекватности, — тут Осёл говорит, что у тебя могут быть проблемы, если ты будешь отличаться своими действиями.

Так ли на самом деле беспорядочен Хаос?
Возможно, он просто работает по законам и правилам, которые нам пока не известны.

— Постарайся себе не навредить, пожалуйста.

Раджим 3

Оно, все-таки, ебнуло: слишком быстро, чтобы Раджим успел цыкнуть и закатить в очередной раз глаза на очередного “пустоголового” — на какую-то долю секунды пространство, в котором звук мог бы распространиться, схлопнулось, перемолов их на атомы: слишком быстро, чтобы они успели сделать хоть что-нибудь, слишком неумолимо, чтобы у них хватило на это сил. Волшебная гравитация, беспощадная сука, перемешала их, как блендер мешает фрукты со льдом, и отправила — по ведомой только ей законам — по ту сторону разрыва, не забыв бережно собрать обратно в состояние, в котором они пребывали.
Если продолжать эту цепочку мыслей, окажется, что эта доля секунды — когда они путешествовали из пункта Б (библиотека) в пункт Х (хуй знает где) — это то самое время, когда они не старели. И вообще, были как стрела Зенона — статичны, неподвижны, но почему-то оказались в злоебучей пустыне.
Раджим покачивается, все-таки, устояв на ногах — это было непросто, с учетом того, что твердость пола сменилось на что-то рассыпчатое: несколько секунд на проморгаться и еще несколько секунд на то, чтобы осознать произошедшее.
— Интересно, — заключает он, исследовав взглядом пейзаж, состоящий, в основном, из барханов и барханов поменьше. Еще были Лила и Карстен: оба в порядке, а старик, будто бы, даже лучше, чем был: по крайней мере, его бегающему взгляду и охуевшему виду становится ясно, что зрение к нему вернулось.
Как по заранее определенному сценарию, после краткой проверки на целостность с ними начинают происходить события: Раджим слышит голос, который, судя по всему, слышит не только он — он хочет спросить, откуда здесь отец (?) Лилы, но когда поворачивается к ней, она уже успевает сделать [что-то] — из ее рук падают маленькие кубики, и Раджим даже не успевает пошутить, что это звучит как призыв свыше бросить свои деструктивные пищевые привычки. После этого Лила преображается в одну из диснеевских принцесс, а вокруг нее — ну, разумеется, — парящий палантин.
— Мне кажется, тебе это слишком сильно нравится. Для ситуации, в которой мы оказались, — он хмыкает, планируя, в общем-то, заняться наконец-то уже делом, пока волшебные кубы не превратили его в Алладина, а Карстена — в того веселого попугая; но события все еще происходят слишком быстро: Карстен, зачем-то распустивший свои грабли, наклоняется за теми же кубами.
— Не трогай! — слова тонут во всплеске магической энергии, остаются проигнорированными и настигают уже видоизмененного Карстена, который стал похож на бомжа (или самого себя после очередной вылазки в очередной лес на пару месяцев): — Ну, на принцессу ты похожим не стал.
Впрочем, никакая магия с этим не сможет помочь.
Каким-то образом у Карстена оказывается еще и осел — достойная альтернатива роскошному палантину, по меркам друидов, который занимает его внимание: Раджим слишком часто видел это и поэтому решает не отвлекать старика от общения с новообретенным лучшим другом. Вместо этого он поворачивается к разрыву: тот все еще мерцает, активный, испускающий невесомое энергетическое стрекотание, как оголенный провод, от которого не отрубило электричество. О нем, впрочем, не забыли: после того, как кубы поиздевались над Карстеном, они игриво подкатываются к нему самому — Раджим бросает на них взгляд и терпеливо отходит подальше.
Он глубоко вдыхает воздух, который кажется чужим (чужой и есть), сосредотачиваясь на том, чтобы попытаться что-то почувствовать: его отвлекает стук по собственной обуви. Кубики оказываются настойчивее, чем большинство студентов, пытающихся склеить однокурсниц в баре — Раджим присаживается на корточки и внимательно их разглядывает. Ему хочется взять их и бросить: руки сами просятся в их сторону, но это не его желание — как будто бы кто-то хочет, чтобы он это сделал. Ему это не нравится.
Он проводит рукой над ними, магически ощупывая и хмурясь от того, что отдается в руку: — Они будто бы разумны. Ну так, слегка, — как половина моих студентов, — Будто бы не опасны сами по себе. Но довольно мощные.
На этом общение с кубами можно закончить. Раджим встает обратно и отходит еще на несколько шагов — подальше, чтобы понять, насколько сильно эти кубы хотят его внимания. Пока он играет в кошки-мышки с геометрическими фигурами, Карстен передает ему ослиное послание.
— А, ну раз осел сказал, — Раджим мрачно хмыкает, отходя от кубов еще подальше, — Он, случаем, еще не обмолвился, как нам отсюда выбраться? И кто управляет этим творением шайтана?
Пока кубы безуспешно пытаются его догнать, он все-таки дотягивается вниманием до портала — довольно трудновато, учитывая то, что кубы все еще преследуют его — надо было одолжить у Лилы палантин — но вместо какой-либо полезной информации получает резкий пинок по своему энергополю: как если бы на него нашипела злая кошка или стриптизерша на ухо выдала визгливое “руки убрал!”.
— Что-то здесь не дает мне прощупать разрыв, — он задумчиво смотрит на дырку в пространстве, пытаясь сообразить, что им, в итоге, делать, — Боюсь, что попытаться прорваться обратно тем же путем у нас не выйдет. С другой стороны, можем попробовать на чем-то другом. Есть желающие? Может быть, осел? — Раджим криво усмехается и залезает в сумку, чтобы найти что-нибудь, что не жалко потратить на тест-драйв портала.
… И это ошибка: за его кривыми шутками и вниманием, направленным на содержимое собственной сумки, злобные кубы подкрадываются ближе — и с размаху стукаются о его ботинок, отлетая обратно. Слишком быстро, и он не успевает ничего сделать, кроме как выкрикнуть: — Баракаллах! — это оказывается правильным решением: часть энергии, обрушенной на него, проходит мимо — кажется, им все-таки не очень довольны. Это не спасает от метаморфоз: секундная встряска, и Раджим открывает глаза на другом лице.
— Машаллах, — кисло заключает он, оглядывая собственные руки. По крайней мере, он все еще мужчина. Но, судя по боли в ноге, которая появилась также внезапно, как и его потертые доспехи, — какой-то побитый.
Он ощупывает свое лицо: бородка стала длиннее, и уже тянет на звание бороды, под пальцами (на которых почему-то мозоли) кожа ощущается сухой и обветрившейся: даром, что с утра он наносил увлажняющую маску и использовал триммер. В плечо ему тыкается конь — Раджим оборачивается, чтобы посмотреть на жеребца: тот, похоже, сильно устал. Как и он. — Я найду того, кто это сделал с нами, — Раджим небрежно гладит коня за ухом, — И сожгу его дом.
Его взгляд падает на сумку, в которой он пытался найти что-нибудь, что можно отправить по ту сторону — она преобразилась, как и он сам: из дорогой, блестящей черной кожи стала чем-то потрепанным и пыльным. Раджим идет к ней — боль отдается в ноге, и он кряхтит: — Дерьмо, я еще и больной, — и подхватывает, чтобы извлечь записную книжку. Всю ее он отправлять не будет, но пару страниц — вполне.
— Конь, иди сюда, — Раджим подзывает его жестом, и замечает, что его транспорт такой же хромой, как и он сам, — Хороший мальчик. Стоять. — Прислонив к его боку записную книжку, он выводит послание:
«Застряли на той стороне. Портал ведет в Хаос. Местность выглядит как пустыня, обнаружены два магических объекта с зачаточным сознанием. Пока угрозы нет. Пытаемся найти выход.
Портал стабилен.

Лила 3

Хаос обрушивается на нее со всей своей непреодолимой силой. Он ошеломляет, перегружает все чувства, заглушает и поглощает все остальное, и воздух библиотеки, и голоса друзей, и ее саму. Слишком огромный и вечный, чтобы осмыслить. Она делает глубокий вдох и не успевает, дыхание сбивается, пока мир вокруг них выворачивается наизнанку. Теперь там — это здесь, а вовне — значит снаружи, и то, что было подле них, теперь немым фильмом маячит по ту сторону завесы, а то, что было тайным — открыто, обнажено, как лоно матери, принявшее ее обратно к истокам, и вот уже составляет всю реальность.
— Бросай, дочь.
— Отец?... — срывается с языка раньше, чем она сумела бы прикусить его. Чей был этот голос?
Что-то обжигает ее руку — Лила роняет предмет инстинктивно, не успев подумать, откуда оно там взялось, шипит и трет ожог на ладони. Две игральные кости падают в песок, поднимая вихрь потока хаотической энергии, хотя пространство все еще слишком фонит, едва давая понять это. Но вихрь меняет облик Вишахари. Кто-то здесь очень сильно ее любит, раз превратил в восточную принцессу. Яркое свободного кроя платье с богатой вышивкой, искусно отделанный пояс перехватил талию, сандалии вместо тесных кроссовок. Даже ее темные очки бережно заменила спадающая на лицо полупрозрачная вуаль. А прямо напротив так призывно воспарил паланкин, несомый лишь горячим воздухом от песка. Лила осторожно протянула вперед к нему ладонь, но никакой угрозы от него не исходило. Напротив, легкие занавески могли бы подарить искомое спасение от солнца. Так заманчиво. Сомнений нет, он доставит ее куда пожелает, а может, в то место, которого она еще сама не знает, но куда ей сейчас больше всего нужно. Места в нем было достаточно, чтобы вместить одного или двоих. Но есть проблема: их трое.
Кольцо на ее руке должно было что-то значить, что-то собой сотворить. Золото с обрамленным в него морем...

Колечко

— Эй, мальчики, залезайте! — Лила уже отвернула полог, взялась рукой за один из столбиков, поддерживающий крышу паланкина, и обернулась к своим спутникам. — Или вы предпочитаете меня в нем понести?
Кажется, они были слишком заняты, чтобы оценить ее широкий жест или разделить восторг. "Тебе слишком сильно это нравится"... Разве слишком?
— Завидуешь?
Их, в отличие от нее, метаморфозы совсем не порадовали. И понятно, почему. От одного взгляда на Карстена ракшаси залилась смехом — звонким, журчащим, как у невинного ребенка, ставшего свидетелем нелепой сценки с чьим-нибудь падением в лужу. Она вопросительно изогнула бровь в ответ на его вопрос, но он не договорил, отвлекшись на своего нового четвероногого друга (ох уж эти друиды, то с деревьями обнимаются, то с ослами философские беседы ведут), и ей осталось только поджать плечами.
Но если на Карстена нельзя было смотреть без смеха, то на Раджима — без слез. Не нужно было ему противиться воле бездны, она всегда сильнее одного, даже очень сильного, заклинателя. Она сильнее тысячи самых древних демонов. Она и есть то, что дает демонам силу. Лила покачала головой, как заботливая мать при виде изгваздавшегося с ног до головы сына, такого даже и хворостинкой хлестать за баловство рука не поднимется.
— Едва ли получится спалить всю Изнанку, милый... — проговорила она с сочувствием и поискала свои вещи в складках одежды. "Дерьмо, он проклят." Пожалуй, пусть жжет, если станет легче. Но из воспламеняющихся, да и вообще любых, объектов поблизости — и до самого горизонта — был только ее паланкин. А еще долгие, долгие мили барханов и высокое небо без облаков с повисшим в нем диском, куда она не осмеливалась поднять глаза даже через вуаль. — Да не ворчи ты, тебе очень идет. Вот на Карстена смотреть больно, а ты поживешь еще. Но коня лучше бы пустить на мясо.
Она бы посмотрела на Раджима в седле. Нужно будет уговорить брата сводить ее потом на ипподром, оседлать пару лошадок. Она поедет на черной, он на белой, потому что белый, если честно, ему идет.
— Лила, я не договорил! Чей это был голос?
Она уставилась на Карстена так, будто сначала не поняла сути вопроса. Даже "сумку" свою бросила. Чей голос? Чей еще голос может встречать их на Изнанке?
— Дьявола! Не верь ему, он играет с нами! — Да не станет ни одному из этих мужчин и зверей известно, что от него она испытала. Это смятение и трепет, даже страх, и щемящую тоску, которую так тяжело сдерживать. И тревогу за своих спутников, все же они ей ни чужие. Кто бы это ни был, что бы это ни было, оно больше нее, сильнее, оно ее раздавит, как крошечную. С чего же друид решил, что она знает, чей это голос? — И ослу своему тоже. Здесь все — порождение бездны или искажено ей, разве ты не чувствуешь?
Да, осел ей явно не понравился.
Лила продолжила рыться в широких карманах, служивших заменой сумке. Судя по всему, содержимое осталось на месте, и оно еще может им пригодиться. Наконец, она отыскала нужный флакон и метнулась к Раджиму, который, несмотря на хромоту, все не оставлял суетных своих дел. Вот и сейчас терся возле своего такого же хромого коня, писал там что-то в записной книжке. Этот план его она поняла. Нужно было передать весточку на ту сторону, чтобы запоздавшие оперативники не зашили портал раньше времени. А то попробуй потом прорвись обратно...
— Давай сюда. А это тебе, выпей, — она всунула ему бутылек в ладонь, не дожидаясь согласия, и оторвала листок из блокнота себе. Надо к чему-то прикрепить, чтобы добросить, так? — Не факт, что лекарство подействует, тут все иначе, но... — быстрыми движениями она выудила из складок юбки свой довольно новенький айфон, сняла прозрачный чехол, обернула записку вокруг него и вернула чехол на место, — всяко не отравишься! — Без колебаний, ничтоже сумняшеся, ракшаси сделала замах со всей своей ракшасской силой, и серебристый айфон за несколько сотен долларов полетел в вибрирующее пространство портала.

ГМ 3

https://forumupload.ru/uploads/001b/ea/09/2/213387.png

Что бы ни случилось по другую сторону разрыва, трое гостей Хаоса не скоро об этом узнают: поверхность разрыва, стоит ему поглотить телефон, мутнеет, а затем лопается, как мыльный пузырь — и растворяется в воздухе.

Осёл шумно и сокрушённо вздыхает, но никак разлом не комментирует — это, впрочем, не значит, что он вовсе ничего не комментирует:

— Я бы на вашем месте уже двинулся, птенчики. Хозяева, конечно, терпеливые, но даже у них терпение не бесконечное. Запрыгивай уже, мудрец, — ослиный хвостик бьёт Карстена по ноге. — У нас ещё много дел.

Ослиные копытца семенят по песку так ловко, как ходит не всякий верблюд — песок будто бы твердеет, превращаясь в надёжную твердь, стоит Ослу опустить ногу. Коню Раджима так, увы, не везёт. Они идут, пока впереди не появляются ослепительные отблески, от которых хочется зажмуриться и закрыть глаза.

— Это дворец могущественной хозяйки многих судеб, и сегодня она устраивает суд, — хихикает ослик. — Хозяйка справедлива и поклялась, что, прежде чем выносить приговор, выслушает трёх незнакомцев, которые прежде не знали ни её, ни преступника — выслушает, кем бы ни были эти незнакомцы. Но тш-ш-ш, хозяин! Никому не говори, что знаешь, что я говорю — иначе худо будет и мне, и вам!

Стоит им приблизиться к дворцу, как со шпилей как будто падает сверкающая звезда — на ступенях выпрямляется крылатый страж, одетый в золотые одежды.

— Моя госпожа приглашает путников отдохнуть с дороги и позабавить её историями. Но сперва скажите: не встречались ли вам в пути говорящие животные?

Карстен 4

Знаете, иногда некоторые люди, или сущности Хаоса (не буду показывать пальцем на это золоченое чудо передо мной) задают до одури очевидные вопросы. В пример созданию, сотканному из беспорядка и не имеющего понятия о том, что такое время и пространство, даже Раджим, будучи маленьким мальчиком, не задавал такие очевидные вопросы. Хотя ладно  — Раджим был и остается исключительно умным мальчиком и он скорее исключение.

— Говорящие животные, хах, ну вы и выдумали. Они же не способны воспроизводить такие же звуки, как человек, знаете анатомические особенности строения ротовой полости человека, челюстно-лицевого аппарата, а также гортани и голосовой щели…

Нет, не подумайте, что меня сейчас понесло. Ладно, меня понесло. Но только потому, что вопрос такой размытый! Замолчать приходится потому, что глаза Раджима практически выжигают мой академизм и любовь поболтать, со стороны затылка. Вздохнув, я отвешиваю легкий полупоклон стражу и более официально отзываюсь, чтобы подыграть этой истории:

— Приносим благодарность вашей Госпоже, нам действительно не помешает отдых, а нашим животным вода и корм, — честно говоря, путь по пустыне меня утомил, потому что нужно было следить за пейзажем в надежде углядеть хотя бы что-то, параллельно с этим я с легкой завистью смотрел на летающее такси Лилы, с прискорбием увещевая Ослика о том, что как только мы найдем цивилизацию или что-то в этом духе я найду для него морковку. Друиды всегда платят долги, чтобы вы знали.

— А говорящие животные нам не встречались.

Да, фактически Ослик может говорить.
Фактически со мной может говорить и старый дуб и маленький котёнок.
Но это не значит, что это то же самое, что и человеческая речь. Поэтому ответ окончательный.

Мне не терпится посмотреть, что скрывают за собой толстые каменные стены, потому что гладкие барханы уже заметно приелись взгляду. На пути нам не встречалось никого и ничего – единственными живыми существами были только мы трое, хромающий бедный конь Раджима и Ослик, который ни у кого, кроме меня не вызывал светлых чувств. А всё, что я мог сказать по этому поводу, было сказано ещё возле разлома.

— Мне кажется, у нас вряд ли получится связаться с той стороной, — нет, это я даже не о сдохшей авантюре с телефоном. Предсмертное отпевание ему споёт тщательно скрывающий своё раздражение Раджим. Я аккуратно забираюсь Ослу на спину, рукой указываю куда-то в сторону края песчаных пиков, хватаю поводья лошади левой рукой, — я поведу коня с нами, а тебе Раджим лучше поберечь ногу.

Ведь места в паланкине хватит только двум молодым и красивым, а я просто красивый…

Тем более, во время дороги было приятно ощущать, что Ослик семенит по песку уверенно и скоро. Будь у меня тогда другое настроение, у меня бы в голове роились многочисленные мысли о том, как устроена здешняя физика и анатомия копыт Осла или о том, как можно вылечить хромую ногу коню. Но пока вопрос в другом – как часто кого-то доставали с Изнанки, когда она сама затягивала их туда? Ощущение, будто бы мы в плотном топком болоте – будешь больше барахтаться – уйдешь с головой на дно. Но пока я чувствую опасности от этих животных.

— Если у твоего Дьявола, Лила, есть для нас карта, то лучше бы ему нам её выдать. — вот и всё, что я успеваю сказать перед тем, как наша троица выдвигается в путь.

Раджим 4

Они ехали слишком долго, чтобы назвать это легкой прогулкой: Раджиму, в общем-то, было грех жаловаться, потому как, в отличие от Карстена на его боевом осле и хромого коня, которым приходилось проделывать весь этот путь пешком, он валялся в палантине. Жаловаться все равно хотелось — не то, что жаловаться даже, а, скорее, ворчать: нога ныла при любом неаккуратном движении (любовно подоткнутые под нее подушки помогали только морально), во рту стоял мерзкий привкус варева Лилы, которое она в него влила — исключительно из садистских соображений, как рассудил колдун, потому как чудесного исцеления не произошло. Еще были: неудобные доспехи, созданные явно не для комфортного отдыха, айфон, который не заслужил такой судьбы (и флакон зелья, который, как раз-таки, заслужил), и — портал. На который, вообще-то, были большие надежды, которые растворились в воздухе также быстро, как и он сам.
Если бы не все эти обстоятельства, ему бы даже понравилось: пейзаж пустыни отчего-то успокаивал и заставлял чувствовать себя комфортно. В нем не было непредсказуемости, ощущения угрозы — если, опять же, отделить его от ситуации, в которой они оказались — только миллиарды мелких крупиц раскаленного песка, которые гладит солнце. Сюда бы ковер, вазу с фруктами и хороший кальян: и можно смотреть на звезды. Могут ли быть звезды красивее, чем в пустыне? Вопрос риторический. Звезд в этом месте могло и не быть вовсе.
Какую-то часть дороги он ответственно посвящает документированию событий и ощущений, которые успел уловить: информации все еще слишком мало, не факт, что она будет полезна, но это — лучше, чем валяться на подушках и злобно зыркать на Карстена, оживленно беседующего с новым другом, и выискивать взглядом за очередным барханом песка того, кого можно было бы сжечь. Когда события и выводы заканчиваются, он складывает вещи в сумку и откидывается на подушках — раз он уже в королевском транспорте, то можно позволить себе еще немного комфорта.
— Знаешь, мне могло бы здесь понравиться, — он тихо говорит Лиле, провожая взглядом очередной бархан, — Хочу сказать, я понимаю, почему джинны часто живут в пустыне. Здесь будто нет ничего, кроме тебя и неба — по крайней мере, легко притвориться, что это так. Но если захотеть, здесь можно найти все, что угодно.
Он затихает до того времени, пока не начинает виднеться замок — слишком фантастический для этих мест, будто бы списанный с иллюстраций книжек. Ему не удается насладиться зрелищем: что-то сияющее летит в их сторону, и Раджим ловко спрыгивает с паланкина — чтобы приземлиться куда менее грациозно и выдать из себя шипение от очередной порции боли в ноге.
Их новый знакомый похож на золотую курицу — это, кажется, сильно интересует Лилу. Раджиму хочется спросить, что это за госпожа такая, что держит пернатых на службе, но Карстен берет все в свои руки и начинает болтать — что-то про животных и их строение, выгораживая, своего нового друга — зачем, интересно — Раджим просто молча смотрит ему в спину и принимает решение не вмешиваться в клоунаду старика, раз уж тому так сильно хочется попасть внутрь.
Не то, чтобы у него были другие варианты, что делать сейчас.
— Было бы невежливо явиться в дом той, кто удостоила нас приглашения, — он склоняет голову чересчур вежливо, — не зная, к кому мы идем. Поведай нам о своей госпоже, Страж, чтобы мы могли воздать ей почести, как положено.
Не то, чтобы ему вообще хотелось видеть эту госпожу — да и вообще кого угодно, кто здесь находится: вся эта история пахла чересчур дурно: какие-то злоебучие кубы, подозрительный осел, непонятный суд, клятва выслушать трех незнакомцев… Им, на самом деле, было бы неплохо найти какого-нибудь целителя с руками из нужного места, а еще мага или колдуна из местных, с кем можно было бы договориться и узнать, что здесь происходит. Отсвечивать при этом хотелось меньше всего — но уже поздно думать об этом. Замешана ли таинственная госпожа в том, что они оказались здесь? Почему она не любит ослов? Есть ли у нее ресурсы — и, главное, — желание отправить их в свое измерение?
Видимо, это предстоит им узнать сейчас.
— Я сам пойду, — Раджим подхватывает поводья у Карстена и сочувственно гладит коня по шее. Раз уж он в доспехах, а не в шелках, было бы неправильно валяться в подушках, как он делал до этого. — Надо узнать как можно больше, что здесь происходит, и найти способ вернуться обратно. Мне все это не нравится.

0

21

Лила 4

У дьяволов нет ни карт, ни путеводителей. Потому что им не нужны дороги, это же очевидно. По крайней мере, до тех пор, пока не окажутся запертыми в крохотном теле на корявом сверху шарике посреди огромного ничего...
Зелье не исцелило ногу Раджима. Естественно, ведь никто не наносил ему физическую рану. Но попытаться стоило, иногда отметать простое решение бывает ошибкой. Жаль, что это не тот случай. Нужно поскорее снять с него это проклятие. О, стоило просто вытолкнуть в портал самого Раджима, чтобы не хромал тут! Лила от досады рыкнула в безразличное небо.
Каковы шансы, что послание все-таки достигло той стороны, прежде чем портал схлопнулся? Что ж, даже если так, смысла в этом не много.
Они посреди огромного ничего. И песка. Так много песка. Интересно, с какого древнего его насыпало?
— Эй, отец моего брата! Объясни-ка еще раз, нам обязательно тащить с собой коня? — она подоткнула подушку под ногу Раджима. — Если этот осел приказал тебе так сделать, просто моргни два раза.
Пока они тащились через барханы, Лила нервно теребила бахрому у подушек, распрядала ее на ниточки, отскубала мелкие клочки. Мозг девчушки, ставшей ей домом двадцать лет назад, вынужден был работать на предельной мощности, в таких-то условиях под риском перегрева. Выбираться с Изнанки всегда непростая задача. Она делала это не раз, даже странно, что никто еще не спросил ее об этом. Но, побери нарака, еще ни разу ей не приходилось делать это воплоти, да еще проталкивая вместе с собой двоих смертных. Однако же, и такой способ наверняка был. Только он ускользал, словно мелкая пыль меж пальцами, и тонул в бесчисленных песчинках, а воронка хаоса все глубже и глубже затягивала их в себя. Они в ловушке или все-таки в гостях? Разница едва ли ощутима.
Раджим говорил, как истинный сын джинна. Она бы поняла, если бы он тоже решил уйти в пустыню. Но не смогла бы последовать за ним. От его слов ей стало грустно, но на улыбнулась:
— Тогда мы найдем выход отсюда, душа моя.

Горячий воздух разморил ее, она почти задремала. Так что, когда перед ними из пыли и золотого марева пустыни выплыл восточный замок, она поначалу приняла это за сон или за мираж, и лениво выглянула за занавески, чтобы удостовериться в его реальности. Перед ними сияла Аграба, Тадж-Махал и золото Армитсара в одном лице. Его привратник буквально свалился с неба — или слез с шеста в стриптиз-клубе Синиструма, это уж как посмотреть. Как посмотреть, сука! Больно же!
— Да вы издеваетесь!
Лила раздраженно и томно прикрыла рукой глаза, как разбуженная в полдень звезда ночных танцполов, тут же снова задернула полог паланкина. Кажется, все те блестки, что сыпались из портала в библиотеке, отвалились от костюма этого стражника. От такого яркого сияния не спасет даже вуаль, пришлось зажмуриться.
— Технически, эти оба — животные, — Лила вслепую махнула руками на Карстена и Раджима, едва не заехав второму в глаз. — Чрезвычайно болтливые, — и прибавила полушепотом, с мольбой во взгляде: — пожалуйста, вы не подскажете, что с этим делать?
"Почему это  е д а  и  к о р м  нужны только животным?" — Лила возмутилась мысленно на слова Карстена, хотя есть что-либо у здешних хозяев все равно бы не стала. Не обязательно это опасно, но результат непредсказуем, в лучшем случае от такой пищи не будет толка. И даже туша коня, который чудом не свалился замертво по дороге, тоже под подозрением. Разве что друид из свойственной ему доброты ко всему живому поделится литром воды своего тела? Нет, это вряд ли... Она помнила, что они завтракали совсем недавно, но из-за изнуряющей жары казалось, что путешествие длится уже несколько часов, и невозможно сказать, сколько времени на самом деле прошло на Земле. Считанные минуты или уже дни, недели? И все, что у них было, это бутылка воды Раджима, фляжка с алкоголем Карстена и два, ровно два батончика в сумке Лилы, потому что о еде здесь думать, очевидно, ее забота. Батончики предназначались не ей. Она останется самой голодной в их группе, даже если поглотит половину мира! Нет, это для мальчиков.
— Возьми. Вы же оба достаточно умные, чтобы ничего здесь не есть и не пить? — на всякий случай шепнула она на ухо брату, подсовывая ценный провиант.
Спросить хотя бы имя здешней хозяйки — решение здравое, Лиле тоже очень интересно. А раз мужчины уже расшаркались, то ракшаси делать этого не стала. Хозяйка судеб, на службе у которой крылатые рыцари, устраивает суд, это что еще за пантеон? Единственное, чем эта госпожа может быть полезна сейчас, так это если у нее можно выторговать путь обратно. В противном случае они зря здесь теряют время.
Она нехотя вылезла из паланкина — по большей части испугавшись, что расхрабрившемуся Раджиму все же потребуется рука опереться. Он в своем стиле. Ну, куда он, зачем?
— Позер, — но, видимо, мужской гордости нужно что-то доказывать окружающим. Кому только — ей, Карстену, ослу? Кто такой вообще этот осел, что его все слушают и что о нем не стоит никому говорить? Он что-то украл и сбежал от хозяйки? Он заколдованный принц, перевертыш? Может, его поцеловать? Что ж, Лила так и сделала, просто из интереса, ткнувшись в нос животному. "Отвратительно."
А затем, все еще жмурясь и кутаясь в шаль плотнее, сделала шаг, выставляя вперед руку, чтобы ни обо что не споткнуться. Ладонь очень скоро уперлась в обнаженную грудь, очевидно, принадлежавшую стражу.
— Ой, простите. Вы не могли бы, — она изобразила неловкость, ощупывая его амуницию, на самом деле подключая все свое демоническое чутье, — немного умерить вашу ослепительную красоту?

ГМ 4

Если Осла и веселит вся завертевшаяся вокруг него свистопляска, то он и ухом не ведёт и никак этого не показывает — стоит себе смирно рядом с одетым в потёртую пропылённую одежду Карстеном и помалкивает. Как и положено Ослу.

Но страж дворца не отказывает гостям в ответе — да и с чего бы ему отказывать? Отвечать на вопросы гостей ему никто не запрещал. Крылья подрагивают, когда он отвечает:

— Мою госпожу называют Самандар, и все приходят к ней за судом и справедливостью с тех пор, как она начала править этим местом, прежде отказав многим, желавшим её руки — мужам достойным, но недостаточно достойным, чтобы править рядом с ней…

Осёл же молчит и прикидывается простым ослом даже и тогда, когда Лила лезет к нему с поцелуями — по мнению Осла, это выходка нелепая и достойная всякого смеха, но на то он и осёл, чтобы помалкивать, поэтому он только мотает головой, как будто от мухи отмахиваясь, и хлёстко бьёт себя хвостом по бокам. Он благоразумно помалкивает и тогда, когда Лила откалывает новый чертовски увлекательный номер, хотя если бы кто-нибудь следил за ним внимательно, заметил бы, как яростно бьёт по бокам короткий хвостик. Страж же придерживает Лилу за руку — прикосновения его рук оказываются чуть прохладными.

— Желание гостя — закон, а вы уже ступили под сень гостеприимства моей госпожи. Прошу простить, если это сияние побеспокоило вас.

Теперь даже Лила может смотреть на него, не прикрывая глаз, не говоря уже об остальных. Крылатый страж снова легко шевелит крыльями и жестом предлагает следовать за ним.

Стоит путникам принять приглашение, как дворец как будто сам надвигается на них. Очертания его многократно меняются: от хрусталя до ажурной каменной вязи, от сияния золота до непоколебимого спокойствия слоновой кости — пока, наконец, дворец не принимает один вид (но один ли он для всякого, кто смотрит на него?).

Страж останавливается у витых ворот с узором настолько затейливым, что не поймёшь, то ли ворота вырезаны из дерева, то ли это дерево выросло так прихотливо. Стоит прикоснуться к ним, и они распахиваются.

— Вас встретят, дадут воды умыться и приведут к моей госпоже — у неё достаточно всего, что утолит вас с дороги.

Их и правда встречают внутри: прислужники и прислужницы в лёгких и ярких одеждах с поклонами берут за поводья и коня, и ослика, мягко толкают перед собой парящий паланкин, а гостей увлекают за собой.

— Какая же вы красавица, госпожа! — ахают служанки, обступив Лилу. — Хорошо, что у нас найдутся наряды и украшения, достойные даже вашей красоты. Идёмте, мы искупаем вас.

Карстена и Раджима принимают проще — как и бывает с небогато одетыми людьми. Им достаётся то ли слеповатый, то ли глуховатый (то ли всё сразу) старик-слуга, который к тому же косит одним глазом в сторону, как будто пытается всё время рассмотреть что-то за плечом у гостей.

— Идёмте, — говорит он не то чтобы неразборчиво, но так, что приходится прислушиваться к словам. — Идёмте, господа хорошие, вас, может, в семи маслах и девяти водах не выкупают, но и водичка после песка — вполне скусная. А что, робятки, никаких диковинок с собой не привезли? У нас какие только гости не бывают.

https://forumupload.ru/uploads/001b/ea/09/2/778894.png

Раджим 5

Раджим вежливо кивает, выслушивая ответы стража: иногда дипломатия больше похожа на изнурительную пытку. Было сказано слишком много слов, но не сказано ничего по делу — из речи их пернатого проводника полезным было только имя — Самандар. В целом, он не имел ничего против подобного словоблудия и сам, к сожалению Карстена и многих его коллег, им увлекался; сейчас же ему хотелось побыстрее разобраться с ситуацией и свалить из сказочного песочного города.
И именно поэтому его раздражает то, куда их ведет череда событий: ему не хочется в купальню и аудиенций, ему хочется на свой диван и раскурить кальян с какой-нибудь хорошей книгой. В целом, он не против был бы и пошататься по пустыне, записывая информацию о том, что могло стать причиной возникновения разлома: в этом была хоть какая-то польза. В том, что происходило сейчас — ее не было.
Ну и да, нога отвратительно ноет.
— Благодарю вас за гостеприимство, — он склоняет голову, собираясь уже отправиться за словоохотливым стариком, выделенным им в помощь, пока Лила не встревает с классово-уравнительным требованием: относиться к ним с Карстеном с таким же почтением, как и к ней — вот он, гуманизм от ракшаса. Не то, чтобы Раджим был против перспективы быть умытым одной из этих симпатичных служанок (то будет явно приятнее, чем старик), но болтливость деда могла сыграть им на руку — и, в конце концов разговорить человека наедине проще, чем в толпе.
Он думает было заявить об этом Лиле, когда выдастся минутка, но очень быстро об этом забывает, попадая в купальни: они встречают его приятным, теплый паром. Он не успевает оглядеться, как чьи-то ловкие и умелые руки снимают с него доспехи: Раджим сдержанно благодарит за помощь. Когда одежды на нем не остается, он с удовольствием разминает плечи и спину — кто бы мог подумать, что доспехи — это такая ебаная тяжелая дрянь.
В шелках, конечно, гораздо приятнее.
Раджим спокойно и уверенно идет к ближайшей купальне, от которой исходит пар: насыщенный какими-то маслами, он приятно ласкает обоняние. Своя нагота его не смущает: он слишком долго жил с друидом, бегающим в чем мать родила по лесу, чтобы чья-либо телесность для него была стеснительной — тем более, не зря же он ходит в качалку. Вода принимает его, и он еле сдерживает стон удовольствия — после сухости пустыни и для его болящей ноги — это, все-таки, дар. Хоть им и нельзя оставаться тут надолго.
Служанки суетливо ухаживают за ними, их маршруты давно отточены: масла, кадки с горячей водой, шелковые тряпицы для омовений. К ним присоединяются еще мужчины — суетливые и услужливые, как и девицы. Раджиму вовсе несложно принимать происходящее, как должное — он вовсе не рос в таких условиях, но вливался в декорации так, будто бы был их частью. Хотя бы на уровне собственных ощущений.
Одна из служанок встречается с ним взглядом особенно часто, и он вылавливает момент, когда она подходит к ним снова — не обремененная лишней скромностью, она, в отличие от более юных девушек, не боится поднимать глаз (или делает это не украдкой).
— Я и мои спутники впервые здесь, — он начинает разговор, заглядывая в ее темные глаза, — Расскажи о своей госпоже?
Она улыбается, но отвечает сдержанно:  — Хозяйка пришла сюда не так давно — прежде здесь был другой хозяин, жестокий, и мы все немало от него пострадали. Хозяйке до сих пор приходится исправлять последствия его правления. Оттуда и суды.
— А что за суды? Мы немало удивились, услышав об обычае звать незнакомцев, — Раджим лениво подхватывает кусок надушенного мыла и, не отрываясь от разговора, начинает намыливать свои плечи, — Кто-то присутствует же, кроме госпожи Самандар? Быть может, есть какие-то церемонии?
— Ах ну что вы! Конечно, вы здесь не одни! Это место принимает многих: кто-то приходит за помощью, кто-то просто гостит, а много и таких, кто до сих пор приезжают выказать нашей хозяйке своё уважение. Да вы сами увидите, когда уже, наконец, доплескаетесь и выйдете отсюда, — девушка хихикает, прикрыв рот рукой. — Если, конечно, не пожелаете задержаться.
Раджим слегка усмехается, глядя на ее кокетство. Он не обманывает себя: улыбаться гостям — часть работы этой девушки, и все же не отводит взгляд от ее темных глаз, хоть и ведет себя сдержанно.
— Боюсь, это невозможно. Наш путь, я надеюсь, приведет нас домой. Скажи, — он прерывается на несколько секунд, пока служанка поливает его плечи горячей водой, смывая пену, — А что за странность с говорящими животными? Страж при входе спросил нас о них. Разве придворный колдун госпожи не в силах опознать говорящих зверей?
Служанка округляет глаза.
— Вы, должно быть, совсем издалека, раз ничего не слышали! Предыдущий хозяин много разного творил — а особенно ему нравилось превращать людей в животных и животных — в людей. Когда его призвали к ответу, госпожа Самандар, прежде тоже от него пострадавшая, обратила в животное его самого и повелела забыть тайное слово, возвращающее человеческий облик. Так же она поступила и с теми, на кого он опирался в своей власти и кто хорошо нажился на этих ужасах. Она пощадила было сына колдуна, но тот не проявил должной благодарности и помог бежать некоторым из сторонников прежнего хозяина. И до сих пор ищет путей проникнуть во дворец и освободить отца. А дворец этот таков, что зло не может пройти в него извне, но может пробраться следом за теми, кого хранит закон гостеприимства. Потому стражи госпожи разыскивают следы говорящих животных, чтобы не позволить им пробраться сюда незамеченными. Магии же здесь столько, что — сама я, конечно, этого не знаю — так сразу и не разберёшь, кто перед тобой: обычный зверь или заколдованный.
— Удивительные вещи ты рассказываешь, — задумчиво протягивает Раджим, принимая на себя новую порцию горячей воды и бросая взгляд на совсем уж размокшего Карстена, — Надеюсь, беды обойдут стороной дворец госпожи. Страж, которого мы встретили, показался надежным защитником.
Осел? Карстен расстроится, если его новый друг окажется сыном колдуна, решившим устроить дворцовый переворот, пока он намывает свои бока в купальне. Как будто бы с их везением — это именно тот исход событий, который может произойти с ними.
Хотя был еще конь.

Лила 5

Золотой ангел был на ощупь как Бездна и пах Бездной.
— Самандар, угум... — Лила вертит новое имя на языке, но оно ни о чем ей не говорит. Какая может быть справедливость в Бездне? Она наполнена вовсе не праведниками; и у каждого, кто зовет себя госпожой ли, господом ли, свои представления о справедливости. Не стоит обольщаться и верить на слово, они не в безопасности здесь. Но даже с дьяволом в личине бога можно договориться. Вопрос лишь в том, сторону какого из дьяволов ты изберешь.
Наконец они проходят дальше. И тут же Лилу обступают со всех сторон, обхаживают, как будто госпожа здесь она сама. Приятно ли ей это? Безусловно. Она оборачивается на Раджима с улыбкой, желая разделить радость в глазах, но понимает, что его и Карстена уводят в сторону покоев попроще. Неужели их приняли за слуг? Нет, нет, разделяться ни в коем случае нельзя!
— Ну нет, так не годится, разве это гостеприимство? Пусть к моим спутникам отнесутся с тем же почтением, что и ко мне. И принесите им одежду не хуже моей, их собственная истрепалась в дороге, — она никогда не рождалась аристократкой, сколько себя помнила, но голос звучал уверенно — не слишком заносчиво, ведь она лишь гостья, не наигранно, но требовательно, будто само платье, что она сейчас носила, было ее по праву. Она подмигнула друзьям: в светлых мраморных банях и в окружении красавиц им понравится. А почему это ее брат так угрюм? — Расслабься, свет мой, отдыхай и получай удовольствие.
Забыв про стеснение — можно подумать, оно когда-то было ей свойственно, а не было адаптивной имитацией, — ракшаси скинула белый шелк и спустилась по ступеням в купель, впрочем, повернувшись спиной к мужчинам, чтобы не смущать их слишком сильно. Она сделала вид, будто ее не интересуют местные сплетни, прикрыла глаза, на мгновение отдаваясь ощущениям, запахам благородных масел, соприкосновением теплой воды с кожей. Пусть и мираж с привкусом пустоты, этот мираж был приятен. Но, натирая тело, все же она ловила — нет, не каждое слово — но то, что могло быть сказано между слов.
— И в кого же госпожа Самандар превратила колдуна? Уж не в борова ли?
Она бросила на Карстена многозначительный взгляд. А ведь она предупреждала, что не стоит верить этому ишаку! Впрочем, все может оказаться и так, что Самандар свою историю приукрасила, а на деле все было совсем не так.
— Да что вы! Известно, в кого — в аиста. Поначалу госпожа хотела превратить в птицу его сына, в наказание колдуну, но колдун умолял её сжалиться и не губить юношу. Зверь Пэх — чудовище, и тот бережёт своё потомство. Так и колдун! Да вы и сами его сегодня увидите!
Лила провела ладонью с мочалкой по поверхности воды, вспоминая все те многие истории, в которых боги и полубоги и мелкие божки развлекались между собою тем, что превращались во всяких земных тварей, людей в том числе, или превращали друг друга. Так похоже на брачные игры. Или на то, как Цирцея превратила своих насильников в свиней — должно быть, именно поэтому ассоциация с боровом первой пришла ей в голову. Все ненавидят свиней, пока они не на вертеле. Но если подумать, то ослом быть куда хуже: от тебя все так же воняет, тебя нагружают работой сверх меры, и даже съесть тебя и облегчить тем самым твои страдания не захочет никто. Когда Яхве проклял Каина, он сделал тому знак на челе, чтобы ни один зверь не напал на него, и этим вовсе не спас, но высказал презрение. Потому что никто не ест то, что поганее всего. Но аист? Должно быть, тут крылась какая-то хитроумная острота, но Лиле ее было нелегко понять.
Лила жестом подозвала одну из служанок, что плескала воду на раскаленные камни.
— Скажи, нельзя ли раздобыть моему брату лечебную мазь для его раны? Боль в ноге не дает ему покоя. Или, быть может, госпожа сможет исцелить ее, если мы заслужим ее благосклонность?
Если она так сильна и умна, что совладала с могущественным колдуном, то и скрывать этот изъян незачем даже из предосторожности: все равно все заметит.
— Госпожа добра, может, если будет у неё свободная минутка, она не откажется вам помочь.
К разговору присоединяется один из молодых людей, прислуживающих в бане, и смеется:
— Если вы, конечно, готовы к сделкам. С такими, как хозяйка, даже если они добры, без сделок никак.
— И какова может быть цена? Что можем мы предложить владычице такого богатства, чего у нее еще нет?
Юноша пожимает плечами, набирая из корзины лепестки черных роз вперемешку с мелкими желтыми цветами, и бросает их в воду.
— Она сама назначает свою цену. Говорят, прежде чем властвовать здесь, она взяла с правителя ближайшего халифата клятву, что он женится на ней в обмен на её помощь.
Другого ответа Лила не ожидала, но выдавать брата за какую-то стерву из Изнанки, будь она даже безгранично красива, она бы не стала, даже прилагайся сверху гора золота размером с этот дворец. С другой стороны, такую кровную связь можно использовать, и тогда это уже не расплата, а еще один подарок... Нужно было обернуться юношей, вот что было бы умнее всего сделать!
— И он сдержал клятву? — "Или она превратила и его в какую-то птицу с огромным клювом в наказание?"
— Он — да. Она решила, что ещё не время.
Лила удивленно приподняла бровь. "Значит, хозяйка все-таки не замужем..." Будто и вправду сама метила на место супруга. Что значат вопросы пола для существ отсюда? Если же сохранять серьезность, то ответ юноши мог означать и то, что эту цену Самандар не попросит, ведь у нее уже есть суженый. Она попросит их службы. В каком бы то ни было виде. О, хоть бы Раджим не вызвался героем!
Интересно еще и следующее: кого и за что сегодня судят. И сколько же гостей из других миров заманила к себе Самандар, чтобы созывать присяжных? Отпускает ли она их потом обратно, что берет взамен? Или это колдун заманил их сюда? Но это проще всего узнать не из разговоров слуг, хоть они и болтливы, а присутствуя на суде увидеть все самой.
Потому Лила не стала слишком долго нежиться в паре, как бы ни хотелось, а встала, всплеснула ножкой по воде, "случайно" обрызгав Карстена. "Присматривай за сыном", — мысленно передала она ему. А затем завернулась в ворсистое широкое полотенце, что услужливо подали девушки, и начала приводить себя в порядок. Чистые одежды уже были здесь, вместе с украшениями, аккуратно сложенные. Она на всякий случай проверила, все ли ее вещи на месте, и извлекла из широкого кармана платья косметичку.
— Мне не терпится увидеться с госпожой. Давайте же пойдем скорее! — это к спутникам, со слегка наигранным энтузиазмом. И следом к слугам: — Прошу, отведите нас к ней.

ГМ 5

Слуги словно звенят колокольчиками на разные тона, когда с радостным смехом и шутками одевают гостей в новые, чистые, яркие одежды. Но с ними почти никто не идёт — только старшая прислужница, с похожей на медь кожей с достоинством приглашает гостей следовать за ней.

Прежде чем они успевают покинуть бани, к Лиле приближается — пожалуй даже, не столько приближается, сколько проходит мимо — слуга, который рассказывал о неслучившемся браке хозяйки и, коснувшись её на миг и едва разжимая губы, шепчет:

— Поверните кольцо на пальце, только если в этом будет крайняя нужда.

Он уходит, прежде чем она могла бы выдать эту тень разговора: вокруг много слуг, и затеряться не составляет труда — достаточно скрыться за спинами и зайти за ближайшую колонну.

Гости проходят многочисленными галереями и коридорами, успевают полюбоваться на мозаики, на фрески, на распространяющие прохладу фонтаны и благоухающие цветы жасмина, прежде чем стены расступаются, и они оказываются в просторном, украшенным живыми цветами и дающими приятную тень деревьями внутреннем дворе. Пёстрый мозаичный пол почти не виден под низкими столиками, составленными в форме буквы «П», и пёстрыми подушками, которых достаточно даже для самых привередливых гостей, которым и пары подушек мало, чтобы разместиться с комфортом.

Госпожа Самандар, одетая в синее и зелёное, сидит в центре, окружённая самыми дорогими гостями, но достаточно одного взгляда, чтобы понять, что даже в оживлённом разговоре она не выпускает из виду сидящих на подушках гостей. Многие из них выглядят потерянными, но достаточно и тех, кто разместился спокойно и с комфортом — кто-то даже пробует вино и лёгкие закуски, чтобы подкрепиться до начала настоящего пира.

— Мэтресса кровавых купелей Вишахари, сын пустынного пламени Раджим аль-Вальхан Малик, ревнитель зелёной тени Карстен Амундсен, — громко возвещает о них немолодой уже, но не растерявший силы и крепости мужчина.

Глаза госпожи Самандар обращаются к ним, и на миг кажется, будто в них сверкает пламя.

— Я ждала вас. Утолите голод у моего стола и обогрейтесь у моего очага, — произносит она, поднявшись с места и указав на свободные места — очень близко к «перекладине» буквы «П», где восседает она сама.

— Да не погаснет он никогда, — отзываются некоторые из гостей — должно быть, лучше прочих знакомые с обычаями дворца.

https://forumupload.ru/uploads/001b/ea/09/2/157703.png

Карстен 5

Фитилёк масляной лампадки догорает вместе с моим доверием к окружающим.
Ослам ли, людям, это не так уж и важно. Пока вокруг разливается тепло и плавится на языке аромата тяжелых сладких масел я успеваю подумать о многом — Осёл и вправду охренеть какой волшебный на это раз. Обычно все такие шутчки можно было списать на мою оприродовленность, но в этот раз остается только сладкий вкус обмана.

Чувствую ли я разочарование? Злюсь ли я?
Да, но лишь по той причине, что этот Осёл может быть на самом деле Человеком. Поверьте, я как и Матушка природа за всё первозданное, и магические перевороты и переобувки из одного биологического вида в другой меня, мягко говоря не прельщают.

— Благодарю вас, — остается только услужливо вежливо бурчать в ответ слугам в купальнях.

Пока нашу компанию,  из благородных и более походящих к месту Раджима и Лилы, и менее подходящего меня — чьё лицо тут по уместности можно сравнить с картофельным очистками на лобовом стекле, ведут к зал судебного заседания, я успеваю лишь кинуть удивленный взгляд в сторону стойла, где балгополучно разместились Осёл и конь. Мне бы стоило закатить Ослу слезливую сцену, но приходится расправить плечи и слушать. Вокруг шелестят листья и просторная зала не похоже на то место, где обычно читают заунывные статьи и выдержки из многочисленных законодательных кодексов. По-моему больше похоже на ресторан восточной кухни вперемешку с одной из комнат в квартире Раджима. Официозом тут и не пахнет. Тонкие нити хаоса из беспорядочных частиц собираются в образы, образы строят перед нами стены.

А что если весь этот суд, пустыня и животные одна сплошная иллюзия?

Раджим 6

Когда приходит время, вылезать из купели ему уже совсем не хочется. Распаренный, намытый ароматными водами, смягченными маслами, он бы сидел и сидел там — ваза фруктов, хороший кальян и еще больше рассказов от слуг о хитросплетениях конкретного сгустка хаоса посреди другого хаоса: лучше, чем любой сериал. Карстен с Лилой, будто бы, не разделяли с ним этого удовольствия — первый хмуро натирал подмышки и сверлил взглядом стену по направлению осла; вторая… Ну, это Лила. Иногда Раджиму казалось, что у нее что-то вроде магического шила в ее магической заднице, и это — неизлечимый диагноз.
Поэтому, когда она торопит всех, он даже не пытается спорить — медленно вылезает из воды, принимая мягкие полотенца от слуг. В доспехи влезать совсем не хочется — будь он воином, он был каким-нибудь лучником, лишь для того, чтобы не носить эту груду металла на своих плечах: неудобно, некрасиво, сковывает движения. Куда как больше ему понравилось бы быть колдуном при армии — ходишь себе в нарядных одеждах нужных цветов и смотришь, как несчастные вояки таскают на себе половину ежедневной нормы пункта приема металлолома.
Вселенная, как обычно это и бывает в сказках, почти сразу же отвечает на его мысли — вместо потертых доспехов ему выносят цветастый наряд, в который он облачается. Немного волшебства с волосами, и он выглядит великолепно (по его собственному мнению) — хоть больная нога и портит картину. Когда они идут, провожаемые слугами, в приемный зал к госпоже — он идет медленно, стараясь не афишировать собственную контузию: это даже отчасти получается, хоть каждый шаг и отдается болью.
Двери перед ними открывают, как положено.
Зал открывается ему яркими красками — дорого, богато, красиво. Госпожа Самандар — совсем нетрудно угадать, кто она, ведь она сидит в центре, — выглядит роскошно; впрочем, все, кто присутствуют здесь, выглядят достойно ее компании. Раджим слушает, как глашатай объявляет их и, сдерживая усмешку, посылает мысль Лиле: «Я бы посмотрел на их лица, если бы “ревнитель зелёной тени” появился перед ними в том мешке, в котором он был», и, через несколько секунд, «о мэтресса кровавых купелей». — Да не погаснет он никогда, — звучит из его уст некоторым отставанием от общего хора, но он и не должен знать местных традиций.
Им выделили лучшие места — рядом с хозяйкой дома, и Раджим благодарно кивает слугам, которые провожают их до стола. Он садится рядом с Самандар, чуть стискивая зубы, когда приходится опуститься на подушки; все здесь — невообразимо сложные, пестрые сгустки хаоса, кроме его боли в его ноге. И все же самолюбие не дает ему проявлять какие-либо эмоции на этот счет.
— Мы благодарим за ваше великодушное гостеприимство, госпожа Самандар — нас приняли и о нас заботились, как о дорогих гостях, — он благодарно склоняет голову, прежде чем продолжить, — Я и мои спутники в этих краях впервые, и, должен сказать, что величественные своды вашего дворца и его благосостояние потрясают не только взгляд, но и душу. И хоть дорога была тяжелой и долгой, нам показалось, будто бы сама судьба нас привела сюда — или чей-то зов. Так ли это было, госпожа Самандар? Или нам благодарить пустыню за то, что привела нас к вам?
Самандар звонко смеется. Раджим невольно улыбается ей вслед.
— Слова ваши сладки как мёд, дорогой гость, но разве вы думаете, что я в силах приманить вас из глубин пустыни? Благодарите не меня — благодарите Провидение. Если только кто-то ещё не помог вам найти мой дворец. — Она удостаивает его более внимательным взглядом, но коротким взглядом — таким, какой легко упустить, если не знать, что он может значить. Раджим не реагирует на него никак — и надеется, что его спутники тоже.
— К моему несчастью, мне ведомо о вас совсем немногое — мы прибыли издалека. Только ваше славное имя и то, с каким восторгом и благодарностью отзываются от вас слуги — что, если подумать, тоже немало: редко когда я видел такие восхищенные глаза у тех, кто прислуживает. Они много говорили о вашей красоте, уме и справедливости: первое ласкает взгляд, как ранние лучи солнца, второе слышно в ваших речах, и тут я скромно опускаю свою голову перед вами... — Раджим делает небольшую паузу, чуть склоняя голову, — Что до третьего, надо полагать, это — и есть та причина, по которой мы со спутниками находимся сейчас с вами.
— И как они сладки, так они и мудры... — Самандар с улыбкой прикрывает глаза на несколько секунд. — Плохой я была бы судьёй, если бы слушала только оглушительный звон собственного оскорблённого сердца. Я принимаю вас в своём доме, чтобы и вы помогли мне в ответ. Сегодня вы выслушаете историю преступника, которого скоро приведут сюда, а я, в свою очередь, выслушаю ваши истории. И пускай Провидение направит меня и поможет мне судить справедливо.
Внутри себя Раджим вздыхает. Все, о чем говорит Самандар, замечательно, конечно; но не приближает их к разгадке того, почему они здесь. И для чего. Разве что кто-то хитроумный расписал сценарий так, что они узнают это от пленника.
— Да поможет и нам Провидение слагать свои речи так, чтобы в них была услышана суть, — он согласно кивает. — Я и мои спутники не так хорошо знаем ваши обычаи, госпожа, а потому прошу простить, если мой вопрос неуместен. Мы можем узнать, в чем обвиняется этот человек?
— Солнце не светит ночью, а суд не вершат в сумраке незнания. Вы узнаете — так же, как и все мои гости.
Раджим внутренне вздыхает еще раз — но следом кивает. Очевидно, спорить тут неуместно.
«Что думаешь?» — посылает он Лиле. Было бы неплохо, если бы можно было еще спросить и Карстена, но, к сожалению, из невербальных навыков общения у старика — только многозначительные взгляды.

ГМ 6

Госпожа Самандар устраивается поудобнее, и по движению её изящной руки в центр двора вносят накрытую расшитым покрывалом клетку. Никто не прикасается к покрывалу — слуги с опущенными глазами отступают, пятятся, посматривая больше себе за спину, и в конце концов удаляются. И тогда-то покрывало слетает с высокой и узкой клетки, будто сорванное резким и решительным движением руки. В клетке, даже не дрогнув под неожиданно хлынувшим светом, стоит болезненного вида аист. Заключение едва ли идёт ему на пользу — а может, он просто слишком стар.

— Смотрите, гости, — госпожа Самандар не кричит, но её голос разносится над внутренним двором так, чтобы каждый слышал её так отчётливо, как если бы сидел рядом. — Вот тот, свидетельством о чьих преступлениях я вынуждена сегодня оскорбить ваш взгляд и слух — такова моя вина и мой долг, потому что молчать об этом подобно пытке. Перед вами колдун, который был хозяином этих земель прежде меня. Века владычества развратили его, заставили думать, будто бы власть его по праву и никто не посмеет её отнять. Долгая жизнь вызывала у него скуку, а скука сделала его жестоким. Он пренебрёг своими обязанностями хозяина и не просто брал плату за свою помощь — он отнимал всё у тех, кто нуждался в нём. Он заставлял тех, кому нужна его помощь, служить ему всей своей жизнью и не брал платы меньшей. А тех, кто был слишком горд и упрям и искал справедливости, обращал в животных и птиц и обрекал на существование, в котором его жертвы не могли даже попросить о помощи, потому что никто, кроме них самих, не понимал его. Я была одной из этих жертв. Когда-то я была его ученицей, пыталась восстать против него и была наказана, но теперь вынуждена судить его, потому что кто ещё сможет сделать это, кроме меня?

Ненадолго над двором повисает тишина — даже тихие слуги не решаются подливать гостям вина, да никто и не прикасается к вину. И тогда голос госпожи Самандар звучит снова:

— Я хочу, чтобы вы вспомнили самое ужасное, что когда-либо совершали — только без лжи, о нет, здесь солгать не получится. И я хочу, чтобы вы сами отмерили себе наказание. И тогда…

В воздухе рядом с клеткой собираются в парящий шар крохотные блестящие частицы — то ли песок, то ли водяная пыль. Сделав несколько оборотов, шар превращается сначала в песочные часы, затем — в весы, а после собирается в огромное зеркало.

— Я взвешу тяжесть ваших преступлений и тяжесть наказаний. И отмерю наказание для этого преступника, опираясь на вашу самую честную справедливость — к самим себе.

Её взгляд обращается к Карстену.

— Это будет хорошим началом — какую историю нам расскажет почти святой?

Карстен 6

Речи хозяйки дворца мерно резонируют от толстых каменных стен. Сморщенный полуоблезлый Аист тонким листом посеревшей бумаги сжался в клетке. Мне становится невольно его жаль, потому что всё, что я вижу сейчас это больная измученная птица. Золотистые прутья и золото украшений звенят в такт словам. Я перевожу взгляд с клетки на точеную фигуру Саламандры, невольно улыбаюсь. “Почти святой” считывается как “почти комплимент”, когда обращаются ко мне — внимание собравшихся сходится в единую точки и под колким вниманием многочисленных глаз мне становится неуютно. Боковое зрение улавливает Раджима и его насупленные брови — да это мой сын, кажется уже готов устроить здесь небольшую революцию и реформацию в одном флаконе. Во взгляде Раджима что-то порывисто вспыхивает — незаметно для других, и тут же гаснет. Короткий момент, дарит мне ощущение дома. Это чувство заполняющей до самых глазниц стабильной обыденности, отчего сразу становится привычно и уютно. Раджим всё-таки вспыхивает и говорит:

— Моя госпожа, но ведь нет лика светлее и чище в этих стенах, чем ваш. быть может, вы одарите нас честью и первой покажете пример того, каким должно быть  правосудие к самому себе?

Лила сидящая чуть поодаль, замерла, будто ленивая кошка, готовая в любой момент бросится за зазевавшейся мышкой. Говорят, что сила ракшас подобна безжалостной песчаной буре, и я рад, что эта буря на нашей стороне. Лиле, кажется это напоминает увлекательную игру. Она слегка улыбается, я с облегчением осознаю, что Раджим постоянен и твёрд в своих пламенных чертах и в своем принципе, что ему вообще-то все известно лучше всех.

— Я расскажу свою историю. Но первая честь — гостям: таково моё повеление, — а местные чертовски скрытные ребята.

Эти короткие переговоры помогают мне настроится на нужный лад — до того восточного уважительного раболепия, которым владеет Раджим мне далеко, но нельзя отставать от молодёжи. Поднявшись со своего места я обвожу взглядом собравшихся, чтобы остановиться на Самандр.

— Благодарю вас, о прекрасная Госпожа, — остается послушно отвесить низкий поклон, только для того чтобы упереться ладонями в устойчивую иссохшую землю, — но боюсь, что в моей истории не будет большого интереса для вашего слуха.

Я не люблю бессмысленную жестокость.
Я воспринимаю смерть, как один из закономерных этапов существования. Всё рано или поздно закончится, только само мироздание будет длится вечно в неведомом Хаосу постоянстве. Мне бы хотелось с гордостью заявить, что я никогда в жизни не сделал ничего плохого — не шёл на поводу у собственных слабостей, всегда был честен и всегда пребывал в гармонии с собой. Тогда меня бы попросту не существовало. Но, к счастью, это не так.

— Меня вряд ли можно назвать святым, — поднявшись из коленопреклоненной позы я всё же предпочитаю смотреть на местную госпожу снизу вверх, но глядя ей в глаза, где пляшут искры тьмы и золота, я не испытываю ни страха, ни растерянности, — однажды я убил человека, потому что так захотел. Посчитал это правильным.

На меня мгновенно накатывает тот момент — мглистый сосновый лес, звук выстрела и последний короткий рык убитой медведицы. Я мог бы соврать, что забыл и не помню, как жалобно в унисон плакали спрятавшиеся чуть поодаль годовалые медвежата. Мог сделать вид, что не помню, как истошно кричал тот охотник и крики птиц, вспорхнувших с деревьев. С каким хрустом ломались чужие кости и непередаваемый пьянящий запах крови, что заполнял сознание алым и горячим гневом. Охотники после этого ещё несколько лет подряд передавили из уста в уста рассказ о том, как огромный огненно-рыжий медведь задрал молодого охотника. Было бы легко списать это на сработавшие животные инстинкты, порыв ярости и сверлящее мозг желание уничтожить или защитить.

Это было бы неприкрытой ложью и огромной роскошью — удобно уметь превращаться в медведя и оправдывать все свои порывы животными инстинктами. Удобно, но неправильно. Мне страшно, что однажды перекинувшись в медведя я уже никогда не смогу принять облик человека и так и останусь пусть и не жестоким по своей сути, но движимым только простыми инстинктами, которые велят бить, бежать, спариваться или прятаться. Это одновременно и просто, и так мучительно — быть в гармонии с природой и её частью и не иметь никакой высшей воли над самим собой. И если подумать, то наказание выходит логичным и правильным.

— Справедливым наказанием было бы превратить меня в медведя, только без сохранения человеческого сознания. Правда, я не могу быть уверен точно, но кажется, что этот правитель уже получил свое сполна. И всё равно, решающее слово будет только за вами, Госпожа.

Раджим 7

За последние сутки Раджим множество раз столкнулся с необходимостью держать лицо — гораздо чаще, чем это происходит в обычной жизни. Отказ местной королевы — или как правильно называется ее должность — заставляет его вновь прибегнуть к этому умению: покорно склонить голову, заставить себя заткнуться — раз уж раньше, чем вырвалась последняя реплика, заткнуться у него не вышло. Он скользит взглядом по Карстену и Лиле — они не обманываются его безмятежным спокойствием: и правильно делают, в общем-то.
Что за уебанская прихоть — заставить других судить самих себя?
Раджим глубоко вдыхает — но вместо запаха благовоний и изысканных масел чувствует лишь запах лицемерия: кому-то очень нравится нюхать чужое грязное белье. О подобных вещах христиане рассказывают своим священникам, буддисты пытаются отречься в медитациях; конституции любого мало-мальски приличного государства содержат пункт о том, что человек имеет права не свидетельствовать против самого себя. И против ближнего своего, но это, в общем-то, не обязательно.
“Сами отмерили себе наказание”. С чего бы вообще это делать — мало ли тех, кто это сделает за человека? Что за больное воображение у этой саламандры — играть на чувстве вины тех, кого называешь гостем? Надо думать, воспоминания, к которым она призывает вернуться, вряд ли можно назвать светлыми и приятными; и для чего? Чтобы у нее и местных слуг был повод для сплетен? Или потому что она сама не способна принять решение, которое считала бы справедливым?
Бред. Челюсти Раджима сжимаются слишком сильно для расслабленной мускулатуры лица, и он чувствует, как закипает — температура вокруг него становится выше, а ткань, прилегающая к телу, нагревается. Он механически хватается за кубок вина, чтобы отвлечься, но вспоминает о том, что вместо сладкого красного здесь — только выдержанный хаос. Он делает вид, что пьет, и возвращает кубок на место.
История Карстена его удивляет достаточно, чтобы он отвлекся.
Он внимательно следит за мимикой и жестикуляцией — нахмуренные брови, свидетельствующие о том, что следы в памяти не истерлись, зависший взгляд вникуда — да, Карстен хорошо помнит, как это было. С другой стороны, если он считал это убийство правильным — значит, у него был повод: достаточный, чтобы хотеть убить человека. Если помнить, что речь о блаженном от мира ботаники, можно себе представить, кем стала его жертва: мучитель лисят-младенцев, серийный убийца белочек или кто-то похлеще.
Нет ничего неправильного в том, чтобы принимать сложные решения, если ты готов нести за них ответственность. Ответственность — это не чувство вины, заставляющее придумывать себе наказания.
— Кхм, — Раджим прочищает горло, поймав взгляды, устремленные в его сторону, — Боюсь, я своей историей я не смогу ни усладить чей-то слух, ни заставить трепетать от ужаса сердце.
Он бросает взгляд на Лилу, и кисло усмехается: — Я крал древнии реликвии, обманывал святых чужих религий, тайком пробирался в святилища и раскапывал чужие могилы. Я сжигал дома тех, кто были моими врагами. Мои руки обагрены кровью чужой жизни с тех пор, как мне исполнилось восемь лет. Ни за что из этого я не испытываю чувство стыда или вины — я делал все это, потому что считал правильным, а потому — не вижу для себя наказания.
Раджим переводит на Самандар, и — уже по привычке — склоняет голову.
— Думаю, самым тяжким из грехов было мое рождение: разбившее семью, погубившее жизнь моей матери — из-за появления на свет младенца вне брака ее изгнали в бордель, где после нескольких лет унижений она и скончалась. — Он поднимает взгляд, и, через несколько секунд заканчивает, — Я думаю, что наказание, отмеренное мне — справедливо: она назвала меня именем, которое значит «проклятый». И все, кто знают меня, видят эту печать на мне, куда бы я не пошел.

Лила 6

Дворец и внутренний двор, превращенный в праздничный зал для трапезы, поражают великолепием, но только не Лилу. Она по-прежнему убеждена, что все это — не настоящее, чувствует это каждой частичкой своего тела. Сочащийся, переливающийся хаос в каждом грамме бытия. Хотя если избрать своей судьбой жизнь здесь, разница не слишком велика: точно так же в земном мире все состоит из упорядоченных частиц и в конце миров распадется на составные, не оставив после себя ничего. Это ли не иллюзия вещественности, значимости? И все же их тела, насколько Лила могла судить, все еще состояли из вещества, а не хаоса, и вещество по непонятной причине нравилось ей больше.
Собственное истинное имя звучит не то чтобы неожиданно, но обнажающе; то, что его озвучили, не нравится Лиле. Оно горько отзывается внутри воспоминаниями. Зато, благодаря этому, она смогла не засмеяться вслух в ответ на мысленную шутку Раджима, превратила смех в сдержанную улыбку, вторя пожеланию благополучая очагу Самандар вслед за гостями. Но брат, конечно, ее реакцию мог почувствовать.
Как и чуть позже мог почувствовать, как она закатывает глаза от его красноречия. Немного перебрал с похвалами госпоже, но все же хорош и, как всегда, по-человечески догадлив. Лила предоставила возможность говорить ему, а сама под видом трапезы осматривала стол и гостей. Да, своим земным спутникам она наказывала не есть и не пить, но что станет с демоном от еще одной частички хаоса? Устоять было сложно, слишком уж аппетитно выглядели яства. С аккуратностью, присущей особе с идеальными манерами, она попробовала пару блюд и отхлебнула вина. Еда оказалась на редкость вкусной, так что Лила сразу же пожалела о своем решении. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не наброситься по-варварски на содержимое блюд: это было бы невежливо. Но она нет-нет, да и утаскивала в рот по кусочку оттуда и отсюда.
"Думаю, что нам придется играть по ее правилам, — отозвалась она на мысленный вопрос Раджима, транслировав и его вопрос, и свой ответ еще и Карстену. К счастью, Самандар не заставила ждать слишком долго. Свои правила она озвучила предельно ясно. Лила смотрела на принесенную клетку с замиранием сердца, то ли со страхом, то ли с восторгом. Золотая клетка с запертым внутри нее колдуном что-то неумолимо ей напоминала. Ракшаси с интересом перевела взгляд на Самандар, затем снова на "аиста". А потом — на Раджима, чье раздражение оторвало ее от раздумий. Она предостерегающе застучалась в его разум: "Стой, так нельзя, ты перегибаешь..." Но вопрос был уже озвучен. К чести Самандар, та ответила сдержанно, а могла ведь и превратить ее брата в какую-то пташку.
— Всемилостивая госпожа, простите моего неразумного брата, он вовсе не хотел оскорбить Вас. Конечно же, мы расскажем свои истории.
Она склонила голову.
Карстен приятно удивил ее. Конечно, Лила не мнила его святым — людям пороки свойственны так же, как существам, это естественно — но уж точно считала наделенным лучшим моральным компасом из всей их тройки. По странной логике ракшаси, его рассказ вызвал у нее уважение. И потому, что был способен в прошлом на убийство, пускай вынужденное. И потому, что его раскаяние казалось искренним. "Нет, я не дам никому превратить тебя в медведя, ты нужен Раджиму, чтоб тебя, ты сам сказал, ты ему как отец."
А Раджим, видимо, решил разбить ей сердце. "Радж..." Лила непроизвольно протянула в его сторону руку, коснулась плеча. Ей хотелось обнять его. Хотелось дать ему пощечину, чтобы привести в чувство. "Прекрати это, ты не проклят, у твоей матери было дерьмовое чувство юмора." Разве он не знает, что на санскрите его имя означает "царь"? Разве он мало сделал добра за свою жизнь, чтобы опровергнуть собственные слова? "О Аллах, брат,мне будет мало сегодня всего вина, что способна наколдовать эта стерва."
Лила поднялась со своего места, отставив кубок, аккуратно промокнула салфеткой губы от влаги. И дважды вдохнула и выдохнула, гладя из-зпод тени ресниц на прекрасное лицо Самандар.
— Госпожа, от Вас не утаить истину. Семнадцать веков я отбываю наказание за великий грех: за то, что пошла против воли богов и отреклась от своей сущности. Наказание мое тяжко: ни в чем не знать ни покоя, ни насыщения, и так до скончания этой кальпы. Числу загубленных мной душ нет числа; чем дольше я живу, тем их больше. Но Вы спрашивали о самом ужасном грехе. Лишь один свой грех я считаю ужасным.
Кажется, не только госпожа Самандар и ее свита услышат эту историю впервые. Но утаить ничего нельзя. Так сказано. Лила говорила размеренно, тщательно подбирая слова: она чувствовала, что их выбор важен.
— Однажды я повстречала мужчину, владевшего магией, и полюбила его. Своей рукой я подсказала ему путь к большему величию, чем мог достичь смертный. Я не заботилась о том, были ли его дела правильны и добры, и каким человеком он станет. Мы творили злодеяния вместе и упивались этим. Я гордилась этим. Лишь когда его сила стала пугать меня, я решила остановить его. Тогда я созвала совет из двенадцати ведьм, что послушали меня, и с их помощью заточила моего любимого в месте вне пространства и времени. Это заточение... не изменило его к лучшему, моя госпожа, лишь ожесточило еще больше. Жалею ли я о том, что привела к славе чудовище? Безусловно. Но две сотни лет моему сердцу не было покоя, потому что я предала свою любовь. Ни одна мука не сравнится с этим. Но мое проклятие голода сделало меня ненасытной и до мучений. И в наказание я прошу у безграничного Хаоса, чтобы я сделалась немой и неспособной к убеждению, чтобы ни от кого мне больше не было веры. Чтобы меня никогда больше не любили. И чтобы те, кто мне дорог, — она встретилась взглядом с Раджимом, гадая, как он примет услышанное, — отвернулись бы от меня навсегда. В такую цену я оцениваю свое предательство.
Видит Хаос, она хотела бы и большего. Хотела бы исправить содеянное ценой своей жизни, забрав с собой и порожденное собой зло. Хотела бы быть заточенной в Бездне без шанса вновь возродиться в мире живых. Но озвучить эту часть было бы лукавством, уловкой получше прочих: именно за желание своей смерти она была осуждена на жизнь и безграничную тягу ко всему живому. В истинной смерти часть ее души искала спасения, а не наказания. Куда хуже жить и видеть в любимых глазах лишь отвращение к себе.
— Теперь простите мне мою дерзость, госпожа Самандар. Вы благоразумны и мудры; может быть, этот колдун, о котором мы слышали сегодня, заслужил свое нынешнее обличье и прутья своей клетки. Но скажите мне, разве его заточение сделает его лучше? Разве оно принесет Вашему сердцу покой? Или, может быть, оно сможет отменить все им содеянное? Я не прошу его помиловать, госпожа. Но Вы лучше меня знаете, что ни одно заточение — в теле аиста ли, в неприступной ли тюрьме, в глубине Бездны ли — не может быть вечным, как не вечен и сам мир. Вот мой совет. Но я — тлен, я значу не больше, чем основание этого прекрасного стола с пищей на нем, за которую я благодарю вас; решение же остается в Вашей власти, — Лила покорно склонила голову. — Вот, мы рассказали наши истории, и все они полны горя. Можем ли мы узнать, какое наказание избрал бы для себя сам подсудимый? Конечно, если дать ему слово будет не слишком опасно.

ГМ 7

Госпожа Самандар молчит, и только её глаза разгораются золотом — пляшущим на золотой глади отражением пламени, которое, разгоревшись, способно наброситься на любого, и есть ли от этого пламени защита?

Три истории. Выслушав историю Карстена, она с достоинством кивает, внимательно сощурившись: я понимаю тебя. История Раджима заставляет её едва заметно повести подбородком в сторону и слегка опустить тяжёлые, сверкающие золотом веки: мне жаль тебя. Но когда заговаривает Лила, госпожа Самандар смотрит прямо на неё и не шевелится, поглощённая словами, которые падают в воздух, сорвавшись с губ ракшаси. Она впитывает их всем своим существом, как будто принимая щедрое и долгожданное подношение. Но что она думает, глядя на Лилу глазами, подобными расплавленному золоту… Молчание, куда более глубокое, чем в реальном мире, молчание мыслей неслышно звенящей струной повисает в воздухе.

Наконец, Хозяйка медленно поднимается со своего места.

— Нет покоя тем, у кого нет сердца, моя драгоценная Вишахари. Но что же мне делать с тобой? — госпожа Самандар делает плавный, почти незаметный шаг, затем ещё и ещё. Она вышагивает так, как будто не касается ногами земли, как будто лишь парит над землёй, как будто у неё и вовсе нет ног, потому что она не испытывает в них необходимости. Она проходит мимо золотой клетки и приближается к Лиле. — Никто из них не просил меня о наказании. Но ты — просила, — она останавливается перед Лилой и говорит негромко, но её слова слышит каждый во внутреннем дворе дворца. — Скажи мне: хочешь ли ты, чтобы я ответила на эту мольбу?

Она не меняется в лице и не отводит взгляда, когда Лила смотрит на неё с недоумением. Она уверена в своей власти: здесь ничто не способно поколебать эту власть. Она ждёт лишь ответа Лилы — и дожидается.

— Я просила у Хаоса, госпожа. И если под вашим именем скрывается изначальный разум, повелевающим всей необъятной вселенной того, что зовут Изнанкой, — тогда да, я покоряюсь и прошу этого.

Золотые глаза госпожи Самандар сверкают, и она коротко ведёт в воздухе рукой.

— Эти уста не замкнутся, потому что в этом нет нужды. Отныне всякий, кто услышит тебя, не усомнится в твоей лжи. Так велю я…

— Кольцо! — раздаётся знакомый уже им троим голос — более хриплый, как будто изменённый, но всё-таки знакомый.

Хлопанье чёрных, как ночь, крыльев — во двор камнем падает огромный грач с блестящим оперением, но камня касается ногами уже молодой мужчина. Тот, кого они видели в купальнях. Тот, кого они слышали в облике осла.


Огненный кнут, появившийся в руках хозяйки дворца, бьёт по окружившей гостей сфере, и та разбивается, осыпав всех тысячами солёных водяных брызг.

— Хавийя-а-а-а-а-а!

От пронзительного крика госпожи Самандар вздрагивает земля. А затем, скребя многочисленными когтистыми ногами по стенам дворца, во внутренний двор спускается, откликнувшись на призыв хозяйки, гигантская, хищно пощёлкивающая жвалами многоножка, и без промедления бросается на тех, кого указывает ей госпожа.

— Схвати их!

Карстен 7

Улыбку сдержать уже не получается, старое и несомненно постыдное воспоминание смахивается и меркнет в ярком огне чужой ярости. Раджим распаляется, я слушаю его отчасти оглядывая собравшихся вокруг куски Хаоса, которые слепили в людей в восточных одеждах. Речь Лилы отличается от хлёстких обличительных слов Раджима, она тянется темным серым полотном – перья Аиста в клетке такого же цвета. Птица, кстати, выглядит странной – осмысленный затравленный взгляд, какой бывает только у людей. Мне стоит подняться и отнять клетку, но не сейчас. Сейчас — слишком рано. Я аккуратно поворачиваю голову в сторону Раджима — знаю, он прикроет.

— И в наказание я прошу у безграничного Хаоса, чтобы я сделалась немой и неспособной к убеждению, чтобы ни от кого мне больше не было веры. Чтобы меня никогда больше не любили. И чтобы те, кто мне дорог, отвернулись бы от меня навсегда. В такую цену я оцениваю свое предательство, — будь я мультяшным персонажем, моя челюсть бы проломила каменный пол и парочку слоев тектонической породы. В моих глазах читается ясное – Лила, дорогая, КАКОГО ХУЯ? Аист в клетке дробно постукивает клювом. Я снова обвожу взглядом зал – парочка шагов, проверка на ловкость рук и клетка будет у меня. Осталось только подгадать нужный момент в этой кавалькаде драмы. Он настает, когда Самандар отходит от золоченной клетки с птицей.

— Раджим, присмотри за Лилой, — успеваю шепнуть ему я, аккуратно поднимаясь со своего места. Я практически не слышу что говорит хозяйка местного замка, лишь вижу боковым зрением, как она поднимает руку и оттого замираю на полпути, ещё не успев отделиться от Лила и Раджима. А потом…

— КОЛЬЦО!

Да блять! Почему этот голос кажется таким знакомым? Не могу вспомнить... Да, хрен его знает почему, я не успеваю подумать потому что вокруг нашей троицы взвивается поток морской воды. Соль оседает на языке, а холодные брызги на коже.

— Я хватаю Аиста, а потом мы дружно валим отсюда, — сообщить план у меня выходит по-деловому – быстро, четко и без лишних эмоций, потому что потом меня окатывает с ног до головы солёной водой. Сфера разрушена, ах как же жаль. Когда завеса спадает я вижу того, кто был обладателем голоса из рекламоы ювелирного магазина. И мне удается вспомнить и осознать, что где-то рядом с нами облаченный в расшитую звездами накидку, стоит мой товарищ, на котором я ехал сюда верхом. Даже как-то неловко.

— ОСЁЛ?! – на жеманные знакомства нет лишнего времени, пока вокруг кипит суматоха нужно спасти Аиста. Я бегаю хорошо, даже в обычной не животной форме, мне удается схватить в обе руки и крепко прижать к себе клетку в птицей. Моя работа здесь однозначно окончена, я оглядываюсь по сторонам – всюду только крики, пыль и первозданный Хаос, вкупе с небольшим пожаром – типичная тусовка тинейджеров, я бы сказал.

— Ты просто обязан нас отсюда вытащить! – мои слова тонут в крике Самандар и, наверное , Осёл сделает вид, что ничего не слышал. В ушах пульсирует кровь от оров местной царицы. Земля под ногами мелко и дробно дрожит, а затем с верхней кромки стены спускается весьма любопытное создание. Каким-то магическим образом многоножка вырастает практически рядом со мной, подозрительно похожая на Сколопендру Лукаса. Я не двигаюсь, просто смотрю перед собой, захваченный любопытством. Тело серовато ржавого цвета, голова сердцевидной формы. На всех тергитах, за исключением двух последних, имеются две расходящихся бороздки. На стернитах присутствуют аналогичные вдавления, которые, однако, не сходятся со спинными. Бока туловища с оторочкой. Чуть-чуть сжатые, относительно тонкие задние ноги не имеют сверху на бедренной части острого ребра, а вооружены только двумя-тремя шипиками, внизу же всегда только двумя. На пластинках мандибул и максилл по семь зубцов…

— Схвати их!

МЕНЯ? Да я же чёрт, возьми ничего плохого не сделал! От Осла ждать помощи не приходится. И тут она мне не нужна, я чувствую как частички Хаоса медленно переплетаются с моей собственной магией. Вместо росы на тонких листьях и ветках поблёскивают песчинки и это по-своему прекрасно.

— Тебе не нужно на нас нападать, ведь мы не опасны для тебя, — мой голос резонирует в такт Хаосу и природе внутри многоножки, в мелодичную низкую ноту. Я не требую, лишь прошу, очень мягко, — помоги нам выбраться отсюда и мы больше тебя не потревожим…

Пару секунд сколопендра, угрожающие покачивается, а затем многоножка бросается в сторону и всем своим телом ударяется о стену. По толстому светло-песочному камню идут тонкие темный трещины.

— Лила! Раджим! — я старательно ищу взглядом этих демонов пустыни и политического бунта.

Раджим 8

История Лилы полна сожалений и глубокой печали.
Раджим знает ее лишь в кратком изложении — более кратком, чем пятиминутная речь у Самандар: и сейчас больше вслушивается в голос, чем в подробности ее предательства. Являются ли благие намерения смягчающим обстоятельством для подобного преступления против объекта любви? Да. Нет. Смотря про кого речь, на самом деле.
Он никогда не строил из себя человека высокой морали — по большей части она у него была примитивной: “ебал я истину, Платон дороже”, если вспоминать Сократа, или: quod licet iovi, non licet bovi, — или двойные стандарты. Раджим всегда считал, что это нормально — в этом, можно сказать, и заключается суть человеческих отношений. Иначе говоря: каннибализм, употребление людей в пищу — это мерзко и, в целом, нездоровая история. Но если это является частью культуры или речь идет о Лиле — окей.
Хотя все равно мерзко.
Ему грустно смотреть на то, как Лила винит себя до сих пор, хотя Дариус, будь он человеком, уже раз двадцать бы умер и заново прожил бы жизнь — это было чертовски давно, хоть и срок давности преступления для Лилы, судя по всему, еще не вышел. Еще больше его злит: не то, что она обвиняет себя (хотя это на самом деле тоже) — а то, что вываливает свои внутренности на блюдечко какой-то самопровозглашенной пигалице из хаоса. Не лучший момент, чтобы устроить себе исповедь — если ей было так нужно, могла бы сходить к имаму.
Но что интересно: Самандар, при том, что совершила ровно то же самое, в чем кается Лила, не ведет даже бровью. Не имеет значения, связывали ли любовные узы ее и ее несчастную птицу в клетке — узы ученичества и наставничества не менее непреложны, чем романтические. Очевидно, ее это не слишком волнует — ее лицо непроницаемо, невозмутимо — и это злит Раджима еще больше: когда она встает, чтобы ответить на драматический выпад Лилы.
Какого хуя?
Далее все происходит слишком быстро: к Лиле возвращается разум, и она успевает повернуть кольцо, о котором напомнил кто-то, то уже затерялся в толпе. Мощный всплеск магии порождает сферу, отделяющую их и Самандар: слава Аллаху, начало происходить хоть что-то интересное — Раджим вскакивает почти молниеносно (сразу же вспомнив после о том, что у него, вообще-то, болит нога) и опрокидывает стол перед собой.
— Ах ты сука, — в высоких речах больше нет необходимости, и Раджим вспыхивает: просто потому что ему надоело сдерживаться. Карстен накидывает рабочий план, с ним все нормально — жаль, уже протрезвел, боевой панда им бы пригодился, — и все было бы охуенно, если бы не материализация огромной, блять, сороконожки — то-то им ебанувшейся суки на троне не хватало.
Пока Карстен переманивает ее своими друидскими чарами, Самандар замахивается огненным хлыстом — метя то ли в него, то ли в Карстена, уже неважно, на самом деле: — Ну уж нет, блять. — Раджим в длинным прыжком со здоровой ноги перекрывает траекторию полета хлыста в сторону Карстена: приземляться больно, но адреналин и злость делают свое дело. Он выкидывает вперед руку, наспех шепча защитное заклинание, и отражает удар.
Не то, чтобы ему очень хотелось говорить с этой сукой, но лучше бы ее отвлечь от Карстена, пока он налаживает дипломатию с членистоногими и ворует пернатых.
— Священный долг гостеприимства был тобой нарушен, ты, подлая тварь, что предала своего наставника. Сколько еще грязи прячется за твоим смазливым личиком?
Не то, чтобы он ждет ответа — но пока говорит, распаляется еще сильнее. Сфера чистого, концентрированного огня вылетает из его ладони и достигает цели: Самандар отлетает на пару метров и портит прическу, — не особо впечатляющие успехи, но начало уже положено. Вместо контратаки она жестом направляет на Раджима трех охранников: но он слишком распален и зол, чтобы это показалось проблемой — разведя широко руки он призывает столп огня, заставляя прислужников кричать. Будь бы они людьми, их лица бы уже покрылись пузырями и превратились бы в мало аппетитный шашлык: вот так, мальчики, задумайтесь в другой раз о демократии.
Самандар отступает, и Раджим оборачивается, чтобы посмотреть на успехи своей команды свержения политического режима: сколопендра, удачно соблазненная Карстеном, пробила стену. Раджим, прихрамывая, направляется в сторону тактического отступления.
— Аиста взяли?

0

22

Лила 7

Лила рассказывает свою историю определенным образом. Не так, как рассказывала Раджиму, не так, как рассказала бы, как там? Имаму? Определенно иначе. Впрочем, не переигрывает: театральная скупая слеза была бы перебором. Ее скорбь искренняя, ее раскаяние — тень настоящего раскаяния. Ей бы очень хотелось, во всяком случае, чтобы в этом предательстве к Дариусу не было нужды. Чтобы все сложилось как-то по-другому. Настолько сильно хотелось, что она и сама уже не знает точно, где правда, кто кого предал и была ли любовь. Столько десятилетий прошло, никто уже не сможет ни подтвердить, ни опровергнуть. Ее история звучит слишком откровенно, слишком уязвимо. Но так надо. Лила должна понять, что такое эта Самандар, чего она на самом деле стоит. Истинный злодей зачастую вовсе не тот, кто им назван. Уж Лиле-то это известно лучше других.
Именно поэтому, когда Самандар приближается к ней и задает свой вопрос, Лила не скрывает удивления. Лила просила у Хаоса, но не у Самандар. Такая надменность со стороны Самандар, впрочем, могла быть и не блефом. Что, если перед ней и в правду повелительница всего Хаоса? С ответом нужно было быть очень осторожной. Тогда она сделала вторую проверку. Если Самандар та, на чей уровень посягнула, то так тому и быть, это единственная власть, которой Лила покорна. Если же нет... Проверка удалась.
— Эти уста не замкнутся, потому что в этом нет нужды.
Дальнейшие слова уже не имели значения. "То есть, ты в Хаосе никто, лишь еще одна выскочка, как и твой драгоценный Аист... Что ж, спасибо за признание."
Лила поворачивает кольцо сразу же, как только раздается возглас знакомого голоса, и кольцо делает ровно то, о чем можно было догадаться по его форме: создает волну, защищающую от иссушающей магии "хозяйки". И даже если бы ее проклятье сработало, теперь оно пугало не сильнее смерти.
— Вели что хочешь, моя дорогая.
Самандар, ожидаемо, тут же прячется за спинами созданных ей монстров и иллюзий, а Лила гадает: эта гигантская сороконожка тоже является ее заколдованной соперницей? А может быть, несчастной гостьей на одном из ее дурацких судов? Судя по тому, что она поддается на чары друида, она не является миражом, созданным Самандар, и подвластна ей не полностью. Более того, кажется, хочет покончить с собой — или разрушить этот дворец. Ее трудно не понять.
— Спасибо, Карстен, — а ведь Лила уже готова была взять бой с ней на себя, чтобы под удар огромных жвал и ядовитых ножек не попали Карстен и Раджим особенно, но теперь в этом не было нужды. Последний, к слову, уже давно рвется в бой, ему и говорить лишний раз не нужно, что вот теперь-то можно сорвать всех демонов с цепей. "Жги, родной." Ей нравится смотреть, как что-то — или кто-то — горит от его рук. Однако, такое пламя нуждалось и в защите от него, да и среди гостей были и те, что казались вполне реальными, возможно, такими же случайными жертвами миража в пустыне, а не его частью. Так что Лила повернула кольцо еще раз, надеясь создать вторую волну пошире, но фокус не удался. Она выругалась на древнем наречии и создала другую стену, уже собственной магией, чтобы оттеснить всех гостей и охрану за пределы круга, где разгоралась битва. Этой небольшой заминки хватило, чтобы парочке охранников из свиты Самандар все же удалось пробиться внутрь.
"Красавчик, похоже, мы на одной стороне. Не знаешь ли случайно, где у этой стервы самое уязвимое место?" — Лила мысленно обращается к тому, кто еще недавно был ослом, которого она, из невинной прихоти своей, даже поцеловала — а теперь, возможно, расцеловала бы по-настоящему, вот только выиграют битву.
Осёл смеётся, удерживая на расстоянии охрану Самандар.
— Дорогая, у Хаоса нет уязвимых мест! Но, может, кто-то из вас знает волшебное слово, которое поможет превращённым в животных вернуться к прежней форме, даже если они пали жертвой смеха и всё забыли? У вас его, говорят, ещё некоторые помнят.
— Раз не помогаешь, лучше б оставался ослом. Зачем мне расколдовывать твоего папочку, если ты бесполезен?
Расколдовать всех, может быть, и хорошо, но ракшаси сейчас волновала только Самандар. Уязвимые места есть у всех. Особенно у тех, кто уверен в своей неуязвимости. Аист, возможно, мог бы помочь лучше, чем его сын. Но то, что самопровозглашенная хозяйка оказалась сукой, еще не значит, что он не такой же.
— Он помог бы лучше меня, только и всего, — Осёл подмигивает Лиле, уворачиваясь от удара стражника. А затем начинает бить посуду, вызвав недоумение. Но Лила не собиралась ждать, что он собирается сделать. Она метнула кинжал в Самандар, надеясь раскроить ей горло. Похоже, ведьма такого не ожидала и не успела увернуться: пролетевшая сталь угодила точно в цель, прошив гортань. Осколки тарелок, которые метнул Осел, смертоносным вихрем вонзились в ее тело следом. Другое дело!
Лила издала довольный смешок, глядя, как покоцанная хозяйка отступает ко дворцу. И это все? Уже сдалась и поковыляла зализывать раны?
— Кажется, мы и сами неплохо справляемся, — она шагнула ближе к Самандар. Удерживать защитный барьер теперь не было необходимости, напротив, неплохо было бы, чтобы Раджим и Карстен скрылись вместе с клеткой. Оборачиваться и смотреть в глаза Раджиму она опасалась, и потому просто надеялась, что он не станет глупить: это ее привилегия. — Эй, Высокочтимая Госпожа! Как же так вышло, что о немоте просила я, а уста сомкнулись у тебя? — естественно, Самандар не ответила, и тогда Лила подобрала один из осколков с остатками, кажется, баранины, чтобы привлечь к себе внимание. — Повернись, когда с тобой говорит Вишахари! — но ее нога скользнула на пролитом вине, и осколок в этот раз пролетел мимо, со звоном разбившись об пол в полуметре от хозяйки, свернув весь пафос мистрессы кровавых купелей в комизм. Проклятье! А так хотелось догнать ее и свернуть ей шею, чтобы возрождалась потом пару столетий. И где гарантия, что она не выпустит из клеток парочку других своих монстров?

ГМ 8

Осёл!

Жаль, некому было самодовольно воскликнуть это, чтобы добавить абсурда всей ситуации. Жаль, некому было и обратить внимание на то, как изгибаются в усмешке губы самого Осла, как бы его ни звали на самом деле — если у него вообще было имя.

Когда они побеждают — и побеждают без труда, а как ещё должно быть в сказке? — он не тратит лишнего времени: победа ещё не стала окончательной, чтобы её праздновать. Резкий взмах ладоней — и часть гостей развеивается под порывом ветра, а костюмы почти на всех становятся привычными и современными. Осёл хлопает в ладони — под звоном хлопка воздух вздрагивает и собирается сверкающими складками в дыре в стене, которую проделала сколопендра. За этой дырой — отголоски привычного, реального мира. Никакой пустыни и никаких дворцов, по крайней мере.

— Пора, гости. Уходите — или оставайтесь частью истории навсегда, — глаза Осла сверкают предгрозовой синевой, но веселья в них гораздо больше, чем угрозы кому бы то ни было.

Большинство бросается в дыру сразу, воспользовавшись возможностью удрать, а тот, кого здесь знают как Осла, поднимает с земли упавший тагельмуст и протягивает руку поочерёдно всем троим своим спутникам и соратникам.

— Я ведь был прав, когда просил не выдавать меня, не так ли? — подмигнув Карстену, говорит он. — Теперь история пойдёт дальше. Когда-то давно мы начали с истории про обращённого в аиста халифа, но это было слишком скучно, и так появился колдун. Потом — его ученица, ставшая саламандрой. А там дело дошло и до сына колдуна — и теперь я даже заслужил имя, — его глаза довольно сверкают. — Пока у истории передышка — но однажды мы сыграем снова. Вам пора, если только и вы не захотите остаться.

Он возвращает на место тагельмуст, поправляет его и делает шаг в сторону, пропуская троицу к проходу в реальность — там уже мелькает знакомое им дерево. Однако, прежде чем они уйдут, Осёл протягивает руку к Лиле (впрочем, так и не касаясь её) и склоняет перед ней голову.

— История закончилась, но, может быть, прекрасная царевна пожелает и дальше оставаться царевной и править по правую руку от меня? Новому правителю нужна молодая, мудрая и грозная в бою супруга.


Но за Лилой остаётся ещё одно слово — то самое, которое она могла назвать прежде. В воздухе разносится звон, подобный звону колокольчиков или тонкому смеху, и вместо аиста из клетки едва не вываливается на землю измождённый старик: как водится, опасного мага хозяйка дворца не кормила так же, как гостей. Он опирается на руку сына и переводит взгляд с разгромленного внутреннего двора на уходящих в дыру в пространстве гостей. Он смотрит на них с жадностью, но ничего не говорит — только коротко кивает. На этот раз эти люди не в его власти. Но когда-нибудь начнётся новая игра, и, может, тогда он сможет не только поквитаться с Самандар.

— Молодому правителю ни к чему жена, однажды уже сбежавшая в слабый и несовершенный мир, — он смотрит на троицу почти голодно. Смотрит как тот, кто рад был бы их схватить, сцапать когтями аиста — но не может. — Вам пора.


1 Карстен, Раджим и Лила приняли участие в Сказаниях Хаоса и вернулись в Город живыми — не всем участникам так повезло.
2 Раджиму также пришлось закрывать разлом в библиотеке.
3 Кольцо на пальце Лилы обгорело, пройдя через разлом, но осталось с ней — Лила получает артефакт «Опалённый Хаосом» (скрывает обладателя в дыму, защищая его от яркого света и огня).

Лила 8

История заканчивается быстрее и проще, чем Лила думала. Впрочем, то, что их появление здесь лишь использовали для своей истории, ее не слишком удивляет и даже не задевает. На их месте могли оказаться любые другие несчастные. И история могла бы принять совсем другой оборот. Осел говорит о том, что он был прав, но Лила уверена, что правым здесь остается лишь победитель. Соверши Самандар свою черную казнь, она осталась бы прекрасной и непогрешимой в глаза тех, кто так и не изведал бы глубин ее двуличия.
Вернувшись в свой привычный вид (впрочем, менее родной, чем восточные наряды), Лила снова проверяет свои вещи. на месте все, кроме сгоревшего телефона и истраченного флакона с несработавшим зельем. Она проверяет и медальон — оставленный маячок четко указывает на образовавшийся разлом. Предложение Осла настолько же неожиданно, насколько и заманчиво. Но Лилу никогда не интересовала власть такого масштаба. А что до сердца — оно, вопреки суждению Самандар, у нее есть, и находится вовсе не здесь. Если бы даже она и хотела, то не смогла бы остаться.
— Увы, но я вовсе не царевна. Предложение твое щедро и лестно. Но у меня еще есть обязательства перед моими друзьями и ошибки, которые необходимо исправить. Поэтому я не могу принять его. Но взамен могу исполнить другое твое желание, — с этими словами она подошла к принцу-Ослу ближе, на этот раз уже не иронично оставляя легкий поцелуй на его челе. — Слово, что ты ищешь, рассказывают в наших сказках. Это слово: мутабор.
Стоит ей произнести его вслух, как чары спадают. Халиф-Аист оборачивается человеком, старым и исхудавшим настолько, что его становится жалко. Впрочем, лишь до тех пор, пока он не открывает рот. Из уст колдуна не исходит ни единого слова благодарности, только упрек. Тут уж впору пожалеть о только что сказанном заклинании и подыскать в памяти другое, которое превратит его в коровью лепешку. Впрочем, в последнем старик прав: им действительно пора, Раджим и Карстен только гости в этом мире, и она сама тоже, а дальнейшая история их уже не касается.
Лила сначала открыла рот, слегка опешив от слов в ее адрес, потом закрыла его и улыбнулась халифу, сказав совсем другое:
— Уверена, вы сумеете подыскать подходящую невесту вашему сыну в этом полном совершенства мире, — она улыбнулась еще шире и отвесила легкий поклон. — Да будет вам всегда достаточно даров его.
Слабый и несовершенный мир все-таки был Аисту и другим созданиям Хаоса зачем-то нужен. Примерно так же, как ей нужна человеческая плоть, чтобы сохранять рассудок. Будь Хаос совершенным и самодостаточным, никому не пришло бы в голову открывать разломы. Впрочем, пока у тех, кто правит хотя бы частью Бездны, суждения сродни мнению халифа, у Земли еще есть время и шанс не быть сметенной под натиском демонов прямо завтра.
Короткий разговор Раджима с Аистом ничуть ее не успокоил, а только подкрепил тревогу и вызывал еще больше вопросов. Но медлить дольше было нельзя. Так сказано: "уходите — или останетесь здесь навсегда". Лила взяла брата крепко за запястье, второй рукой подхватила руку Карстена и потянула их за собой в портал.


https://i.imgur.com/xASnl2K.gif

https://i.imgur.com/1nvxMEv.gif

https://i.imgur.com/35DKrmx.gif

и приходи в этот мир пустым
17 июля 2024 года, вечер • Синиструм • Rajim Malik, Carsten Amundsen, Leela Kaur
♪ The Meto - Проклятье

Никто не знает наперед
Что он должен оставить
Чтобы забрать с собой то, зачем идёт

Карстен, Раджим и Лила приняли участие в Сказаниях Хаоса и вернулись в Город живыми — не всем участникам так повезло. Но ни одно путешествие на Изнанку не проходит бесследно, она въедается в душу, оставляет свои вязкие следы, и необходимость закрывать зияющую брешь между мирами — лишь малая их часть.

Раджим 1

Порог разрыва они переступают, когда на улице уже полночь.
В главном зале библиотеки — здесь все началось, здесь все и закончится — почти пусто и все также не убрано. У дверей дежурят два силовика из ГОГ-4 — одного зовут Даррен, второго Раджим не помнит. Встрепенувшись, они настороженно оглядывают их фигуры — неудивительно, с учетом произошедшего. Даррен сжимает в руках винтовку, тот, второй — нервно сжимает и разжимает руки в кулаках — видимо, маг, или кто-то еще, кто колдует руками. Раджим спокойно вскидывает руки:
— Все нормально, Даррен, это я.
Наверное, так бы сказала любая неведомая хуйня из пространственной дыры, но, судя по всему, дежурные заебались не меньше, чем он сам, поэтому слегка расслабляются. Даррен подхватывает рацию и докладывается: — База, прием, это Тэ-шесть. Разрыв активировался. Исследователь, ассистент и гражданский вышли из разлома. Угрозы нет.
Тишина в три секунды и следующий ответ:
— Прием. Говорит база. Принято. Необходимо закрыть разрыв.
— Прием. Принято.
— Тэ-шесть, повторите.
— Прием, база. Закрыть разрыв. Принято.
— Прием, принято.
Раджим выдерживает паузу после последнего “принято” и уточняет:
— Как вел себя разрыв, пока нас не было?
— Нестабильно, — уже более раздраженно, чем собрано, отвечает коллега, — Сначала спокойно, а потом ебнуло — вспышка, ваше послание и все такое. Ребятам пришлось попотеть, чтобы закрыть его. Решили оставить дежурных, на случай, если вы вернетесь и нужна будет помощь.
— Иншааллах, не потребовалось. А телефон-то где?
— В центре, забрали как вещдок.
— Ясно.
Раджим устало кивает, потирая шею и оглядывая Лилу с Карстеном. Выглядят усталыми, но, в целом, все в пределах нормы.
— Гражданскому нужна помощь?
Раджим пожимает плечами. — Карстен, тебе помочь? Вроде все нормально.
Посреди неловкой шутки раздается голос второго дежурного: — Мистер Малик… А что там было?
— В основном, песок. И пара спятивших отродьев хаоса, — он кисло усмехается, — Я думаю, вы можете идти, если хотите. Я закрою портал.
***
Разрыв приходится закрывать с помощью начерченных сигил — он достаточно заебался, чтобы не думать о том, что и без сторонней помощи справится с этой задачей. Пол библиотеки придется мыть еще тщательней от следов мела и воска, но это уже не его проблема. Раджим встряхивает руками, смахивая ощущение коликов на кончиках пальцев и выдыхает.

— То есть вы вот так просто можете вызывать разломы из хаоса? И ничего для этого не нужно?
— А это так сложно?
— Но зачем?
— Творить в одиночку скучно. Люди всегда привносили в это остроту.

Диалог уровня финальной стычки эпического боевика, и он не выходит у Раджима из головы. То, что ебаный дружок Карстена и его батя-аист оказались редкими ублюдами, все еще не удивительно; удивительно то, как просто они относятся к последствиям, с которыми приходится сталкиваться тем, кто на другой стороне.
Раджим устал. Он злится — и еще хочет выпить чего-нибудь покрепче.
— Не могу поверить, что вся эта срань произошла просто потому, что одному уебку было скучно.
Он достает из сумки влажные салфетки и зло оттирает следы мела от ладоней.
Это не должно быть так.

Лила 1 черновик

- Представь, если скучно станет всем им. Вообще-то... я могу их понять. Скажи спасибо, что они позвали гостей к себе, а не вышли из Бездны сами.

0


Вы здесь » ★★★ » Ignis Mori » leela kaur, rakshasi


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно